Как Господь о Наде позаботился

Фото: Григорий Азатян / fotokto.ru

Холодно. Совсем холодно. И темно, поздно светает. Надя бежит, изо рта вырываются облачка пара. Не опоздать бы на работу.

Сначала надо дойти до остановки по разъезженной дороге: она ведет к главной улице, по которой и ходит общественный транспорт. Дойти, молясь, чтобы кто-нибудь сзади не подъехал близко и не направил машину прямо на нее, такое уже два раза случалось. Оба раза она запрыгивала прямо на кирпичную часть парковой ограды, что идет вдоль дороги, оба раза водители хохотали и уезжали на опасной для обледеневшего пути скорости. О таких происшествиях Надя никому не рассказывала, да и кого этим удивишь, когда на рынке вон вчера вообще стреляли...

– Вот это времечко вам досталось, молодежь! – только вчера рассуждал замдиректора, чья должность была скорее почетной. Он уже почти каждый день собирался на пенсию, да только что-то все никак не уходил.

– Нормальное время, – поджала губы секретарь Аня, жуя жвачку. – Хорошее.

И покрутила на пальце кольцо, подаренное очередным женихом. Про каждого нового кавалера она сообщала только одно: «У него крутая тачка!» Замдиректора, слыша это, вздыхал. Надя понимала, о чем он. Мужчины, ухаживающие за Аней и встречающие ее на «крутых тачках» с работы, никак не были похожи на честных тружеников. Время, действительно, на дворе стояло такое, что не все девушки были готовы смотреть на честных-то. И не по какой-то особой «продажности»: боялись, что семью нынче честно-то не прокормишь. В этом, в том числе, и состоял ужас времени, о котором вздыхал Петр Михайлович. Учителям, врачам – нечего есть. Молодые парни – идут в преступность. Быть жуликом, обманывать ради денег даже близких, а то и идти прямиком в криминальные структуры – для многих норма.

– «Криминальные элементы», ишь ты... – отложив газету, сказал на днях Петр Михайлович. – Романтика! А вот называли бы «бандитская сволочь» – поменьше бы шли туда!

Ох, если бы все было так просто..

Еще немного – и остановка. Надя пошла помедленнее, перевела дух. Интересно, сколько сегодня придется на этой остановке стоять? Обычно там собирается целая толпа. Тяжело уехать из их пригорода. Потом подъезжает, наконец, старый автобус, и вся толпа устремляется в него, он качается и, кажется, вот-вот перевернется.

В суматохе и толкотне перевернули какую-то бабушку вверх ногами. Вынесли как есть

В автобусах чего только не происходит! Однажды она не поняла даже: люди начали выходить на остановке, подгоняемые криками тех, кто хочет уехать, – но почему там, где у всех лица, вдруг оказались валенки? Оказывается – в суматохе и толкотне перевернули какую-то бабушку вверх ногами. Вынесли как есть, поставили на ноги, на те самые валенки. Бабушка, похоже, не сильно пострадала – судя по тому, как она звонко и отчетливо ругалась, а потом ловко поправила пуховый платок и резво побежала в сторону рынка.

А однажды, в полной темноте, Надин автобус остановился у кладбища. И напротив такой же остановился. Оба водителя выключили свет в автобусах и пошли на пустую дорогу о чем-то разговаривать. А люди ждали в холодном транспорте. Никто не удивлялся. Только возмущаться кто-то начал минут через семь, но водитель, будто услышав его, бегом вернулся, и автобус поехал вперед. Что это такое было?

– О глупостях думаю, – одернула себя вслух Надя.

С некоторых пор она старалась строго следить за собой, даже за мыслями. С тех пор, как начала всерьез, постоянно ходить в церковь. И когда Петр Михайлович говорил про «тяжелые времена» – она вспоминала как минимум одну вещь, которая превращала их годы в не самые худшие. Открылись церкви. И та самая «потерянная молодежь», как называл их замдиректора, смогла узнать о Боге, Которому молились их прабабушки, а у особо счастливых – и бабушки. Появились иконы, книги. Никто не удивлялся, когда представители старшего поколения в храме, прямо на службе, вдруг начинали плакать, глядя на молодых ребят или родителей с маленькими детьми. Все всё понимали. Сами как дети – они радовались книгам, молитвословам, каждой иконочке. И так отрадно было это видеть...

Не вся молодежь, конечно, вот прямо так взяла и побежала креститься. Надя помнила, как она сама впервые задумалась о Церкви. Она училась в институте и встречалась с одним парнем – встречалась в старомодном смысле слова, Петру Михайловичу, наверное, это понравилось бы. И однажды, гуляя в его микрорайоне по малознакомой заснеженной улице, они разглядели на том пространстве, что только недавно было захламленным пустырем, что-то вроде небольшого... гаража, что ли. При приближении он оказался больше, чем виделось издали. А главное – на его крыше находился крест.

– Это что – церковь? – спросила Надя.

– Не знаю, – равнодушно протянул ее приятель. – Не все ли равно? Да и какая же это церковь? Сарай какой-то.

– Сейчас узнаем, – задорно сказала она.

– Как? – он указал на овражек, который пришлось бы преодолеть, чтобы подойти к строению.

– А просто!

Она села на снег и оттолкнулась. Доехала до дна овражка. А потом, промочив варежки, забралась по второму склону наверх.

– Ты идешь? – засмеялась она.

Он долго раздумывал. Потом как-то все-таки спустился. И взобрался. Надя кинула в него снежок, рассыпавшийся на лету, и засмеялась. А он не улыбнулся даже, наоборот – как-то брезгливо стряхнул снег с рукава.

В само строение они не попали, оно стояло закрытым, и никаких бумаг или табличек, которые бы объясняли его назначение, не было нигде. Но с тех пор отношения Нади с молодым человеком начали быстро охлаждаться, как воздух в нелетние дни после заката. Он теперь смотрел на нее совсем другим взглядом – ну, конечно, разве можно так несерьезно себя вести в солидные 18 лет? А она вскоре собрала и вернула ему все книжки по его дурацкой эзотерике, которой он увлекся вслед за своей мамой. Надя хорошо помнит, как вздохнула в тот день полной грудью. Будто избавилась от всего, от чего надо было давно избавиться. Примерно как с тем пустырем: его расчистили и начали строить. Строить храм.

Она все-таки смогла побывать в том временном храме, похожем на гараж. Стояла у самого входа, рядом с импровизированным свечным ящиком, и только и слышала: «Передайте свечу к празднику!» Как можно передать что-то к празднику – спросить было не у кого, а там и служба закончилась.

Надя начала ходить в церковь в своем пригороде. Батюшку туда прислали немолодого, но смешливого. Как-то он ответил одной разряженной в пух и прах (а точнее, в пух и перья, которые обрамляли ее обширное декольте) даме на вопрос «кому молиться, чтоб денег много было»:

– А молитесь святому маммоне!

Все хохотали. А дама, кстати, и шутку поняла, и не обиделась. Надя потом неоднократно видела ее на службах. Фразой про «святого маммону» девушка не раз и не два поддразнивала сама себя, когда срочно нужны были на что-то деньги. Или надо было быстрее долг отдать...

Ох, нет!

Долг.

Она же задолжала Ане и должна была сегодня отдать. Надя похолодела еще больше, что минуту назад казалось невозможным.

Она же задолжала Ане и должна была сегодня отдать. Надя похолодела

Приготовила же деньги! С вечера приготовила! Значит, остались на тумбочке в коридоре. Кошмар и ужас. Она вчера пообещала Ане, что сегодня принесет. Надя с детства очень серьезно относилась к своим обещаниям, а уж с тех пор, как в Церковь пошла, – так и вообще... И в долг-то ведь никогда в жизни раньше не брала. Просто зашли с Аней вместе вчера после работы в магазин, а Наде там не захотели купюру разменивать. Других денег у нее не было и до получки не предвиделось. «Надь, давай я тебе дам, а ты до завтра разменяешь и принесешь!»

Согласилась. Зачем?

Надя, встав подальше от дороги, начала ковырять носком старого сапога ледяную корку, покрывавшую снег. Вот это да. Как стыдно! Аня решит, что Наде нельзя доверять. А возвращаться домой уже совсем некогда, дорога отсюда обратно неблизкая. Ох.

Она начала молиться. «Кому молиться», хоть о деньгах, хоть, в ее случае, о вразумлении, – вопроса, как у той дамы, не стоит. Конечно – Богу! Кому же еще. Что делать, Господи? Бежать домой и опаздывать, нарываясь на неприятности на работе? Просить прощения у Ани и пытаться объяснить? Петр Михайлович говорил – раньше проще относились и к деньгам, и к долгам. Ну... раньше работающие люди и по нескольку лет в одних и тех же сапогах, еле накапливая на ремонт обуви, не ходили. Если ему верить.

Надя снова потрогала носком сапога снег. Вот что она делает: еще и обувь портит. Совсем все неправильно.

Но – что это?

Прямо из ледяной корки торчал край какой-то бумажки. Она наклонилась. Да что ж фонари какие тусклые, а?

Она присела на корточки. Вокруг, как ни странно, не было никого. Присмотрелась.

Не может быть: под коркой льда совершенно четко была видна скомканная денежная купюра. Очень давно вмерзшая в снег.

Под коркой льда была видна скомканная денежная купюра. Очень давно вмерзшая в снег

Надя не сразу смогла ее вытащить. А потом поняла, что держит в руках именно такую сумму, которую она должна Ане.

Она еще раз огляделась. Улица только сейчас будто ожила, по переулкам потекли на остановку люди. Надя опомнилась и помчалась к давно мерзнущей там толпе: авось да получится втиснуться в автобус и успеть вовремя!

Директор, к счастью, задерживался на каком-то из бесчисленных совещаний. Аня, увидев купюру в руках Нади, даже не стала отмечать ее опоздание в специально заведенной директором месяц назад тетради.

– Если честно, думала, что ты, как все, сразу не отдашь, – пожала Аня плечами под новой белой пушистой кофточкой.

Надя ничего не сказала. Только, отдышавшись, повесила куртку в шкаф и отправилась в кабинет, повторяя про себя: «Слава Тебе, Господи, слава Тебе!».

В кабинете уже стоял и разглагольствовал о чем-то Петр Михайлович. А 25-летний рыжий помощник бухгалтера Павел просматривал бумаги и делал вид, что его слушает.

– Вот ты как думаешь, как назовут эти годы? – спрашивал его почетный замдиректора.

Тот молча мотал головой.

– Я бы назвал – лихие годы. Лихие. А, Надя? Что скажешь? Ты у нас духовный человек, в церковь ходишь, может, что-то у вас там говорят о нашей эпохе?

Девушка молча улыбнулась и поправила подставку с маленькой иконой на своем рабочем столе. Она сейчас могла думать только о маленьком чуде – как Господь не только избавил ее от неприятности с долгом, но и попросту подарил денег, когда она в них так нуждалась.

Господь не только избавил ее от неприятности с долгом, но и попросту подарил денег

Вот только читали недавно на службе: «Не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться» (Лк. 12, 22), – потому что Сам Господь позаботится, когда мы начнем заботиться о спасении в Боге. Она тогда все думала: ну, как же – не заботьтесь? Тут за рабочее место держишься чуть ли не зубами, только и думаешь о том, чем за что платить! Вот никак она не могла понять эти строки. А сегодня ей Господь – раз – и разъяснил.

– А то, вот, знаете, – продолжал Петр Михайлович, – жена вчера мне рассказала, что один провидец...

– Петр Михайлович, ну, пожалуйста, давайте без эзотерики, – вздохнула Надя, раскладывая папки с документами.

– Петр Михайлович, к телефону! – раздался голос Ани.

– Да иду, иду, – замдиректора заторопился к выходу. – Вот ведь суета! На пенсию уйду, вот прямо завтра возьму и уйду на пенсию! Верите, молодежь?

– Нет, – хором ответили Надя и Павел.

И оба рассмеялись.