Сайт «Православие.Ru» продолжает публикацию фрагментов книги церковного историка и канониста протоиерея Владислава Цыпина «История Европы дохристианской и христианской».
Предыдущие фрагменты:
- Начало Польского государства и крещение Польши. Часть 2. От Болеслава Храброго до Казимира Восстановителя
- Начало Польского государства и крещение Польши. Часть 1. Князь Мешко I
- Великая Моравия – родина славянской письменности и славянского богослужения
- Чехия на рубеже I и II тысячелетий – в эпоху обращения ее народа к вере во Христа
- Швеция на рубеже I и II тысячелетий и распространение в ней христианской веры
6. Устройство Польского государства
Раннесредневековое Польское государство, достигшее вершины своего могущества при Болеславе Храбром, разрушенное смутой 1030-х годов и восстановленное Казимиром, не без территориальных, экономических и демографических потерь – население Польши, составившее на рубеже тысячелетий, при Болеславе, более 1 миллиона человек, сократилось примерно в 2 раза, – представляло собой, в отличие от высокого и позднего средневековья, монархию с хотя и не абсолютной, но сильной властью правителя, с которой не в состоянии были конкурировать ни знать, ни народная масса.
Опорой могущества государя служила его дружина, которую он содержал за счет казны
Опорой могущества государя служила его дружина, которую он содержал за счет казны, куда поступали доходы от его земельных владений и разнообразные подати, взимаемые с землевладельцев, с крестьянских общин, с доходов от ремесел и торговли.
«Князю платили поральное, подымное, подворовое, sep с урожая хлеба, narzaz (нарез) с приплода скота, сторожевое на содержание военного люда в городе, платили и деньгами, и натурой – хлебом, скотом, медом и воском, мехами; когда князь с двором или его урядники переезжали с одного места на другое, население обязано было выставлять им подводы и возы (povoz), снабжать всем нужным на остановках и ночлегах (stan, stacya), переправлять княжескую кладь (przewod)… За пользование рынками, мостами и перевозами кмети платили торговое, мостовое, перевоз»[1].
Казна позволяла содержать по меркам раннего средневековья многочисленное войско, в основном состоящее из всадников – рыцарей с боевыми конями, оружием и доспехами. Арабский хронист Ибрагим ибн Якуб писал о Польше в правление Мешко:
«Что касается страны Мешко, то она самая обширная из их [славян] стран. Изобилует она продовольствием, мясом, медом и рыбой. Собирает он [Мешко] налоги в торговых динарах (подразумеваются не динары в собственном смысле слова, а серебряные монеты любой чеканки. – В. Ц.) Идут они на жалование его мужам… Есть у него три тысячи воинов в панцирях, [разделенных на] отряды, а сотня их стоит десяти сотен других [воинов]. Дает он этим мужам одежду, коней, оружие и все, в чем только они нуждаются. А если у одного из них родится ребенок, то он [Мешко] приказывает платить ему жалование со времени рождения, будет ли он мужского или женского пола. А когда [ребенок] вырастет, то, если он мужчина, женит его и выплачивает за него свадебный дар отцу девушки, если же он женского пола, выдает ее замуж и платит свадебный дар ее отцу» (Ибрагим ибн Якуб).
Эта комплиментарная, если не сказать восторженная характеристика ценна особенно потому, что дана она сторонним человеком, не имевшим стимула угождать правителю чужой страны. Правда, осмысливая эту тираду на предмет ее достоверности, следует учитывать склонность восточных писателей к восторженным преувеличениям.
О польском войске в правление Болеслава Галл Аноним писал, что он
«в Познани… имел 1300 рыцарей с 4 тыс. щитников (щитоносцев – так назывались воины, сражавшиеся в пешем строю, вооруженные щитами и боевыми топорами, иногда также луками с колчанами стрел. – В. Ц.), в Гнезно – 1500 рыцарей и 5 тыс. щитников, в городе Влоцлавке – 800 рыцарей и 2 тыс. щитников, в Гдече – 300 рыцарей и 2 тыс. щитников; все они во времена Болеслава Великого были очень храбрыми и искусными в битвах воинами… Король Болеслав имел рыцарей больше, чем в наше время имеет вся Польша щитников; во времена Болеслава почти столько же насчитывалось рыцарей, сколько людей всякого рода имеется в наше время»[2].
Королевское войско, в отличие от народного ополчения, лишь в самые критические моменты привлекавшегося к участию в военных действиях (в частности, для защиты крепостей – гродов, осажденных противником), формировалось из профессионалов, большая часть жизни которых в промежутках между войнами проходила в обучении боевому искусству.
Это были «богатые знатные люди, имевшие рабов и наемников, – шляхта… (соответствует чешским лехам). Сюда же присоединялись и главы многолюдных семей и родов… владыки. Наконец, в княжескую дружину стали попадать и все те, которые почему-либо отбились от своей семьи, от дома… в частности – разные иноземные выходцы»[3].
Присутствие в среде рыцарей иноплеменников, разумеется, ополячиваемых, вероятно, в основном из немцев и норманнов, послужило в позднейшую эпоху формированию мифической версии о не-славянском, а сарматском происхождении польской шляхты, или лехитов, аналогичных чешским лехам.
Казимир Восстановитель, вступивший на престол после разорительной смуты, не мог уже содержать войско из государственной казны. Поэтому он провел реформу, чреватую радикальными последствиями: платой за воинскую службу стали населенные крестьянами земли, принадлежавшие казне. Ими наделяли как воинов-землевладельцев, так и тех бедных рыцарей, кто ранее не имел земельных владений. Эта реформа повлекла в позднейшие времена формирование в Польше многочисленной шляхты, многократно превышающей в населении страны долю феодального сословия в Германии или Франции. Земельные пожалования многих, если не большинства из них, были настолько малы, что прокормиться с таких наделов могла лишь семья самого ее владельца, и часто он сам вынужден был ее обрабатывать.
Меньшая часть рыцарей находилась под рукой князя, составляя его дружину, а большинство воинов было размещено по крепостным гарнизонам. Последствием реформы стало умножение числа зависимых крестьян. Кметами, как ранее называли свободных крестьян-землевладельцев, стали со временем называть крестьян, сохранивших свой земельный надел, но утративших былую независимость после того, как их деревни с пахотной землей были пожалованы рыцарям. Славянское слово «кмет», образованное от латинского «комит», что во французском трансформировалось в comte – граф, в разных славянских странах приобрело самые разные значения: от зависимого крестьянина в польском до княжеского дружинника в древней Руси.
Княжеский двор включал как лиц, выполнявших дворцовую службу, так и тех, кто управлял разными ведомствами, и подчиненных им чиновников – писарей. В штаты двора входили
«воевода, или …заступавший князя в предводительстве на войне, канцлер, заведовавший письменной частью, чашник, стольник, конюший, ловчий, скарбник, заведовавший дворцовым хозяйством»[4].
В регионах (поветах) власть принадлежала назначавшимся князем наместникам, которых называли панами, или также каштелянами. При них состояли местные судья, скарбник и каморник. В распоряжении наместника состоял воинский отряд, численность которого зависела от значимости «грода», а также от его близости к границе. В результате войн в Польше имелось намного больше рабов из военнопленных, чем в соседней Чехии. И в основном они находилась в собственности князя. Невольники, хлопы, заняты были на работах при дворе князя:
они «пекли для князя и его дружины хлеб (пекари), готовили кушанья (кухари), ловили зверей (ловцы, стрельцы, сокольники, псари) и рыбу, пасли коней и скот (коняры, кобыльники, скотники, оборники), приготавливали посуду, щиты, древки копий, стрелы»[5].
Но большую часть их князь сажал на землю, и они составляли тогда самую низшую страту зависимого крестьянского населения. Князь также дарил невольников своим приближенным, дружинникам за их боевые заслуги. Военнопленных продавали на невольничьих рынках, иногда с этой целью их вывозили в страны ислама, где спрос на такой товар был выше.
Власть князя росла параллельно падению народоправства
Власть князя росла параллельно падению народоправства. Собрания (по-старому называвшиеся вече) с участием простонародья (кметов) созывались монархом, но это были локальные, региональные сходки, в рамках одной области, повета, и всегда там, где находился в тот момент государь, но чаще участниками таких региональных собраний оказывалась местная власть, паны, приближенные к князю рыцари (comites), реже рядовые рыцари – всадники (milites), иногда и так называемые «щитники» – воины-пехотинцы (milites gregarii). На таких собраниях обсуждались важные темы местного, иногда и общегосударственного значения, и именем князя творился суд. Самые почтенные из присутствующих (viri probi et honesti) могли участвовать в обсуждении рассматриваемых вопросов, остальные выражали свое одобрение решениям, которые принимал монарх.
Общепольское вече с участием простолюдинов созываться не могло уже по причинам, не зависящим от воли государя.
«С объединением племен в один обширный союз общенародное вече стало невозможностью уже в силу одного расстояния, за дальностью которого множество народа не могло прибывать на вече»[6].
При значительном сходстве государственного строя Польши и Чехии в Чехии, хотя и редко, созывались общенациональные вече, или сеймы, потому что при примерном равенстве численности населения в Чехии, занимавшей значительно меньшую территорию, оно проживало более компактно, и расстояния от границ государства до столицы, были легко преодолимы.
Не разделяя власть ни с народом, ни со знатью, князь советовался с приближенными к нему сановниками, обсуждая военные и административные темы, вопросы внешней политики, но участники таких совещаний высказывали свои предложения и предположения, а полномочиями на принятие решений они не обладали и на них не претендовали. Все решал сам князь, и его воля подлежала неукоснительному исполнению, а неповиновение ему каралось как государственное преступление смертью. Когда же амбиции столичных сановников и региональных панов и каштелянов перевесили их политическое благоразумие и личную осторожность, страна была ввергнута в кошмар кровавой смуты, послужившей на несколько веков уроком польской знати. На совещания с князем приглашались и священнослужители, облеченные высокими церковными полномочиями: епископы, аббаты, архипресвитеры.
7. Польская церковь в первое столетие своей истории
Евангельская проповедь из соседних Моравии и Германии проникла в Польшу в IX веке, но она затронула тогда узкий круг местного населения, всего вероятнее, вислян, обитавших в земле, позже названной Малой Польшей, которая граничила с Моравией. Есть основания предполагать, что богослужение в тех церквах, которые там были построены, совершалось на языке святых Кирилла и Мефодия.
Серьезный сдвиг в христианизации страны приходится на вторую половину следующего столетия, и толчком к нему послужило крещение князя Мешко, согласно преданию, отраженному в «Хронике» Галла, совершенное по политическим и матримониальным мотивам, когда он ради сближения и союза с Чехией решил жениться на дочери чешского князя Болеслава Грозного Добраве. Крестил новообращенного правителя Польши чешский епископ Богувид. По словам Галла, Мешко к крещению подтолкнула его супруга: став князем,
он «начал укреплять свои духовные и физические силы и стал чаще нападать на народы, живущие вокруг. Он все еще находился в столь великом заблуждении язычества, что по обычаю того времени имел семь жен. Наконец, он потребовал себе в жены правоверную христианку из Чехии по имени Дубровка. Но она отказалась выйти за него замуж, – пока он не откажется от своего порочного обычая и не пообещает ей стать христианином. Когда же он объявил, что намерен отказаться от обычаев язычества и принять священное учение христианской веры, она въехала в Польшу с большим штатом светской и духовной свиты, но, однако, не сочеталась с ним браком до тех пор, пока он… не отказался от заблуждений язычества и не склонился к лону матери-церкви»[7].
Вместе с князем крестились его придворные, приближенные к монарху дружинники. Произошло это событие, ставшее эпохальным в истории Польши, в Великую Субботу, 14 апреля 966 года. За крещением князя последовало крещение польского народа, вначале, конечно, лишь малой части его, дружины, свиты. Из источников место крещения князя не известно, но предполагается, что произошло это в Гнезно или Познани. В 968 году была учреждена епископская кафедра в Познани, расположенной поблизости от княжеской столицы Гнезно, состоявшая в юрисдикции архиепископа Магдебургского. Папа Иоанн XIII поставил на нее епископа Иордана, о происхождении и этнической принадлежности которого нет сведений в источниках, но по логике вещей весьма вероятно, что он исполнял и ранее миссионерское служение, которое ему предстояло нести в Польше, перевоспитывая духовно народ.
Титмар Мерзебургский, характеризуя нравы поляков до крещения страны, проливает на них, возможно, слишком резкий свет:
«Во времена его отца, когда тот был еще язычником (имеется в виду отец Болеслава Храброго Мешко. – В. Ц.), всякой женщине после похорон ее мужа – труп его сжигался на костре – отрубали голову, чтобы она могла последовать за ним. Если же находили блудницу, то ей вырезали срамные губы, – постыдное и достойное жалости наказание, – и вешали эту, если можно так сказать, крайнюю плоть в дверях, дабы она бросалась в глаза входящему и чтобы он был в будущем более осмотрителен и осторожен»[8].
Постепенно шаг за шагом под влиянием христианской проповеди дикие языческие нравы изживались – но это была долгая, растянутая на столетие эволюция, сопровождавшаяся рецидивами. После того как в начале 990-х годов у Чехии были отвоеваны Силезия и часть земли вислян, под властью Мешко оказались области, где христианство укоренилось несколько десятилетий назад в первой половине X века. Влияние, которое шло из присоединенных территорий, способствовало распространению веры во Христа в коренных землях Польши.
Хотя распространение христианства в Польше заняло несколько столетий, в конечном итоге этот процесс увенчался успехом
Хотя распространение христианства в Польше заняло несколько столетий, в конечном итоге этот процесс увенчался успехом. Но задолго до его завершения, еще при жизни Мешко, Польша была признана в Риме христианским государством, хотя большая часть народа долго еще коснела в языческих суевериях, что и обнаружилось во всей своей грозной силе в антихристианском мятеже, потрясшем Польшу в 1030-е годы.
После крещения Мешко началось строительство храмов. Первые поколения священников прибывали в Польшу из-за границы. Это были либо носители славянского языка – чехи, мораване, словенцы, либо немцы, реже выходцы из Италии. Затем уже в начале XI века по мере учреждения латинских школ при городских храмах стали поставляться пресвитерами благочестивые люди местного происхождения. Об уважительном отношении к духовенству (по крайней мере, со стороны властей) говорит то обстоятельство, что просторечным наименованием священников стало слово «ксендз», что значило «князь».
Сын и наследник Мешко Болеслав Храбрый поддерживал христианскую миссию в своей стране со свойственной ему неуемной энергией. Причем он заботился об обращении не только своих поданных поляков из разных племен (а дольше и упорней других противились обращению к вере Христовой поморяне), но и об обращении соседних народов. Так, когда в Гнезно прибыл бежавший из Чехии епископ Адальберт, Болеслав подтолкнул его к миссионерскому путешествию в страну пруссов, где он был убит, после чего Болеслав выкупил останки подвижника, заплатив за них золотом. Эти мощи стали почитаться польскими христианами как великая святыня. Характеризуя благочестие этого необузданного правителя, Галл Аноним писал:
«Не меньше была его доблесть в почитании духовных лиц. К епископам и капелланам своим относился он с таким почтением, что не осмеливался сидеть, если они стояли, и называл их не иначе, как господами, Бога же почитал с великим благочестием, Святую Церковь возвышал и преподносил ей королевские подарки»[9].
И Римская курия, и правитель Польши главной задачей епископов считали миссионерство – распространение христианства в пределах своих епархий
Визит в Гнезно императора Оттона III, состоявшийся в 1000 году, способствовал учреждению в польской столице архиепископии, что ставило Польскую церковь в независимое положение по отношению к иностранной Магдебургской архиепископии. Архиепископом, по представлению князя Болеслава, поддержанному императором Оттоном, был поставлен брат в том же году канонизованного Адальберта Радим Гауденций. Тогда же были образованы еще три епархии с кафедрами во Вроцлаве (Силезия), Кракове (земля вислян – Малая Польша) и Колобжеге (Поморье). Правда, ранее, после крещения князя Мешко, Познанская кафедра, которую в 1000 году занимал Унгерн, судя по имени – немец, была оставлена в юрисдикции Магдебургской архиепископии. И Римская курия, и правитель Польши главной задачей епископов считали миссионерство – распространение христианства в пределах своих епархий. Та же задача возлагалась и на открытые в начале XI века монастыри: в Межиречье, в Тынце и на Лысой горе. В правление Болеслава Храброго Польша стала платить дань Римской курии – так называемый динарий апостола Петра. Под давлением из Рима
«славянское богослужение, распространившееся из Моравии в южных частях Польши, с течением времени исчезло, и на всем пространстве Польши стал господствовать безраздельно западный обряд и латинский богослужебный язык»[10].
Казимир Восстановитель, подавив мятеж язычников и сурово расправившись с его зачинщиками и участниками, отличившимися кровавыми злодеяниями, убийствами ксендзов, не жалел средств на строительство церквей, в основном из дерева, взамен тех, которые были сожжены буйствовавшими язычниками. Деревянные храмы не могли выдержать испытание временем, продолжавшееся тысячелетие. Но тогда строились уже и каменные костелы.
Самый древний из существующих ныне польских храмов – построенная в X веке капелла Вавельского замка в Кракове, посвященная Деве Марии. Это миниатюрный по своим размерам круглый костел с четырьмя конхами, его внутренний диаметр составляет около 5 метров. В силезском городе Цешине сохранился костел XI столетия. Он представляет собой ротонду с полуциркульной апсидой. Диаметр его интерьера составляет чуть больше 6 метров. Храм перекрыт сферическим куполом.
«Алтарь приподнят на несколько ступеней, а в западной части имелась эмпора, на которую вела внутренняя лестница»[11].
Оба храма построены из обтесанных каменных плиток.