Русское лицевое шитье: история и современность

Работа золотошвейной мастерской Сретенского монастыря

В искусстве Церкви, как и в богослужении, следует четко видеть две стороны: внутреннюю и внешнюю. Основной, существенной стороной является внутренняя – духовно-догматическая. Внешнюю, видимую сторону составляют те технические и изобразительные формы, которые служат раскрытию внутреннего содержания. И главное, что всегда выделяет церковное искусство из прочих, есть четкое соотношение этих сторон без ущерба каждой из них.

Из всех видов церковного искусства более других приближена к литургическому действию православная иконопись. Природа (символы) богослужения и иконописи одинаковы, различны только способы выражения. Как христианское богослужение стало возможным после воплощения Сына Божия и Его искупительного подвига, так и иконопись стала возможна только после Нового Завета. Она становится зримым выражением сущности Церкви. Видимое и невидимое, реальное и условно-символическое служит единой цели – спасению человека.

Еще отцы VII Вселенского Собора, утвердившие догмат иконопочитания, говорили об учительной и назидательной роли изображений в Церкви. По определению богословов, «икона есть богословие в красках». К этому определению иконы можно добавить и другие: икона – это откровение Божие, выраженное в линиях и красках; икона – это воплощенная молитва.

С иконографическими и цветовыми традициями древней иконописи тесно связаны традиции и лицевого шитья. Лицевое шитье – это своего рода «живопись иглой».

Как и прочие виды церковного искусства, лицевое шитье пришло на Русь из Византии. Высочайшее художественное и техническое мастерство византийских мастеров получило свое логическое продолжение и техническое развитие в художественном творчестве Руси, вместе с этим сохранив и во многом преумножив уже сформировавшиеся традиции старых мастеров.

Центрами лицевого шитья в домонгольский период, несомненно, были Киев и Великий Новгород, поддерживающие широкие торговые и дипломатические связи с Византией. В XI веке в киевском Андреевском (Янчином) женском монастыре, по свидетельству летописцев, существовала мастерская шитья и тканья, где первые монахини из русских княжон занимались рукоделием. Летопись 1183 года, сообщая о пожаре, случившемся во владимирском Успенском соборе, упоминает о сгоревших шитых образах. Так же говорится и о том, что на большие праздники развешивались на «две верви чудные от Золотых ворот до иконы Богородицы и от нее до владычной сени» пелены. Эти свидетельства говорят нам о том, что тогда в храмовом обиходе широко использовались произведения лицевого шитья, к которым относились как к особым святыням.

Как и в Византии, на Руси лицевым шитьем занимались в женских монастырях и в домах богатых князей: только здесь были возможности иметь необходимые привозные материалы для работы.

После падения Киева и других крупных городов под натиском татаро-монголов нарушаются торговые связи с другими странами. Оскудевают монастыри Новгорода и постепенно угасают центры лицевого шитья.

К рубежу XV века возрожденным центром лицевого шитья по праву становится Москва и подмосковные монастыри. При домах богатых людей также устраивались мастерские – «светлицы». Устраивать и содержать подобные светлицы для зажиточных людей того времени было делом особой чести. В подобных мастерских выполнялось в этот период достаточно большое количество шитых икон, пелен, литургических покровов, которые вкладывались в разные монастыри и приходские храмы «на помин души». По описям ризницы Успенского собора Кремля, подобных шитых произведений было более ста.

Здесь необходимо отметить, что, даже несмотря на высокие материальные затраты и длительные временные сроки, требовавшиеся для изготовления предметов лицевого шитья, мастерские существовали не только в кремлевских соборах и крупных монастырях. Они были также устроены в разном количестве практически во всех храмах Руси.

На рубеже XV–XVI веков особое влияние на лицевое шитье оказало творчество Дионисия и мастеров его круга. Удлиненные пропорции фигур, тонкая детальная проработка ликов, преимущественно светлые тона доминировали в шитье первой половины XVI века. Именно в это время искусство лицевого шитья, теснейшим образом связанное с иконописью, достигает своего наивысшего расцвета. Обусловлено это, в первую очередь, появлением ряда крупных мастерских в столице под руководством опытных мастеров, а также проявлением особого интереса к этому уникальному виду искусства. Функциональное назначение памятников лицевого шитья в этот период весьма велико. Из исторических описаний нам известны примеры торжественных богослужений в кремлевских соборах, где значимую роль в литургическом священнодействии занимали предметы, выполненные в технике лицевого шитья.

В XIV–XVI веках общие тенденции развития лицевого шитья и иконописи практически полностью совпадают. В произведениях лицевого шитья по-прежнему остается главным выявление внутреннего духовного строя сложными техническими средствами. Если в иконописи, как правило, техническое мастерство исполнения образа во многом скрыто от зрительного восприятия, то в искусстве лицевого шитья оно представляется более открытым и поэтому более сложным. Сложнейшая техника исполнения диктует особую строгость к восприятию шитого образа в контексте общего восприятия православного храма.

Общий кризис иконописного искусства в конце XVII столетия привел и к упадку лицевого шитья, которое всецело было ориентировано на традиционную русскую иконопись. Стремление к подражанию западным образцам (гравюрам) привело к потере внутреннего, духовного содержания образа. Западные традиции живописи XVIII века не могли дать образной основы искусству лицевого шитья. Очень быстро официальное столичное искусство вытесняет из своей среды традиционную иконопись и вместе с ней лицевое шитье. Традиционная русская иконопись переходит в разряд народного искусства, подобная же участь постигла и лицевое шитье.

Общее направление искусства Синодальной эпохи, вытеснив традиционную икону и лицевое шитье, идет по пути западной, эстетическо-чувственной традиции. Появляются новые для русского восприятия образы, растворенные блеском золота и украшенные причудливыми растительными орнаментами. Новое искусство во многом сужает круг как самих шитых памятников, так и воспроизводимую на них иконографию. Фактически останавливается разработка новых иконографий, уходит одна из основных характерных особенностей – вкладная надпись. К концу Синодальной эпохи и это золотное шитье уходит на второй план, фактически приобретая форму лишь дополняющего декоративного элемента общего строя храмового искусства и литургического священнодействия.

Очертив историю развития русского лицевого шитья, выделим то главное, на что «живопись иглой» опирается в своем развитии. Во-первых, лицевое шитье всегда следовало за традиционной иконописью, вбирая только лучшие иконографические образы. Во-вторых, оно всегда развивалось на основе уже сложившихся традиций, преумножая и во многом обогащая их. Лицевое шитье заняло важное и строго определенное место в общем контексте церковного богослужения и церковного искусства. И, самое главное, оно всегда находится в нераздельной связи с молитвой и духовным возрастанием тех, кто занимается этим видом церковного искусства.

В наше время, время возрождения духовной жизни Отечества нашего, возрождаются и утерянные традиции церковного искусства. Благодаря крупным духовным и культурным центрам на новый этап своего развития вышла традиционная русская иконопись и вместе с ней по крупицам начало возрождаться лицевое шитье. Появление иконописных и золотошвейных мастерских при духовных учебных заведениях дает очень важную богословскую и духовно–практическую базу, необходимую для правильного понимания и воплощения в новых формах церковного искусства.

Среди наиболее известных и плодотворно работающих мастерских лицевого шитья – мастерские при Свято-Тихоновском богословском университете, Санкт-Петербургской духовной академии и иконописной школе Московской духовной академии.

Глядя на работы этих и других мастерских, мы видим, что лицевое шитье пусть постепенно, но все же возрождается, как и прежде, на фундаменте иконописи и духовного образования, вбирая в себя лучшие технические традиции и богатейший опыт духовной жизни. Произведения мастеров отличаются не только безупречным владением сложнейшей техникой лицевого шитья, но и глубоким богословским осмыслением тех задач, которые перед ними ставятся. Ведь, по слову святейшего патриарха Алексия II, «возрождение церковной жизни во всех ее проявлениях возможно лишь при условии искреннего возрождения духовности в сердце каждого человека, приходящего в храм, обращающего свой взор горе».

Однако следует заметить, что у искусства лицевой вышивки, наряду с безусловными успехами и достижениями в восстановлении древних традиций, есть и немало серьезных проблем. Порождены они, «обмельчанием», если можно так выразиться, искусства в целом. Наряду с произведениями искусства, выполненными вручную, требующими долгой и кропотливой работы и знания тонкостей мастерства, появляются и изделия машинного шитья. Современные технологии позволяют легко и без особых проблем освоить внешние технические формы лицевого шитья. Работа одного специалиста с соответствующей компьютерной программой заменяет труд многих мастеров. На современном оборудовании подобные работы выполняются быстро, и цена их на порядок ниже, что делает подобные работы привлекательными для неопытного обывателя. При этом так называемая «машинная вышивка» позиционируется как традиционное лицевое шитье, выполненное в древних традициях. Но разве может машина заменить руку мастера?

В современной церковной жизни нам известен способ изготовления иконописных образов путем шелкографии, механического «написания» иконы, хотя и с доработкой впоследствии кистью мастера. Шелкография широко распространена в Греции; выпускает подобные образы и художественно-производственное предприятие «Софрино». Однако никто не пытается подобными вещами подменить традиционный иконописный образ, выполненный мастером. Почему же компьютерное шитье, выполненное на современных машинах практически без участия человека, предлагается нам как исконно русское лицевое шитье? Подобные вещи большей частью вводят человека в некое пространство условной реальности и временности, подменяя этим саму основу церковного искусства.

Безусловно, настоящее лицевое шитье является дорогостоящим и непростым в плане исполнения направлением церковного искусства, но это не должно становится причиной отказа от масштабных работ, которые создаются на века.

Как и много столетий назад, человек, приходя в храм, окунается в гармонию всего, что его окружает, будь то образ, богато украшенный шитьем, или величественная монументальная живопись. Человек забывает о суетных планах, житейских заботах и обретает для себя точку, где Небо соединяется с землей. Здесь все должно быть столь же величественным и великим, как сама истина.