Евгений Канаев: «В фотографиях я хочу говорить о любви»

Евгений Канаев родился в 1955-м году в городе Зеленодольске, Республика Татарстан. С 16 лет увлекается фотографией, его работы многократно публиковались в журнале «Советское фото». После техникума и службы в армии около 15 лет работал на судостроительном заводе. Окончил Марийский политехнический институт. В итоге выбрал путь профессионального фотографа. Участник более 150 фотовыставок, из которых 14 – персональные, в России и за ее пределами. Член Союза фотохудожников России, Союза журналистов России, заслуженный работник культуры Республики Татарстан.

Евгений Канаев

Все его работы фотографа Евгения Канаева – про любовь. Любовь к окружающему миру, к каждой, мельчайшей его детали, к человеку, живущему в этом мире. Если он снимает российскую деревню, ее жителей, то не свысока, как это порой встречается, не взглядом «белого человека» на диковинных аборигенов, а тоже – с любовью, как близких и дорогих людей. Еще два слова, характеризующее его творчество – благодарность (за все, что есть в этом, Богом созданном, мире, за его разнообразие и красоту) и сама красота, без которой творчество невозможно.

Он рассказал нашему порталу о том, чему научился у своих деревенских прабабушек, как сделал свои первые кадры…

Деревенское детство

Раифа. Все дети – ангелы

Деревенские впечатления – это то важное, что вошло в меня в детстве, да и осталось там на всю жизнь. Первые 3 года я прожил в деревне, у бабушки, а потом приезжал к бабушкам каждое лето, на все каникулы. Прекрасные, за душу трогающие пейзажи, колодец перед окном дома, обязательный красный угол в доме, у икон теплится лампадка. Помню, как я забирался на лавку, подходил к полочке с иконами и подолгу смотрел на них. Особенно меня притягивала икона преподобного Серафима Саровского, но тогда я не знал, кто это, видел лишь доброго дедушку, который протягивает ломоть хлеба доверчиво подошедшему и совсем не страшному медведю, и мне он невероятно нравился, хотелось рассматривать и всматриваться. Ведь, по логике, человек и медведь – это должно быть страшно, а здесь, наоборот, полное доверие, гармония.

Прекрасные, за душу трогающие пейзажи, красный угол в доме, у икон теплится лампадка

И позже, в своих фотографиях, я стал пытаться передать именно гармонию, которая есть в мире – с природой, с братьями нашими меньшими, – а не диссонанс и разъединение…

Вообще, в деревенском укладе жизни человек не был оторван от природы, у всех были какие-то домашние животные – собаки, кошки, коровы, куры, гуси, козы и так далее, за ними надо было ухаживать. Я сам ухаживал за теленком – носил воды, забирал из стада, отводил домой. Вечером ходил пасти корову: когда корова приходила из стада после дойки, ее опять выгоняли на вечернюю выпаску, чтобы утром еще раз подоить и получить ведро молока.

Кубня

Помню, как родители собирали сливы, вишни в бабушкином саду, потом везли в чемоданах на рынок в Зеленодольск, продавать. Деньги отдавали бабушке. Жаль, что тогда я не фотографировал, интересно было бы на все это посмотреть сегодня.

От станции до деревни нужно было добираться еще 10 километров, нас встречали или на лошади, и мы ехали на телеге, или мы шли пешком. По пути было одно место, где дорога шла под гору, а речка Кубня вплотную приближалась к горе, и мы всегда слезали с телеги, чтобы осторожно пройти опасный участок. Но с него была видна вся деревня, целиком, с домиками, с садами. Она тоже располагалась на склоне. У деревни был овраг, в котором бил ключ, и люди, живущие рядом, оттуда брали воду.

Рядом с ручьем росла ива, которую я считал своей. Я собирал в саду вишни, забирался на нее, ел и мечтал. Однажды полез, наступил на сухой сучок и полетел вниз, причем упал вниз головой. Как не разбился тогда – не знаю, буквально чудом. Осталось только мне от этого приключения небольшое смещение шейных позвонков.

Внимание к мелочам

Кубня. Разлив

С той поры стал осторожнее лазить по деревьям. Но не перестал, и сейчас могу залезть на любое дерево. В деревне, где я не так давно купил дом и где я сейчас часто живу, убегая из города, растут два кедра, и я на них не раз залезал – ветки сухие подпилить, например. Туда прилетает дятел, он клюет кедровые шишки, они падают, он приступает к новым, а эти собираю я и ем орешки.

Летняя жизнь на воле, в деревне, с природой, учила меня всматриваться в прекрасный Божий мир во всей его прекрасной сложности и многообразии, в котором нет ничего незначительного. Как только я начал фотографировать, мне хотелось снять траву, растения, но у меня долго не получалось.

Мне открывался совершенно другой мир, который мы обычно не замечаем

Пока я не придумал один ход, чтобы изображения получались именно так, как мне надо: стал снимать, опустившись на уровень травы. И когда я смотрел на траву, полевые цветы не сверху, а примерно с уровня, условно говоря, кузнечика, мне открывался совершенно другой мир, который мы обычно не замечаем. Так я стал его фотографировать, и в итоге однажды у меня появилась серия «Солнечное сплетение». Солнечное сплетение – это то, что есть у каждого, очень уязвимое место: в детстве, во время мальчишеской драки, если попадут туда кулаком, – очень болезненные ощущения. Поэтому надо его охранять, не позволять, чтоб туда попали. Так нам нужно бережно относиться к миру, во всех его деталях… С другой стороны, солнечное сплетение – это солнце сквозь сплетение веток, травинок.

Еще раз о бабушках

На Троицу. Паново

Обе бабушки были верующими. Несмотря на то, что верить официально не приветствовалось, несмотря на то, что церковь сначала превращалась в пекарню, потом в склад… Власти изо всех старались вытравить веру из душ людей, но именно поколение бабушек – не поддавалось, бережно сохраняя ее (веру), молясь за своих детей и внуков, которые росли в атеистическом государстве, в надежде, что однажды они увидят тот путь, по которому нужно двигаться. Они настояли и на нашем с сестрой Крещении, а потом и крестили мою дочку, свою внучку. Я тогда, по молодости, был не особенно за: как это, дочка комсомольца, и – крестить. Но потом все-таки согласился… Мне еще предстояло узнать, что такой прекрасный мир не может быть ограничен атеистической концепцией, которую нам внушали чуть ли не с детского сада…

Да, церкви, в которых когда-то были крещены бабушки, во времена моего девства стояли разрушенными, как и близлежащие. В одну я уже взрослым пришел как-то, снял, там еще висели колокола. А позднее, когда я был там лет 5 назад, увидел, что колоколов нет, а купол покосился и вот-вот упадет… Не знаю, как сегодня. А в моем родном селе церковь стали восстанавливать. Просили меня показать мои старые фото церкви, которые я делал в молодости, когда утрат было меньше, чтобы посмотреть, как было, и как правильно реставрировать.

У бабушек жизнь строилась по расписанию, не искусственно созданному, а по распорядку, который диктовала сама деревенская жизнь. Утром – подъем вместе с солнцем, подоить корову и отправить ее в стадо (оно уходило в 6 часов), со всех дворов шли коровы, мычали, я от этого мычания тоже просыпался. Пастухи был из другой деревни и каждую ночь во время работы ночевали в чьём-нибудь доме. Им нужно было носить обед, и чаще это делали мы, дети. Потом – что-то печет, варит, работает на огороде… Зимой – появлялся теленок, он первые дни жил дома, в специальном отделении за печкой, потому что в хлеву холодно.

Комната – обычная, деревенская, вдоль двух стен стоят лавки – шириной в полметра. Где такие деревья находили, не знаю. Дом, кстати, был покрыт не шифером, не железом, а тесом, то есть деревянными досками, и при этом они воду не пропускали. В палисаднике росла береза, цветы – царские кудри…

Вообще, опыт деревенской жизни, с упорядоченным ритмом, с существованием в гармонии с природой, дал мне некий стержень в жизни. Известно же, все идет из детства.

Я и сейчас люблю ездить по деревням, снимать пейзажи, животных. Вот, недавно лошадей снимал. Уехал далеко-далеко, вдруг увидел – множество лошадей, остановил машину – и целый день с ними провел, пока более-менее нормальный кадр не получился.

Первые кадры и камеры

Фотографировал у меня дядя, который жил в Абхазии. Дома лежала сумка лесника – из кирзы, на вид как самодельная, потёртая, набитая фотографиями, сделанными дядей – пейзажи, портреты родственников, портреты незнакомых мне людей. Я их постоянно рассматривал их, и мне хотелось так же.

Первый кадр мы сделали вместе с двоюродным братом. У него в доме оказался фотоаппарат «Смена 8», мы наугад поставили выдержку. Диафрагму. Когда проявили, оказалось, что у нас все получилось. Говорят же, что новичкам везет. А на 16-летие мама мне купила мне фотоаппарат – «Чайка 2», потом появился увеличитель. Сначала снимал родственников, друзей. Друзей – больше, казалось, что родственники же всегда со мной, а друзьям хотелось показать – вот как я умею! Азы фотографии постигал по книжкам – брал в библиотеке, у знакомых. Творческой фотографией я еще тогда не занимался, это будет уже следующий шаг. Когда вернулся из армии, у меня появился ФЭД3, а я все мечтал о Зените – зеркальной камере.

Воля

Фотография все больше захватывала меня, из хобби превращаясь в дело жизни

И все время думал: когда же я сниму настоящий хороший пейзаж?! То есть сфотографирую лес, поле, проявлю, напечатаю – не то совсем. Не удается передать всю красоту пейзажа, как делали это фотографы, чьи работы я видел на страницах журнала «Советское фото». Фотография все больше захватывала меня, из хобби превращаясь в дело жизни. Я еще работал слесарем, строил корабли, но, возвращаясь вечером домой, должен был обязательно сделать что-то для фотографии – или прочитать о фотографии, или проявить, или напечатать, или поработать с архивом. Потом начал ходить в фотостудию при ДК им. Горького в Зеленодольске, руководитель – Александр Георгиевич Семенов. Он учил нас не проявлять-печатать и так далее, это мы все давно уже умели, а показывал, как отличить хороший кадр от плохого. И снимал я уже в основном пейзажи, но часто старался, чтобы среди видов природы были люди или животные.

Не свысока

К удаче

Считая себя пейзажистом, я с удивлением заметил, что мои лучшие фотографии – это не просто пейзажи, а оживленные присутствием человека или животных.

В жанровых фотографиях – деревенские дети, идущие по своим делам, мальчишки, прыгающие с разбега в реку, дети, притащившие ежика и пытающиеся его накормить, и так далее – мне хочется показать жизнь, ведь, может быть, через сто лет люди совсем забудут, каково это – жить в общении с природой, ходить по земле босиком.

Мои лучшие фотографии – это не просто пейзажи, а оживленные присутствием человека или животных

Мне важно показывать деревню, ведь многие – жители городов, про нее ничего не знают. Сейчас мало фотографов, который ездят по деревням, а часть из них просто ищет «социальные мотивы», показать эстетизированно «язвы общества». Он смотрят на деревню свысока. А я не могу свысока, я сам, хоть и прожил всю жизнь в городе, – ее часть. И мне хочется больше в фотографиях говорить о любви – к миру, к людям, к природе, – и говорить качественно, на хорошем художественном языке.

А еще я пытаюсь добиться, чтобы происходящее на моих фотографиях было вне времени, не было связанно с модой, сиюминутностью. И в этом смысле фотографии деревни оказываются ближе к истории.

Село Паново. .Колодец

Для меня в фотографии важна история, рассказ, чтобы фотография говорила сама за себя, и потом словами ничего не надо было договаривать.

Натюрморты тоже интересно снимать. Я собираю вещи, которые пылились на чердаках, в сараях старых домов Казани, по деревням. Нашел вот недавно старую медогонку 1940-х годов выпуска. Я не просто собираю эти вещи, фотографирую, но и сохраняю.

Мне неинтересна «актуальная фотография», относящаяся к «современному искусству» – contemporaryart, когда авторы выдумывают концепцию, в итоге она выглядит безжизненной, – мне нужна живая жизнь.

Мне кажется, что фотография должна нести свет, – не зря же это слово есть в самом названии этого искусства, – чтобы в ней была радость. Но не внешняя, а глубинная, настоящая, которая прорвется через любые грустные нотки, – радость бытия.