Он был человеком и писателем милостью Божией, с ярким талантом и несравненно цельной натурой. Парадокс его личности состоял в том, что именно эта цельность выходила за контуры привычного. Но при всех «тектонических сдвигах» этой могучей натуры, он оставался любящим сыном, мужем и отцом, а главное -уверенно следовал своему творческому призванию.
Как чуток и предупредителен был он к друзьям, как любил отвести душу в доверительном разговоре за дружеским застольем! Поистине, он был прекрасен во всех своих ипостасях!..
Удивительно щедрый собеседник, он был легко доступен для первоначального знакомства и общения; лишь умение «разгадывать» человека с первого взгляда и глубокая проницательность ограждали его от нежелательных «друзей».
Надо сказать особо о редком умении П. дарить свои книги друзьям, украшая их автографом с удивительно простой и в то же время глубокомысленной надписью — обыкновенно пожеланием, иногда — изречением.
Одну из последних своих книг, уже предчувствуя близкую кончину, он надписал бесконечно мне дорогими, трогательными и обязывающими словами: «Истинному другу в сей жизни и в будущей. П. 17 августа 1997.» Другая книга — «Наследник Российского престола» была надписана: «Другу в писательстве и жизни, с надеждой дожить до востановления нашего Престола. П. 10.9.1997».
От природы обладая богатырской статью, П. за последние 2 года дважды опроверг прогнозы эскулапов; и в этот раз хотелось до последнего дня верить,что никакой плетью «обуха не перешибить». Но болезнь была слишком тяжела — мера мучительных страданий неизбежно должна была превзойти меру долготерпения. Господь не попустил совершиться этому, — урочный час пробил, раб Божий Петр призван в Небесные обители.
Светлые воспоминания о нем останутся со всеми, кто его знал. Мы верим вместе с родными, что он оставил нам всем беспредельность ожидания. Он очень любил слово «чаю» в Символе веры: «Чаю воскресения мертых и жизни будущего века…». Вероятно, это слово нравилось слуху любителя и знатока отеческой старины какой-то «старообрядческой» огласовкой. Я слышал — и не раз — его тонкие мысли о разнице между привычным «смертию смерть поправ» и староверческим «смертью на смерть наступив»; да, он обладал еще и этим редким даром — богомыслия и богословия. Глубина его веры была выстрадана трудом и молитвой, искусом сомнений и подвигом обретений. Теперь мы знаем — она была выстрадана и безропотным мученичеством тяжкой болезни, крест которой он пронес так достойно, что лучше бы не умирал. Но здесь уместнее сказать: не умер, а преставился ко Господу, почил в Боге, уснул (успел) сном праведника…
Последние месяцы его земной жизни были скрашены тем, что он вновь и вновь убеждался — как много близких людей его любят. Господь даровал ему это утешение, посетив Своею милостью, в горниле которой просияла прекрасная душа, сама ставшая источником благодатных утешений.
Таким людям страшно не умирать, — страшно расставаться с близкими, не завершив задуманного. Творческие замыслы писателя, при колоссальной его работоспособности (продолжал работать и дышать полной грудью, как бы не замечая болезни) были столь обширны, а он так молод! Остается лишь догадываться, каких шедевров не досчиталась русская литература. Столь ранняя кончина писателя, безусловно, свидетельствует о неизбежной духовной эволюции в ином мире.
Автору этих строк Петр говорил о подготовленной им книге «Радуйся, Невеста Неневестная!» (сб. акафистов и историй икон Божией Матери, почитаемых на Москве). Книга была заказана издательством «Паломник», — и наш долг постараться, чтобы она увидела свет до истечения сорокоуста.
Прими же, Господи, дух его с миром и упокой со святыми в надежде общего воскресения и жизни вечной.
Ложится черный креп На силуэт лица…
Но говорят: тот свет.
Не говорят: та тьма. Мы чуем легкий тлен,
Беду не превозмочь.
Но всходит яркий день
Для уходящих в ночь.
Свои первые литературные произведения Петр Паламарчук стал печатать под псевдонимами В.Денисов и В.Носов за рубежом — в журналах «Вестник Русского христианского движения», «Вече», «Континент», «Посев», «Русское Возрождение», в газетах «Русская мысль», «Наша страна, «Единение». Одновременно в России выступал в качестве публикатора и комментатора Державина, Батюшкова, Гоголя. Дебютировал в Москве повестью «Един Державин» (1982), редкие достоинства которой были сразу же замечены весьма взыскательной в то время литературной критикой, присудившей автору премию за лучшую первую книгу молодого писателя.
С самого начала творческого пути ясно выраженной «харизмой» Паламарчука была любовь к отечественной истории, к святыням восточнославянского культурного наследия. Прошлое и настоящее трех составных частей Руси — Великой, Малой и Белой — перекрещиваются в нескольких его книгах: «Чисто поле» (1987), «Ивановская горка» (1989), «Козацкие могилы» (1990), «Векопись Софийского собора» (1991).Особняком стоит серьезное историко-литературоведческое исследование — книга «Александр Солженицын: путеводитель» (1991), тираж которой в разных изданиях превзошел миллион экземпляров.
Доскональность и любовная тщательность, с какой Паламарчук строит все эти произведения, заставляет вспомнить слова В.В.Розанова о Толстом: «всюду мера, число, отвес». В книге «Москва или Третий Рим?» (1991) поставлен важнейший вопрос отечественной истории — самобытны ли наши духовность и государственность или они продолжают традиции язычества и иудаизма? Паламарчук отвечает с позиций просвещенного патриотизма, не замалчивая тех или иных острых и дискуссионных проблем. Поразительна широта тематического охвата его произведений:от жизнеописаний русских святых, сказаний о чудотворных иконах и основании монастырей до очерков о восшествии на престал Анны Иоанновны; от рассказа о первой российской поэтессе (императрица Елизавета) и писателях прошлого века до корифеев века XX — А. Ремизова, В. Набокова, Солженицына. С последним Паламарчука роднит не только стремление к решению «вечных вопросов», но и пытливая тяга исторического правдоискательства. «В былые времена историческую память, — пишет П. — сохраняли у нас монахи-летописцы, столбовые дворяне-историографы и народные былины. Нынче все сословия перемешаны, но осталась все та же, идущая из прошлого в будущее, столбовая дорога отечественной истории, на которой все мы по-прежнему путники»…
Сегодня у нас есть все основания утверждать: большая часть литературного наследия Паламарчука — беспрецедентная попытка создать средствами художественного слова некий универсальный компендиум, всеобъемлющий путеводитель по отечественной истории. В этой попытке блистательно соединились объективность летописца, ученость историографа и талант сказителя. Паламарчук прекрасно знал легенды и поверья, былины и были родной старины и страны, — от повестований Нестора-летописца и сказаний о граде Китеже и озере Светлояре до секретных циркуляров КГБ.
Удачное обретение нового жанра, сочетающего беллетристику и отечественное летописание, нашло наиболее полное воплощение в «Хрониках Смутного времени» (1993). Эта книга имеет общий ретроспективный подзаголовок «От преддверия коммунизма до Крещения Руси». В нее вошла повесть «Новый московский летописец» — хроника переломной эпохи 1979-1988 годов и роман о чудесах Богоматери «Золотой оклад, или Живые души». Как видим, в самом названии чувствуется перекличка ( и полемика) с Гоголем — любимым писателем Паламарчука, с которым его связывала также и общность малороссийского происхождения (его родословная восходит к кошевым атаманам Запорожской Сечи, через деда по материнской линии маршала П.К.Кошевого, дважды героя Великой Отечественной войны).
Интерес к генеалогии подвигнул писателя на поездку в малороссийский город Кировоград (б. Елизаветград), где он был очень радушно принят епископом Кировоградским и Александрийским Василием (Васильцевым). Архиерей предоставил ему возможность сказать проповедь в местном храме. Проповедь эта (опубликованная в газете «Литературная Россия») — редкий образец сочетания художественного мастерства с традиционным искусством церковной гомилетики.
Роман «Нет. Да.» (1994) написан с использованием множества исторических источников, в том числе, рукописей и разных архивных документов. Главная фабула развивается в двух параллельных мирах; внимание читателя постоянно раздваивается, — до тех пор пока, наконец, эти параллельные прямые не сходятся по умыслу писателя в эпилоге — прологе к загробному миру. Метафизическая окраска придает роману повышенный интерес. Нарочитый схематизм (производный от маньеризма как стиля) позволяет автору искусно чередовать тезис и антитезис. Этот художественный прием, осмысленный и примененный вполне сознательно, восходит к прозе Дм. Мережковского; у Паламарчука он находит дальнейшее развитие и продолжение. Вообще, надо сказать, что он превосходно освоил формальные достижения разных словесных школ в русской литературе — от символистов и акмеистов, до конструктивистов, «серапионовых братьев», «обериутов» и т.д. Говоря о лексическом богатстве писателя, Вадим Кожинов в свое время точно и проницательно отметил: погружаясь в его прозу, «перестаешь замечать привкус экспериментальности, чувствуешь только дыхание стихии» — богатейшей стихии русского слова.
В романе «Наследник Российского престола» (1997) речь идет о поисках наследника трона, которые разворачиваются на тысячеверстных просторах бывшей Российской империи и ее разбегающихся галактик… по обителям бывшего Союза, столицам республик и укромным уголкам, «где ждут своего часа хранители священного царского преемства». Здесь писатель поднимается до больших и тревожных историософских обобщений и эсхатологических предчувствий.
Следует особо подчеркнуть бесценный вклад Паламарчука в духовное возрождение России, его непреходящие заслуги перед Русской Православной Церковью. Знаменитый четырехтомник «Сорок сороков» (полная иллюстрированная история всех московских храмов,- как дошедших до наших дней действующими или закрытыми, так и разрушенных после 1917 г. ) — творческий подвиг писателя, отдавшего ему 15 лет жизни. Тома разбиты по исторически сложившимся частям города, содержат более восьми с половиною сотен отдельных описаний и около трех тысяч старых и новых снимков (!), а также перечень источников по каждому храму, включая самиздатовские рукописи и «потусторонние» издания. Таким образом, здесь представлена панорама всей религиозной истории первопрестольного града. По сравнению с первым изданием, выпущенным в Париже в 1988—1990 гг. при содействии Солженицына, отечественный вариант полностью переработан, снабжен пятью тысячами дополнений и поправок(!) и доведен до конца 1990 г. Созданное в годы атеистического засилья, в условиях полуподполья, по частям (как подводная лодка «Наутилус»), это огромное документальное исследование было по частям же сдано на хранение в Издательский Отдел Московского Патриархата ( чему содействовал и автор этих строк). Впоследствии под псевдонимом Семен Звонарев вышло в Париже в изд. «YMCA-PRESS» (низкий поклон за это Н. А. Струве!). Как только позволили обстоятельства, в переработанном и дополненном виде, Паламарчук издал свое творение в Москве (1992-1996). И сегодня оно продолжает помогать открытию множества храмов.
Врученная в сентябре 1997 г. от имени Русской Православной Церкви Макариевская премия — знак неоспоримых заслуг писателя.
Здесь следует сказать и о его чрезвычайно важном содействии сближению Московской Патриархии с Русской Зарубежной Церковью; со многими деятелями обеих юрисдикции писателя связывала личная дружба. Его творчество знает и высоко ценит Святейший Патриарх Алексий II, с которым писатель имел честь встречаться и беседовать.
Имя Петра Паламарчука по достоинству вошло в «Лексикон русской литературы XX века» (Мюнхен, 1992; М., 1996) немецкого ученого Вольфганга Казака, где о нем сказано следующее: «Паламарчук принадлежит к писателям-патриотам, его творчество крепко связано с русской историей и Православием… Главной задачей Паламарчука всегда остается попытка понять современность, исходя из прошлого, воспринимать русскую историю не как 70 лет в XX веке, а как, по меньшей мере, десятивековой период развития нации».
Практически неизвестной остается сугубо ученая деятельность писателя. Между тем, он был крупным правоведом и историком. Окончив Институт международных отношений МИД (1978), некоторое время работал в Институте государства и права Академии наук. В 1982 защитил кандидатскую диссертацию об исторических правах России на Арктику, в 1988 г. создал монографию «Ядерный экспорт» (обе работы представляются сегодня весьма актуальными). Сослуживцы писателя высоко ценили его ученые познания и несравненную эрудицию, «обезоруживающую» собеседника. Его шутка или анекдот, рассказывать которые он был непревзойденный умелец, часто были приправлены иронией, но неизменно оставались добрыми по существу.
Но главным призванием, первой и последней любовью Паламарчука была, безусловно, изящная словесность.
Благодаря тому, что сам был первоклассным писателем, он оказался тонким и вдумчивым редактором, не посягавшим на индивидуальный стиль вверенных его попечению авторов. С 1990 по 1994 заведовал исторической редакцией издательства московских писателей «Столица», с 1995 был ведущим рубрики «Русское Зарубежье» в журнале «Родина». В последний период жизни активно сотрудничал с издательством «Паломник», много писал для детского православного журнала «Купель», часто печатался в газете «Православная Москва». Золотому перу Паламарчука принадлежит большая передовая статья к 850-летию Москвы в «Православном церковном календаре» на 1997 год (изд.Московской Патриархии, без подписи).
Первая панихида по рабу Божию Петру была совершена в Высоко-Петровском монастыре 14 февраля 1998 года игуменом Ионнном Экономцевым, председателем Отдела религиозного образования и катехизации Московского Патриархата.
Отпевание почившего совершил 17 февраля в Сретенском монастыре игумен Тихон (Шевкунов), настоятель этой древней московской обители. Отец Тихон произнес исполненное подлинной духовной силы, удивительно проникновенное слово памяти писателя, с которым был дружен многие годы.