Справедливо ли говорить, что подвиг страстотерпчества благоверного князя Вячеслава Чешского (память 4/17 марта, 28 сентября / 11 октября), «оказавшего сопротивление» убийцам, несопоставим с подвигом «беззлобных» невинно убиенных Бориса и Глеба? И есть ли у страстотерпчества какие-то «критерии»?
В своей известной работе «Святые древней Руси» Георгий Федотов, повествуя о подвиге святых Бориса и Глеба († 24 июля 1015), отмечает, что трагедию их страстотерпчества может напомнить своей кончиной только святой Вячеслав Чешский († 28 сентября 935), убитый старшим братом1. Но, по мнению Г. Федотова, «назвать имя святого Вячеслава стоит лишь для того, чтобы подчеркнуть основное различие… Сама смерть его никак не может быть названа вольной. Когда брат бросается на него с мечом, он, как рыцарь, обезоруживает его и бросает на землю, и только подбежавшие заговорщики добивают его на пороге храма. Подвиг непротивления есть национальный русский подвиг, подлинное религиозное открытие новокрещеного русского народа»2.
Здесь уместно вспомнить подвиг беззлобия и непротивления врагам, придающий особый характер страстотерпчеству, других святых правителей древности.
Например, в 651 году святой страстотерпец Освин (память 20 августа), король Дейры (область в Англии), узнав о том, что его двоюродный брат, стремясь подчинить Дейру, объявил войну Освину, не пожелал проливать кровь своих подданных и удалился от власти, но был предательски убит3.
Или в 1015 году святой страстотерпец Иоанн-Владимир (память 22 мая), король Сербский, уже просвещенный видением о своем мученическом конце, прибыл на встречу с болгарским царем – двоюродным братом своей жены4 – и был убит им из желания самовластия5.
Христианский подвиг непротивления не имеет национальных признаков
Представленные примеры показывают, что христианский подвиг непротивления святых правителей древности не носит национальных признаков. Более чем два десятилетия спустя после выхода в свет книги «Святые древней Руси» (издана в 1931 году) святитель Иоанн (Максимович), архиепископ Шанхайский и Сан-Францисский, отмечал, что «как ни обширны были в России сведения о святых, просиявших вне ее, когда совершили великий исход русские из своего Отечества, оказалось, что вне Руси имеется еще множество святых в других странах, неведомых даже тщательным исследователям житий по имеющимся у них житиям и месяцесловам»6.
Указанная работа Г. Федотова писалась в эмиграции с целью изучения русской святости в ее истории и религиозной феноменологии, что, по мнению автора, являлось на тот момент «одной из насущных задач христианского и национального возрождения»7. С пастырской точки зрения вполне уместно решение миссионерских задач с учетом патриотических чувств. Однако в богословском смысле, памятуя слова апостола Павла о том, что во Христе «нет ни Еллина, ни Иудея» (Кол. 3: 11), уничижительный подтекст следует исключать из любого агиологического исследования подвига того или иного святого.
Рассматривая подвиг беззлобия и непротивления врагам святого Вячеслава Чешского, следует иметь в виду не только то, что он отмел первоначально принятые им в силу неопытной молодости наветы зломысленных вельмож о заговоре против него его матери, но и известие от слуг буквально накануне замысленного младшим братом убийства: он «не поверил этому, возлагая всю свою надежду на Бога»8.
Также и святой Борис знал, что злые люди подстрекают старшего брата на его убийство. И хотя дружина уговаривала Бориса занять великокняжеский престол, он, не желая междоусобной распри, распустил свое войско: «Не подниму руки на брата своего, да еще на старшего меня, которого мне следует считать за отца!»9.
Важной деталью, особенно с учетом традиций того времени, является старшинство в братских отношениях
Немаловажной деталью, особенно с учетом традиций того времени, является старшинство в братских отношениях святых страстотерпцев. Преподобный Нестор Летописец отмечает высокую покорность старшему брату святых Бориса и Глеба, которые, если бы противились, то едва ли сподобились дара от Бога10. В то же время святой Вячеслав сам являлся старшим братом, и неверно было бы с его стороны проявлять такое же покорное поведение перед младшим братом. Наоборот, справедливо было бы ему ожидать от младшего брата «послушания, на котором зиждется духовная жизнь человека и вообще всякая жизнь в обществе»11.
Таким образом, и святой Вячеслав, и святой Борис приняли вольную смерть, не возжелав поднять руки на брата, хотя в силу своего положения имели для этого все возможности: истинный христианин, даже будучи воином, не будет убивать из личной самозащиты или мщения.
Говоря непосредственно о ситуации, предшествующей мученической смерти святых Вячеслава и Бориса и Глеба, Георгий Федотов акцентирует внимание на поведении чешского святого, которое выразилось в оказанном им сопротивлении в момент его убийства. Но необходимо иметь в виду, что нападение на святого Вячеслава было совершено неожиданно для него по дороге в храм и с психической точки зрения его реакция вполне объяснима.
Во времена средневековья обеспечение военной безопасности являлось одной из основных обязанностей государя, который зачастую воспитывался и действовал при необходимости как воин. Так, в молитве святому Вячеславу упоминается, что он «супостатов полки от отечества своего силою ратною и мудростию управительною отгнал».
Если обратиться к житию другого святого страстотерпца – благоверного князя Андрея Боголюбского († 1174, память 4 июля), то можно обнаружить подобную психическую реакцию храброго и умелого воина при неожиданном ночном нападении пьяной толпы убийц. Безоружный князь, вскочив, хотел схватить меч, но накануне ключник предательски похитил меч святого Бориса, постоянно висевший над постелью князя. В такой ситуации святой Андрей, и в старости обладавший мощной силой, успел ударом повергнуть на пол первого из нападавших12.
Как отмечал святитель Лука (Войно-Ясенецкий), со всей нервно-психической деятельностью нераздельно и теснейшим образом связана жизнь духа: «В духе отпечатываются все наши мысли, чувства, волевые акты – все то, что происходит в нашем феноменальном сознании… Все множество старых образов сохраняется почти без изменений, хотя они исчезли из сознания»13.
В рассматриваемых случаях защитные действия страстотерпцев можно охарактеризовать как движение, согласное с природой, а не вопреки ей, то есть они не являлись проявлением душевной страсти – гневом14. Акт воли имеет в виду желаемую цель, к которой ведет то, о чем можно советоваться для последующего принятия добровольного решения15. В момент нападения двигательные реакции святого Вячеслава не являлись вольными, в отличие от его поведения накануне при известии о готовящемся заговоре, но с учетом психической природы человека – адекватными: дать отпор нападавшему. В то же время по мере снижения динамики в развитии опасной ситуации происходит осмысление собственного положения и дальнейшего поведения: «И схватив его и повалив на землю, спросил: “Брат мой, какое зло я сделал тебе?”»16.
Вопросом: «Брат мой, какое зло я сделал тебе?» – святой Вячеслав проявляет достойное страстотерпца беззлобие
Именно в этом вопросе, заданном в условиях смертельной опасности, вместо которого воину следовало бы осуществить упреждающее действие на поражение противника, святой Вячеслав проявляет достойное страстотерпца беззлобие. Подобно Христу, Который показал апостолам, что происходившее во время Его ареста есть дело высочайшего Промышления, князь, будучи осведомлен о предательстве, не только не бежал, но пошел даже навстречу предателю. Он, подобно Христу, в час ареста старавшемуся вразумить Иуду, говоря: «Иуда! целованием ли предаешь Сына Человеческого» (Лк. 22: 48), вопросом к брату-убийце пытался образумить того: «Не стыдно ли тебе предавать таким образом?» И, подобно Христу, Который не воспрещал Иуде предавать, допустил лобзание и Сам Себя добровольно предал в руки врагов17, святой Вячеслав являет пример непротивления: разделяет с братом-предателем трапезу накануне и не производит по своей воле никаких действий на поражение своих убийц.
В целом реакцию святого Вячеслава при нападении можно представить и как среднее между добровольным и невольным, что хотя неприятно и тягостно, но принимается «ради избежания большего зла»18. В этой связи, продолжая сравнение страданий святых Вячеслава и Бориса, а также святого Андрея Боголюбского, особенно важно иметь в виду, что Борис еще не имел великокняжеской власти, а только мог претендовать на нее, тогда как Вячеслав и Андрей уже были верховными властителями и несли ответственность за свою жизнь как начальники каждый в своем государстве: ибо «когда кормчий сделается добычей волн, когда светильник угаснет, когда вождь будет пленен, тогда какая уже надежда останется для подчиненных?»19.
И действительно, по убиении святого Вячеслава злодеи стали избивать его дружину, грабить и изгонять всех тех, кого князь приютил в своем доме20. А после убийства святого Андрея жители Боголюбова разграбили княжеский дом, и много случилось бед: дома посадников и управителей пограбили, а самих их, и слуг, и стражей убили; грабители приходили грабить и из деревень; начались грабежи и в самом Владимире21.
В богослужебных текстах Церковь равно почитает страстотерпчество, беззлобие и кротость святых Бориса и Глеба и Вячеслава Чешского, указывая на их святые венцы. В молитвах к святым страстотерпцам обращаются единообразно: к святому Вячеславу – научить братолюбию и кротости, а к святым Борису и Глебу – укротить «всякую вражду и злобу, действом диавола воздвизаемую от ближних и чуждих».
Память благоверного князя Вячеслава духовно связана с мученической кончиной святых русских страстотерпцев – князей Игоря, Бориса, Глеба и Андрея Боголюбского – и глубоко чтится в Русской Православной Церкви22. Церковь равно почитает святого Бориса и Глеба и святого Вячеслава, подвиги которых могут казаться различными, но рассудительный взгляд только подчеркивает единство в святости каждого подвига: их объединяет подвиг ради Христа, никак не ограничиваемый национальностью. Когда «диавол ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить» (1 Пет. 5: 8), противостоять ему твердою верою следует, не выделяя подвиг того или иного святого на фоне других, а обращая внимание на подлинное единство жизни во Христе в явленных нам примерах святости.
Неделя 19-я по Пятидесятнице. Память Благоверного князя Вячеслава Чешского. Проповедь протоиерея Вячеслава Перевезенцева.
Наш батюшка, о. Вячеслав, тезоименитый св. благоверному кн. Вячеславу Чешскому, в день своих именин произнес очень вдохновенную, проникнутую большой любовью, так же апологетическую проповедь, только сопоставляя с равноапостольным кн. Владимиром.
Очень рекомендую ее послушать