В 2013 году исполнилось 10 лет со дня кончины митрополита Сурожского Антония (Блума). О значении личности владыки Антония для Православной Церкви и всего христианского мира говорить не надо. Лучше вслушаться в рассказ о нем, и вместе с теми, кому посчастливилось знать его лично, еще раз окунуться в неиссякаемый источник любви, имя которому – владыка Антоний. Своими воспоминаниями с читателями портала Pravoslavie.Ru делится Екатерина Петровна Морозова-Утенкова.
– Екатерина Петровна, расскажите, пожалуйста, немного о себе и о своей семье.
– Если говорить о нашей семье, то она, в общем, была вполне обычной. Правда, муж у меня художник, дети – теперь тоже, но тогда, в те времена, дочка была еще маленькая, а сын еще не родился. Мне было 35 лет, когда я крестилась и стала прихожанкой храма Рождества Иоанна Предтечи в Ивановском, на самой окраине Москвы. Там служил отец Николай Ведерников. В это время очень многие люди из среды интеллигенции, из художественного мира пришли к вере и приезжали к отцу Николаю на приход. Так я и попала в эту среду.
– Так случайно получилось, что вы попали в этот храм, или вы шли именно к отцу Николаю?
– Нет, конечно не случайно. Ведь он меня крестил! Моей крестной была совершенно замечательная женщина, Ольга Николаевна Вышеславцева. Она меня подготовила к крещению и порекомендовала отца Николая. И с тех пор мы с ним и его семьей стали как родные и очень близко дружили много-много лет, пока не скончалась матушка Нина, его супруга. Ее уже несколько лет нет с нами, но мы продолжаем общаться с отцом Николаем, хотя реже.
– Расскажите о приходе храма Рождества Иоанна Предтечи в Ивановском. В основном, это была интеллигенция?
– Он всякий был, всякий… То есть, бабушек и окрестных жителей (это был единственный храм на целый район) там было тоже достаточно. Дело в том, что ведь отец Николай является еще духовным композитором. И не только духовным: в то время он был довольно известным композитором и музыкантом, поэтому, там много было людей из мира музыки. Но как-то и мы туда попали… В основном, конечно, это была среда интеллигентская. Имею ввиду именно прихожан отца Николая: тех людей, которые исповедовались у него, которые считали его своим духовным отцом.
– Через отца Николая вы и познакомились с владыкой Антонием?
– Да. Он тогда уже был связан с владыкой Антонием, и через него, видимо (я точно не помню) к нам попадали тексты бесед владыки. И что интересно, они просто поразительно отличались от всего того, что мы слышали до этого!
Отец Николай очень любил владыку, и как только представилась возможность с ним встретиться (владыка приехал к отцу Николаю для беседы), отец Николай позвал на эту встречу близких ему людей. И мы с мужем были среди них.
Когда мы приехали, все стулья, кресла и диваны в комнате были уже заняты, и я села на ковер, предусмотрительно положенный хозяевами посередине комнаты. И, как потом выяснилось, оказалась ближе всех к владыке. Владыка приехал, но в комнате появился не сразу, он долго продвигался по квартире, благословляя тех, кто пришел позже и стоял в коридоре. Наконец, он вошел в комнату. Первое впечатление было очень сильным. О его пламенном взоре писалось и говорилось очень много, но это действительно поражало каждого. Он вошел, посмотрел на нас, сказал: «Христос посреди нас!», – и мы это ощутили! И все сидели, затаив дыхание, боясь нарушить эту емкую тишину малейшим шорохом. Владыка поздоровался, и начал читать «Царю Небесный…». И было ощущение, что мы как-бы поднялись на ступеньку выше по той духовной лестнице, на которую мы карабкались. Мы просто сами поразились…
– Неужели впечатление было таким сильным? Вы сразу поверили ему?
– Как бы вам сказать: это было как бы откровение о Человеке! То есть, такого человека, такого священника мы не видели раньше! Я уже со многими нашими известными батюшками к тому времени была знакома, была знакома со старцами. Мы ездили в Троице-Сергиеву Лавру, виделись и с отцом Наумом, и с отцом Амвросием… Они замечательные священники. Но то, что я увидела во владыке Антонии, просто поразило! Это было какое-то особое присутствие благодати, и каждый ощущал это.
– А что же было потом?
– Началась беседа. Темой ее было покаяние – как путь от тьмы к свету. Владыка говорил, что против тьмы можно бороться, только открывшись свету. Нужно решиться открыться и найти в себе этот свет, хоть в самой малой искре. Не тьму искать в себе, а свет, вчитываясь в Евангелие, и находя в нем сродное своей душе.
Потом все начали задавать вопросы. А я сидела ближе всех, и сказала: «Владыка, я не очень понимаю тайну Святой Троицы». Он улыбнулся: «Я тоже», – а потом сказал: «Знаешь, что? Мне бы хотелось поговорить с тобой об этом отдельно. Хочешь? Например, завтра в 12 часов». И пригласил меня приехать к нему в гостиницу «Украина».
Я не могла дождаться следующего дня. Когда мы с мужем приехали в гостиницу «Украина» в назначенное время, то обнаружили там еще таких же, как мы, сидящих и стоящих в коридоре перед закрытыми дверями номера. Их он тоже пригласил, или они пришли сами… Мы удивились, но не расстроились. Знаете, ведь всех нас объединял владыка, и эти люди стали нам как братья и сестры, пока мы ждали его. Не было никакого желания спросить: «Вот, ты пришел, а зачем? Почему вас так много?! Да когда же он сам придет?!» Мы все просто ждали. Пришел он где-то через час после того времени, которое было назначено. Он шел очень быстро, а сзади за ним еще человек пять… Потом люди стали заходить в номер. Мы были последними. Когда подошла наша очередь, и мы зашли, он мне сказал: «Знаешь, я не богослов… Но по-моему, Тайна Святой Троицы – это любовь!» И я сразу поняла, что это действительно так, понимаете? Это действительно так! Конечно, может быть, я уже сто раз об этом читала, но я этого не понимала, а вот когда он мне это сказал, я поняла!
Прошло 7 лет, за это время владыка приезжал в Москву и общался с нами несколько раз. Мы ездили к нему в гостиницу, ходили на все службы, виделись у отца Николая и матушки Нины Ведерниковых. Между нами сложились какие-то отношения, которые уже позволяли задавать чисто жизненные вопросы, спрашивать совета: как поступить в том или ином случае. И всегда его главный ответ был: «Ты подумай о том, чего хочет от тебя Христос? Чего он от тебя сейчас хочет? Как ты думаешь?» И дальше уже начинался какой-то диалог, в котором появлялись дополнительные темы, вопросы. Но для него не существовало проблемы «серьезной» и «мелкой», все вопросы он разрешал глубоко в евангельском духе любви: «Возьми крест свой, не бросай его, и следуй за Христом. Вслушивайся, вглядывайся в Него, подражай Ему, молись Ему».
К тому же, он был страшно добрым человеком, поэтому мы пользовались этим изо всех сил и эксплуатировали его самым бессовестным образом.
– Как складывались ваши отношения дальше?
– В 1973 году мы встретились первый раз.
Приезжал владыка в Москву не так часто, а количество желающих встретиться с ним все увеличивалось. Все труднее было с ним увидеться, поговорить. У его номера в гостинице всегда стояла очередь. И наступил такой момент, что я испугалась, что увлекусь им, как человеком, буду думать: «Только он, и больше никого и ничего!» И ко всем моим страхам за любимых и дорогих мне людей прибавиться еще один. А я вообще страшно беспокоюсь о тех, кого я люблю, страшно беспокоюсь! Бывают люди более или менее спокойные, а я – нет. Поэтому «еще одного» – не хочу! Решила: все, я больше не буду ходить на эти беседы! Я не буду! Я не хочу! Потому что потом я буду об этом думать, а Англия далеко…
И вот я исчезла. Но все-таки потом мы встретились у отца Николая. Он спросил меня: «Ты куда делась?» Я замялась, а потом рассказала, в чем дело. А он очень мягко ответил: «Ты бы мне сказала, вот чудачка!» И больше мы это не обсуждали.
Он удивительно мог человека понять и поддержать, и бесконечно верил в человека.
– И сколько вы пропустили, таким образом?
– Два года. Два года пропустила! Но потом снова мы стали ходить к отцу Николаю на встречи с владыкой. К моему мужу Евгению он вообще относился очень ласково, «охранно», может быть, даже от моей активности и требовательности. И вот однажды, после такой встречи, он вдруг неожиданно сказал нам с мужем: «Я еду в Ленинград по приглашению владыки Антония Ленинградского ((Мельникова). – Прим. ред.), буду там служить: у меня, может быть, там будет времени побольше, приезжайте, если можете, поговорим».
Мы, конечно, поехали. Но ничего из этого не вышло: в Ленинграде нас встретила та же толпа, как и в Москве! Я не хотела их «перебивать», и муж мой тоже. Женя вообще всегда говорил одно: «У меня никаких вопросов нет, я просто хочу быть рядом с владыкой. Просто побыть с ним, и мне больше ничего не надо!» У меня же всегда были вопросы.
В Ленинграде мы поселились в гостинице и ходили на все службы. Они были гораздо менее многолюдные, чем в Москве, но они были, конечно, потрясающими! И можно было причаститься…
– Он сам служил, да?
– Да. Служил и причащал, но сам не исповедовал. И вот в холле Ленинградской Духовной академии мы увидели его в обществе еще каких-то церковных лиц, а вокруг были еще люди (в этот день он должен был уезжать). Он отделился от них, быстро, почти бегом, подошел к нам, благословил и радостно приветствовал. Извинился: «Вот, видите, что получилось… Да вы меня простите!» Я ответила, что мы сейчас, как Закхей в толпе, только на дерево лезть не надо: и так велики ростом. Это его очень развеселило, и он сказал, что тогда он сам придет к нам, когда вернется в Москву.
И потом мы встретились с ним уже в Москве. «Ну, как, придете?» – спросила я. Он ответил: «Не “придете”, а “придешь”! Как ты говоришь! Ты же мой друг!» И, действительно, назначил день, время, и я по своей, может быть, глупости, а, может быть, пор какому-то своему восторгу, объявила своим некоторым друзьям…
– Когда это было?
В 1982 году. Представляете, приехали даже из Ленинграда! И когда он пришел, то войти было невозможно! 70 человек стояли плечом к плечу: мы потом как-то пересчитали, когда он уже ушел. И пока мы дошли до комнаты, полчаса прошло: он шел, и всех благословлял. Останавливался и смотрел на каждого человека. И все люди это запомнили, столько потом было воспоминаний, даже у тех, кто видел его всего один раз!
У владыки были необыкновенные глаза. Он был небольшого роста, довольно красивый человек, но глаза у него были особенные! Он был темноглазый, смотрел куда-то намного глубже, чем обычный человек… Он совершенно просто себя вел, без всякого «архиерейского величия». И поэтому люди к нему обращались с любой просьбой и с любым разговором.
И первая беседа, которая была у нас дома, как я помню, называлась «О встрече». Поэтому и книжку свою я потом назвала «Встречи». Это была его любимая тема, главная для него и для нас – ведь те наши встречи вели нас очень часто все выше и выше, до самой высоты, до встречи с Богом.
После были вопросы о жизни в семье, о супружеских отношениях. На традиционный вопрос, кто главнее муж или жена, он ответил весьма нетрадиционно: «Тот, кто берет на себя по-настоящему ответственность за семью. Если муж берет на себя ответственность за свою семью, то он и главный. Муж – Христос, жена – Церковь. Христос – глава Церкви, но Христос жизнь свою положил за Церковь». Так записала я в своем дневнике его слова о семье.
И еще он много раз говорил, что в семье должен быть свет, на который будут сходиться многие, не имеющие того света и радости.
Вопросы задавались самые разные: например, читать или не читать светскую литературу? Он отвечал: «Читать светскую литературу можно. Потому что до духовной надо еще дорасти. Многие светские писатели поднимают серьезные проблемы человеческой жизни. Идти к духовному чтению нужно постепенно. Евангелие же необходимо читать постоянно». Объяснял, что серьезная литература глубока и интересна, и ведет к той же цели – к богообщению.
На вопрос, у какого врача лечиться: у знающего или верующего, он ответил, что лучше у знающего, и помолиться, чтобы Господь ему дал мудрости в его работе.
Человек свободное существо, и никому нельзя посягать на его свободу. Даже Господь на свободу человека никогда не посягает. Он дает ему свободный выбор. Это Владыка не уставал повторять.
– А после этой встречи были ли следующие?
– Потом он сказал, что он еще придет, и так несколько раз и было. И та же толпа встречала его в дверях. Отказать людям не было никакой возможности, ведь для каждого встреча с владыкой была огромной радостью. Уходили за полночь. Мы не успевали поговорить с владыкой лично. И тогда мы стали думать, что же нам делать – и придумали. Последующие наши встречи проходили так: владыка выбирал тему и вел беседу. Когда беседа заканчивалась, мой муж становился у дверей, и каждому выделялось по 10 минут на личное общение, а если ты превышал свое время, то тебя оттуда выпихивали (ну, особенно не выпихнешь, если человек этого не хочет!). Но и за эти 10-15 минут люди получали так много, что уходили радостные, успокоенные.
– Какие-то трудности в организации этих встреч случались?
– За владыкой следили. Нашу машину, в которой мы ехали с владыкой, всегда сопровождала «на хвосте» другая. Мы это знали. В нашем парадном у окна стояли какие-то молодцы, которые и не скрывали, зачем они здесь. Они ставили на окно бутылку шампанского, изображали «компанию». На вид, люди как люди, и не скажешь, что они какие-то не такие. Да они и были такие, только просто еще не знали владыку! Один раз я, по своей экспансивности, хотела их пригласить к нам послушать беседу (они там пили как-бы, но были совершенно трезвыми). Но они отказались: «Мы здесь для того, чтобы обеспечить порядок! Если вот будет беспорядок, мы сразу зайдем». А потом мне стали говорить, что «прослушивают наши стекла», или еще что-то в этом роде, но мы как-то вот не боялись! Не знаю, почему… Меня даже с работы не уволили, хотя могли. Помню, что заместитель какого-то главного начальника сказал мне: «Послушай, если у тебя есть какая-то лишняя книга, ты лучше мне дай, а не давай вот им, чтобы они не жаловались на тебя!» Так что, в общем, как-то обошлось.
В1990-м году мы видели владыку Антония в последний раз, провожали его перед отлетом в Англию. Осталась последняя фотография со всей нашей семьей в его гостиничном номере перед отъездом, последняя фотография в России.
– Какой, на ваш взгляд, был главный завет владыки?
– В самом начале знакомства, в 1973 году, он подарил нам свою фотографию и на обороте написал слова апостола Павла: «Радуйтесь в простоте сердца доверчиво и мудро…». И еще я добавила бы: «За все благодарите». Это он не уставал повторять. Дело в том, что вот радости-то нам в жизни всегда и не хватает. Не хватало тогда, не хватает и теперь. Именно радости! И очень хочется, чтобы она была. Радость от жизни, от всего того, что вокруг тебя есть. Это его главный и основной завет нам был: «Радуйтесь!»
Но на вопрос о том, каков же плод духовного развития, он всегда отвечал: «Смирение!» Всегда напоминал: не обольщайтесь, радость бывает только в том случае, если ты возрастаешь в смирении. А если этого нет, то нет и радости!
раба Божия Лидия.
Очень понравилась статья.