Михаил Соловьёв Первая наша встреча произошла в 1986-м году, когда на комсомольском собрании Главной Геофизической Обсерватории имени Воейкова секретарь Комитета комсомола института Соловьёв после моего выступления спросил, указывая на меня, у опекавшего меня Жени Дорофеева:
– Это что ещё такое?!!
– Это сюрприз! – засмеялся Дорофеев.
Тогда уже по всей стране бушевала Перестройка, но наше ГГО было относительно тихим местом, где оседали «выходящие в тираж» военные кадры из Академии Можайского, ещё были военные заказы, и на этом островке советского времени не было заметно перемен. Поэтому горячее моё выступление с основным тезисом, что комсомольцем должно быть опасно, естественно, если это настоящий комсомолец, воспринималось, мягко говоря, неоднозначно.
Это было странное время. Одна вера уходила, но ещё не ушла. Другая вера была где-то рядом, но ещё не вошла в жизнь так, как прежняя. В этом промежутке расплодились все возможные направления мистики и оккультизма. Я ещё тогда держался коммунистических убеждений, в которых был воспитан. Помню, как на какой-то не очень лестный пассаж по поводу Ленина я своему другу прямо сказал: «Ещё одно слово – и в морду!» Он тогда с сожалением вздохнул: «Ладно, ты всё поймёшь сам».
Через 3 года заболеет моя мама, врач скажет нам с отцом: «50 на 50, ребята... Кто умеет – идите молиться».
Собор Николая Чудотворца и Богоявления Господня, 1995 г. Фото: pastvu.com
И каким-то образом я окажусь в Никольском соборе, перед образом святого Николая – и только впоследствии узнаю, что это был Николай. Но в начале моей научной карьеры до этого далеко, и пока мы с Мишей оказываемся в роли инициаторов создания политклуба при Комитете комсомола института, и дальше пойдёт причудливое сочетание «перестроечной» деятельности и начала научной карьеры. Как это было радостно, и сколько было ожиданий – как и на физфаке, – приобщиться великой мировой науке, – сколько было чистых радостей, и честолюбия, и амбиций, и какая активная была параллельная жизнь – без Бога... Казалось, что политика, в которую включились почти все, – это зона свободы, гласности и перемен. Мы ждали перемен и хотели делать их.
Образ свт Николая в Никольском Морском соборе СПБ
Казалось, что политика, в которую включились почти все, – это зона свободы, гласности и перемен
Всё это могло бы вывести нас с Мишей в большую политику, но Господь удержал, обоих – по-разному. Меня – через болезнь мамы, с которой мы год провели по больницам, и за это время всех активистов уже куда-то избрали, а я в больнице впервые прочитал Евангелие и понял, что это очень серьёзно, а вся политика муть, – и отказался от нее. Миша остался верен науке и стыдил меня, когда я уходил в бизнес, но я всё-таки ушел, поскольку на лечение мамы требовались деньги, а у отца, который уже жил с новой семьёй, но и нас с мамой поддерживал, появился кооператив с основной работой по распиловке бюджета его госпредприятия, где можно было ещё получить заказ по линии ещё живой тогда «оборонки».
Что такое советская наука – к этому времени я уже понял хорошо, она оказалась ничуть не более чистым делом, чем политика, хотя хорошие люди встречаются повсеместно, и в институте мне повезло с научным руководителем. Так что у Миши были основания попрекать меня изменой высокому признанию ученого. А я отвечал ему, что ухожу за свободой: бизнес – это свобода.
Звонница Тихвинского монастыря. 1995-2000 гг. Фото: pastvu.com
У Миши были основания попрекать меня изменой высокому признанию ученого. А я отвечал ему, что ухожу за свободой: бизнес – это свобода
Встретились мы через много лет.
Миша к этому времени стал серьёзным руководителем лизинговой фирмы. А я уже стал верующим. И он обратился ко мне, чтобы с моей помощью «проверить партнёра», поскольку партнёр попался очень уж специфический – он собирался поставлять оборудование для пекарни Тихвинского монастыря.
Я помню, как он мне аккуратно пытался объяснить, чего именно он от меня хочет. Когда я понял, то совершенно неожиданно для себя ответил:
– Миша, это уже не бизнес. Это способ для тебя войти в контакт с Церковью.
– Ну, я и собираюсь войти с ней в бизнес-контакт, – недоумевал Миша.
– Миш, да ты пойми, Богу не нужны твои деньги, Ему нужен ты сам...
Я помню, как сам удивился, сказав эти слова, – они как-то сразу пришли в голову, и я их сказал. Наступила пауза. Потом ещё о чём-то поговорили, не помню о чём. Но помню, что через какое-то время Миша оказался на Исповеди у нас в храме.
Когда отошёл от аналоя, то с удивлением мне сказал: «А я такого не ожидал» – оказывается, отец Александр счел, что он мало подготовился, и надо ещё подумать и ещё раз прийти. Миша уже привык к тому, что «больших людей» принимают по стандарту VIP-класса всюду, а тут он оказался двоечником, которому надо готовиться и пересдать...
Итоги пройденного порознь пути мы с ним подвели быстро:
– Стыдно вспоминать, – сказал он.
– Да, стыдно вспоминать, – ответил я.
Ни жена, ни мама, ни приемный сын не поддерживали его на пути в Церковь, это он стал своего рода «локомотивом» для своей семьи. Сына от первого брака, правда, крестили у нас – но после смерти Миши он оборвал связь с приходом, в котором стал христианином, и остаётся только молиться о нем.
Миша остался в одиночестве среди своих близких, и как-то рассказывал мне, как это здорово – поутру тайком подняться раньше всех, затеплить лампадку и начать молиться. Я делился с ним тем, что удалось накопить за время церковного пути: книжки, фильмы, контакты. Делиться опытом не приходилось – он считал меня «экстремистом», и перейти из офиса на завод для него было равносильно самоубийству. Он настойчиво искал какую-то форму христианского существования в том мире, в котором уже хорошо обустроился.
Он настойчиво искал какую-то форму христианского существования в том мире, в котором уже хорошо обустроился
Надо сказать, что эти поиски христианства «в бизнес-формате» пришлись как нельзя кстати в той фирме, где он работал и которую тоже возглавлял православный предприниматель: там даже в офисе в коридоре висели иконы.
Эта фирма, однако, жила в реальном мире, где ценности совсем другие, и иконы в коридоре тут ничего не изменят. Сначала пришлось уйти Мишиной верной помощнице Елене, а потом и ему самому. Впоследствии он не раз сомневался, нужно ли было уходить, пытался найти другую работу. Даже сделали мы с ним резюме для экспериментальной биржи труда, которую я пробовал создать на приходе в виде блога с резюме нуждающихся в работе прихожан.
Когда мы разместили там Мишино резюме, многих смутила сумма, которую он запросил. Это был ещё один урок на тему несовершенства нашей общинной жизни, в которой – по-прежнему, по-советски: «меньше знаешь – крепче спишь»
Последние 5 лет Миша провёл в безуспешных поисках новой работы. Вошёл в какой-то эфемер под громким названием «Союз бизнес-ангелов», вошёл и в Союз православных предпринимателей, пытался как-то применять свои познания в менеджменте для оптимизации деятельности радио...
Да, деятельность была, но было совершенно очевидно, что он в тупике. Нужно было что-то радикально менять – а сил не было. И болезнь вывела его из тупика, но не по горизонтали, а по вертикали – прямо к Господу.
Болезнь вывела его из тупика, но не по горизонтали, а по вертикали – прямо к Господу
К этому времени ещё один физик из однокурсников, ставший предпринимателем, Юра Иванов, уже финансировал сестер милосердия, которых тогда мне было поручено возглавлять.
Поставить меня на это искусительное место пришлось, видимо, за неимением лучшего – поскольку все лучшие откололись от братства Св. Анастасии Узорешительницы и организовали своё собственное Покровское сестричество. Это были действительно лучшие, отборные кадры, на которых держалось очень многое в храме. Ситуация моя была как у товарища Сухова в фильме «Белом солнце пустыни». И только наличие постоянного финансирования от Юры хоть как-то стабилизировало женскую стихию.
Опыта нет, а желание работать есть, и благословение батюшки тоже, и сколько было «наломано дров» с собранными со всего города желающими – трудно представить. Но прореху мы закрыли – показали, что сестричество на приходе по-прежнему есть.
Хотя, конечно, это было совершенно не то, что значило слово «сестричество» вначале.
У нас не принято говорить о таких событиях, которые для меня тогда были эквивалентны по разрушительным последствиям для души – разводу родителей. Когда тебя спрашивают: «Ты идёшь с нами или остаёшься с ними?» – хороший сын не может это пережить без потери, трещины в душе. А я хотел быть тогда хорошим сыном в новой церковной семье, где разводов нет. Помню, как тогда впервые рухнули для меня надежды на Царство Небесное на земле – на одном, отдельно взятом приходе.
Помню, как тогда рухнули для меня надежды на Царство Небесное на земле – на одном, отдельно взятом приходе
Потом им суждено было рушиться – и здесь, и в других местах – ещё не раз и не два. Только где-то в конце этого процесса разрушения неофитских идеалов я прочитал в одной умной книге, что христианин идёт не от победы к победе, а от поражения к поражению. И приходы наши идут так же.
Миша с Юрой свой путь неофитов начали у нас в описанной выше ситуации «общины после развода», но призывающая благодать первое время делает человека неуязвимым для всех этих переживаний, он просто глядит на все широко открытыми от счастья глазами, всему рад и за всё благодарит, прямо по словам апостола Павла.
Это состояние души сближало, и Юре с Мишей настолько удалось подружиться, что даже в Свирский монастырь они ездили вместе – разумеется, по VIP-стандарту, но всё-таки в монастырь, в паломничество. На мои предложения пойти в какой-то более демократичной форме в крестный ход Миша не реагировал.
Впоследствии Миша стал крёстным у одного из детей Юры. И очень высоко отзывался о своём новом друге, говорил, что с Юрой можно идти в разведку. Так, потихоньку, внутри постперестроечного «беспредельного» бизнеса возникали маленькие островки человечности.
Это резко контрастировало с драматическими событиями вне церковного сообщества. Другой наш однокурсник, например, который так и не дошёл до Церкви, пострадал за то, что не уступил в жестокой войне за торговый порт: его сожгли в собственном коттедже вместе с семьёй – погибли он, жена, трое маленьких детей и его друг. На этом фоне Мише и Юре сильно повезло: их пути Господь плавно заворачивал в другую сторону. Но сами пути от этого легче не становились.
К тому же появилась именно тогда замечательная форма для такого внутрицерковного vip-сообщества, как Совет по развитию радио «Град Петров», куда я пригласил всех своих бизнес-друзей. Особое внимание батюшки, особое, закрытое собрание, и, естественно, богатые пожертвования от больших доходов... Мне кажется, что единственная неоспоримая польза от этого была в том, что помирились Миша с Игорем, которые до того долго были в ссоре, т.к. кто-то кого-то «кинул», как это часто бывает между партнерами по бизнесу. Но поскольку оба они вошли в Совет, им пришлось помириться.
Ольга Николаевна Суровегина - музыкальный редактор радио Град Петров
И ещё один момент был очень важным для меня и Миши – общение с Ольгой Суровегиной: для нас обоих это был ангел из того мира, куда мы хотели войти, но не получалось. Спасибо радио «Град Петров» и низкий поклон Оле за эти наши встречи! Говорят, что образование – это то, что остаётся, когда всё выученное забыто. Вот примерно так же остались у нас в сердцах эти беседы. Прямое переливание Духа.
Иерей Александр и редакция радио «Град Петров»
Материальная польза от Совета, конечно, была: именно тогда наше радио сумело выйти в Интернет. Это было радикальное решение, выход из тупика с дрянной частотой, которую нам дали, поскольку без хорошей взятки хорошую частоту получить было невозможно, а взятки отец Александр в принципе не даёт. И выход в Интернет обеспечил качественно новый уровень вещания и духовного влияния. Но для самих участников, думаю, этот Совет долгое время оставался островком прежней жизни внутри Церкви – и слова апостола Павла насчёт того, что в Церкви нет ни иудея, ни эллина (ср. Кол. 3, 11), для этих людей были недействительны: они долго не растворялись в приходе, хотя я видел, как Миша пытается войти в него. И в меру своих сил помогал.
Воцерковление постсоветских нуворишей, которые ошалели от денег и абсолютно серьёзно считают, что за деньги можно решить любую проблему, – отдельная большая трудная задача. Этим людям можно только посочувствовать. Искушений от них ничуть не меньше, чем от красивой женщины. Вхожу в храм, вижу их, стоящих на молитве, – и уже автоматически прикидываю, у кого из них можно сколько попросить и на что. Сейчас об этом стыдно вспоминать, но, как говорится, из песни слова не выкинешь. Если вспоминать честно.
Помню я и такую форму «благотворительности»: слышал от батюшек, что кто-то нуждается, и, не сомневаясь, обращался к одному из воцерковляющихся бизнесменов, чаще всего это был Миша. На каком-то этапе я почувствовал, что что-то идёт не так, и наши отношения с Мишей начинают меняться. Тогда задумался, ощутил угрызения совести и прекратил «доить» богатых знакомых.
Домовый храм Святой великомученицы Анастасии Узорешительницы на Васильевском острове
Были случаи, когда Миша очень помогал духовно. У предпринимателя много поводов для депрессии, а иногда эта болезнь фатально сочетается с одержимостью – тёмные силы склоняют: закончи жизнь побыстрее и не мучайся. Один из наших друзей попал в такую ловушку на далёком заграничном острове, где надеялся «развеяться», но «голоса», призывая к финишной прямой, звучали всё сильнее и сильнее. Мы тогда втроем с Сашей и Мишей договорились звонить ему каждый день. И впоследствии он вспоминал, что каждый день у него было три радости – это были три наших звонка по 10 минут.
Монах Серафим (Елгин). Скит Апостола Андрея Первозванного. Колтуши, Всеволожский район Лен. области Ещё один раз мы с Мишей участвовали вместе в добром деле в 2014-м году, когда в нашем храме решила принять Крещение собирячка, желавшая посмотреть, как выглядит настоящая община. Я тогда её водил по домам прихожан, к знакомым батюшкам, а Миша на своей машине возил нас в Гатчину и Вырицу – к святым местам.
Для Миши стало открытием, что и на приходе деньги – камень преткновения, когда в 2009-м году шли «бои местного значения» между свечным ящиком и ревизионной комиссией, в которую я входил. Он тогда возил нас с Галиной, председателем ревкомиссии, на скит под Колтуши, где уже по привычке мы просили молиться за нас о. Серафима. Миша проникся к этому человеку уважением и даже начал прикидывать, как обеспечить ему снегоуборочную технику.
Миша и Юра регулярно давали деньги на миссионерские подарки для жителей Гореново, умирающей Смоленской деревушки
Надо сказать, что именно Миша и Юра регулярно давали деньги на миссионерские подарки для жителей Гореново, умирающей Смоленской деревушки, в которой когда-то мой прадед был старостой, и в качестве покаяния я пытался помочь восстановить там молитвенную жизнь. Деньги были небольшие, но постоянство стоит дороже денег.
Так, через много лет, мы оказались с Мишей снова соучастниками доброго дела, совсем не похожие на себя при первом знакомстве. Когда говорят о покаянии, эти слова повисают без примеров, а мы были живым примером друг для друга. Нам было с чем сравнить. И было видно, как побеждает Господь в каждой из наших судеб.
Жительницы села Гореново, верующие люди, которые принимали участие в богослужениях в возрождении храма
...Заболел Миша как-то неожиданно, и поначалу казалось, что легко. Потом выяснилось, что фатально. Он даже грустно шутил, что даже рак лечить научились, а вот его болезнь –так и не могут научиться.
Он все понимал и принимал судьбу.
За ним ухаживала мама, а за ними обоими – некрещёная и неверующая сестра мамы, прекрасный человек, у которого, я думаю, хорошо бы поучиться и верующим людям, как надо с любовью ухаживать за больными и немощными. На этом финальном этапе самым близким для него стал Саша Жуков, и именно к Саше он обратился с последними просьбами в жизни.
Когда на поминки на наш приход пришли знакомые Миши, я стал всё это рассказывать, и выяснилось, что никто из них ничего этого не знал.
Домовый храм Св. мч. Анастасии Узорешительницы в наше время
Отец Александр говорил про удивительное терпение и мужество Михаила в конце жизни. Я думаю, что надо говорить обо всей судьбе в целом, ведь этими нашими судьбами вымощена церковная дорога для вновь приходящих сейчас в храм Св. Анастасии, где уже мало кто помнит, кто такой Михаил Соловьёв. А я думаю, что помнить надо даже тех, кого ты не видел. Они тоже пошли за Христом и вросли, как умели, в Его Тело, называемое Церковью, которое теперь суть мы, ныне живущие здесь.