О ложной ревности и внутрицерковной полемике

Собственно, само по себе явление это для Церкви привычное. Святые отцы также полемизировали, и во все времена были свои интеллектуальные вызовы, свои опасности, свои ошибки, о которых необходимо было предупредить чад Церкви, и через всё это открывались искуснейшие в слове. Разумеется, и сейчас есть немало тех или иных идей или явлений, распространение которых в церковной среде представляет в большей или меньшей степени угрозу для духовного состояния верующих. И люди, неравнодушные и ревностно относящиеся к вере, не оставляют без внимания и без ответа вызовы и соблазны сего дня.

Однако ни для кого не секрет, что нередко во внутрицерковной полемике можно увидеть примеры далеко не святоотеческого духа, несмотря на внешне самую благообразную риторику.

Как известно, грех любит скрываться под личиной какой-нибудь добродетели. Например, слова о христианской любви могут быть прикрытием для маловерия и любви к миру сему, – что мы видим в экуменизме. А слова о ревности по вере могут быть прикрытием страсти к осуждению и порождающих её ненависти и зависти. И как в первом случае мы имеем дело не с любовью, а с псевдолюбовью, так и во втором случае мы имеем дело не с ревностью, а с псевдоревностью.

Есть вполне чёткие критерии того, как отличить истинную ревность о Боге от псевдоревности. Мы укажем три таких критерия.

Истинная ревность рождается от пламенной любви к Богу и поэтому не может выражаться через презрение к слову Божию. Как мы знаем, Христос повелел своё обличение прежде высказывать лично и наедине тому, к кому имеешь претензии, и лишь в случае неоднократного упорства, засвидетельствованного двумя или тремя свидетелями, сообщить об этом деле всей Церкви (см. Мф. 18:15-17). Соблюдение или несоблюдение обличителем этой заповеди можно назвать первым критерием.

Святые отцы так поступали даже с явными еретиками – святой Кирилл Александрийский написал немало вежливых и смиренных писем Несторию прежде, чем стал публично полемизировать с ним, также и святой Григорий Палама прежде написал три личных письма Варлааму, в которых сначала узнавал, правильно ли понял его учение, а затем увещевал оставить заблуждение. Они поступали так потому, что имели подлинную любовь и к Богу и к тем, кого обличали, – потому что хотели, по слову Христову, «обрести брата своего» (Мф. 18:15), а не покрасоваться перед толпой, гремя красноречием.

Но человек, больной ненавистью и прикрывающий её ревнительской риторикой, никогда так не поступает. Он сразу, едва ему кто-то не понравился, бежит возвестить urbi et orbi. Он никогда не обратится к обличаемому, ибо тот не интересен ему сам по себе, как личность, как брат, – он интересен лишь как очередной объект удовлетворения своей тёмной страсти.

Вспоминаются по этому поводу слова святого Исаака Сирина: «Кто исправляет брата своего в клети своей, тот исцеляет собственный свой порок; а кто обвиняет кого-либо пред собранием, тот увеличивает болезненность собственных своих язв. Кто втайне врачует брата своего, тот явной делает силу любви своей; а кто срамит его перед глазами друзей его, тот показывает в себе силу зависти» (прп. Исаак Сирин. Слова, 85).

Второй критерий – переход на личности. Святые отцы могли, разоблачая ересь, упоминать имя ересиарха или кого-то из идеологов заблуждения, если это имя и так уже у всех на слуху, и если сам еретик открыто противопоставляет своё лжеучение Православию. Но для отцов всегда главным было разоблачение заблуждения или порока, а не перемывание косточек конкретным еретикам или грешникам. И нередко святые отцы писали полемические работы, вообще не упоминая никаких имён, например это можно видеть у прп. Ефрема Сирина в труде «Против исследователей естества Сына Божия», и у прп. Паисия Величковского в труде «Возражение против хулителей умной молитвы». И это естественно, ибо для отцов была важна борьба с грехом, а не с грешником, с заблуждением, а не с заблуждающимся. А у псевдоревнителей всё наоборот – для них центральное место занимает личность, которую они выбрали в жертвы, а слова о чистоте веры и прегрешениях против неё, – подлинных или мнимых, – не более чем повод для «законного» осуждения и поношения.

Мысль о том, чтобы обличить то или иное возмутившее их явление, не называя ничьих имён, псевдоревнителям даже не приходит в голову, а если её им предложить, то они такое предложение выслушают совершенно без энтузиазма. Так писать им совершенно неинтересно, ведь тогда исчезнет самый главный для них стимул.

Совсем не сложно определить, что для автора полемического текста является главным. В случае святых отцов и подлинных ревнителей о вере если мы уберём из текста упоминания обличаемых персон, то текст по содержанию почти не уменьшится и не пострадает. А если из текста псевдоревнителей убрать выпады против тех или иных лиц, то от текста мало что останется, он станет обрывочным, бессвязаным и бессодержательным.

Наконец, третий критерий, позволяющий отличить псевдоревность от подлинной ревности о вере – мелочность.

Святые отцы и все подлинные ревнители о вере решались обличить кого-либо только в том случае, когда речь шла о сознательной, публичной и многократной проповеди явно еретических взглядов, или об открытом поведении высокопоставленного лица, показывающем, что это лицо считает нормой то, что Бог называет грехом. Только такие вещи, совершаемые открыто, сознательно и многократно, и представляющие угрозу для многих, были в глазах святых достаточным основанием для того, чтобы взяться за перо.

А у псевдоревнителей всё совсем по-другому. Им достаточно одной неточной фразы или одного необдуманного поступка, чтобы объявить священную войну и начать строчить обличающие статьи.

Святые отцы вступали в публичную полемику, чтобы прекратить соблазн, вызванный тем, что уже всем известно, а псевдоревнители сами порождают соблазны в Церкви, извлекая на всеобщее обозрение то, на что без них никто не обращал внимания. Псевдоревнители ходят, как львы рыкающие, ища, кого поглотить, глядя придирчивым оком, выискивая малоизвестные высказывания или поступки и вообще любую мелочь, которую можно взять за повод для осуждения новой жертвы.

Позволю себе в заключение привести слова святителя Игнатия (Брянчанинова) об этой духовной проблеме. В своей работе «О прелести» он говорит, что «надо весьма остерегаться плотской и душевной ревности, представляющейся по наружности благочестивою, в сущности – безрассудной и душевредной. Мирские люди и многие монашествующие, по незнанию своему, очень похваляют такую ревность, не понимая, что её источники суть самомнение и гордость. Эту ревность они величают ревностью по вере, по благочестию, по Церкви, по Богу. Она заключается в более или менее жестком осуждении и обличении ближних в их нравственных погрешностях и в погрешностях против церковного благочиния и чиноположения. Обманутые ложным понятием о ревности, неблагоразумные ревнители думают, предаваясь ей, подражать святым Отцам и святым мученикам, забыв о себе, что они, ревнители, – не святые, а грешники. Если святые обличали согрешающих и нечестивых, то обличали по велению Божию, по обязанности своей, по внушению Святого Духа, а не по внушению страстей своих и демонов. Кто же решится самопроизвольно обличать брата или сделать ему замечание, тот ясно обнаруживает и доказывает, что он счел себя благоразумнее и добродетельнее обличаемого им, что он действует по увлечению страсти и по обольщению демонскими помыслами…

Человек, водимый плотским мудрованием, никак не может правильно судить ни о своем внутреннем состоянии, ни о состоянии ближних… Достойно замечания, что по стяжании духовного разума, недостатки и погрешности ближнего начинают казаться весьма маловажными, как искупленные Спасителем и удобно врачуемые покаянием – те самые погрешности и недостатки, которые плотскому разуму казались необъятно великими и важными. Очевидно, что плотское мудрование… придавало им такое огромное значение. Плотское мудрование видит в ближнем и такие грехи, каких в нем вовсе нет: по этой причине увлекавшиеся безрассудною ревностью часто впадали в оклеветание ближнего и соделывались орудием и игралищем падших духов».