Легкий хлеб

Не секрет, что порой среди церковного (и особенно нецерковного) народа ходят байки о «сладкой жизни» священнослужителей. А много ли в правды в тех байках и насколько легким оказывается хлеб священника? Предлагаем читателям рассказ о, в общем-то, обыденной истории…

Костер пылал, языки пламени обнимали сухие сучья. Высоко вверх взметались яркими звездами и опускались потухшими пылинками искры. Лес, раскинувшийся вдали на холмах, утопал под покрывалом ночи, а по куполу неба рассыпались звезды.

Восемь лет четверо друзей не видели друг друга. Восемь лет каждый из них жил своей жизнью, пока судьба снова не свела их вместе.

Сейчас все четверо молчали, глядя на яркий огонь, слушая тишину спящего луга.

Николай, старший среди всех, первым прервал молчание.

– Я, когда жил в деревне, начал ходить в церковь – службы посещал каждое воскресенье. Знаете, интересно наблюдать со стороны за прихожанами. Вот один раз, где-то в июне, произошел интересный случай. Если хотите, могу рассказать…

– Так вот. Я служил пономарем в Преображенском храме, это у въезда в К***, – начал Николай. – Напротив моего дома жил плотник, человек лет сорока. Работал он в городе, уезжал с автобусом в шесть часов утра, а возвращался вечером, в половине седьмого. Его жена работала в соседнем селе и тоже пропадала с утра до вечера. Все домашнее хозяйство лежало на плечах двух детей – пятнадцатилетнего сына Михаила и двенадцатилетней дочери Анюты. И вот, как-то я повстречал Михаила, когда он отправлялся за водой на колодец.

– Идете служить? – спросил Михаил.

– Да, – кивнул я. – А хочешь, пойдем со мной?

– Не могу, – хмуро ответил он. – Отец не пускает.

Я остановился.

– Почему?

– Говорит, что священникам легко достается хлеб.

– Почему твой отец так думает?

– У вас в церкви стоит стол для податей. Папа видел, как на нем лежала гора всякой всячины – мука, хлеб, гречка…

– И из-за этого он не пускает тебя в храм?

– Да.

Мы разошлись.

Всю дорогу я думал об этом мальчике и его отце. Да, прихожан в нашей церкви было немало, кто-то даже приезжал из города вместе с батюшкой. И, конечно, каждый что-нибудь оставлял для храма, а батюшка потом все это забирал. Он служил в основном в городском храме, только в воскресенье и праздники приезжал служить в деревню.

Мои обязанности на клиросе заключались в чтении шестого часа, другие часы читали певчие, у которых голоса были повыше, чем мой.

Однажды когда я закончил читать и уже собирался идти по другим делам, одно лицо в толпе народа показалось мне знакомым. Я присмотрелся и, действительно, увидел около иконы Преображения Михаила.

Оказывается, заметил его и сам батюшка.

– Что, пришел-таки Михаил? – улыбнулся он мне, но тут же и нахмурился. – Значит, с отцом не поладил.

Сколько ни прислушивался я потом к молитве батюшки и тонким тянущимся с клироса голосам, никак не мог сосредоточиться. «Неужели, – думал я, – Михаил пришел в церковь втайне от отца, или отец ему разрешил?»

Немного позже, когда мы уже в притворе храма делили на части просфоры для причащающихся, Михаил сам подошел ко мне.

– Разрешите помочь вам?

Я с готовностью согласился:

– Попроси в лавке второй нож, а заодно захвати чашки – будешь разливать теплоту.

– А что это?

– Вино, разведенное горячей водой, которое дают выпить причастнику после приобщения к Святым Таинам. Миша вернулся с ножом и пятью чашками.

– Молодец. Каждую просфору режь на четыре части, а те, что покрупнее, – на шесть.

Михаил старательно стал резать. У него получалось ровно, рука нажимала на лезвие ножа уверенно.

– Тебя отец сюда отпустил? – спросил я как бы между делом.

– Нет, я сам ушел. Анюте нужно только сварить обед, она с этим и сама справится. Воды я ей принес.

– А как же дела по двору и в огороде?

– Все прополото еще со вчерашнего дня, а поливать – вечером: сейчас солнце палит слишком сильно, от воды посадкам один вред.

– Правильно понимаешь.

– А как же. Не первый год работаю.

Тут ко времени в чайнике вскипела вода для теплоты. Священник вынес Святые Дары и начал причащать прихожан. Михаил опять помогал: наливал в чашки теплоту и протягивал каждому вместе с просфорой. Делал все так же аккуратно, старательно.

Литургия закончилась, люди неспешно разошлись. Певчие начали убирать Псалтирь и прочие книги на свои места, старушка Матрона задувала свечи, женщина из торговой лавки о чем-то беседовала с матушкой.

И вдруг церковная дверь вновь с шумом распахнулась.

– Вот ты где! – загремел чей-то голос. – Тебя уже учат пить вино! Докатился, шкуренок! А ну – живо домой!

Это был отец Михаила.

Батюшка, стоявший в это время на пороге алтаря, хотел было вмешаться в происходящее, но по виду Михаила понял, что не стоит этого делать.

– А вы… – продолжал отец Михаила, стоя уже в дверях и глядя священнику в глаза, – О вас отдельный разговор. Конечно, когда хлеб несут прямо в руки, деньги можно тратить и на вино!

С этими словами сын и отец вышли за дверь.

На следующее утро я проснулся рано и решил пройтись по селу. Центральная щебенчатая дорога тянулась далеко, до самой трассы, и я, обогнув последний домик, вышел в открытое поле. Прекрасное утро! Свежий, прохладный воздух, ни одного человека вокруг. Ничто не нарушает тишину сонного утра, кроме щебетания птиц.

До меня стал доноситься отрывистый звук, который становился все слышнее и слышнее. Похоже, что кто-то косил в поле. И действительно, вскоре я увидел вспотевшую спину косца. Не намереваясь останавливаться, я пошел дальше. Однако сам косец почувствовал меня и оглянулся.

– Батюшка?!

– Кошу сено для отца Феофана, – сказал он мне после короткого приветствия.

– А что получаете взамен?

– Я беру у него молоко, да и просто так, нужно ведь помогать друг другу. У протоиерея болят глаза, ему сейчас тяжело.

С наступлением осени я на месяц перебрался в город. Привычки посещать церковь не оставил – стал ходить в городской собор. Я по-прежнему часто виделся со своим духовником – он приезжал в город взять просфоры.

– Поедешь со мной в деревню? Я отвезу отца Феофана, а потом вернусь сюда.

В воскресенье мне нечем было заняться, причин отказаться у меня не нашлось, и я согласился.

– А что здесь делает отец Феофан? – спросил я батюшку.

– Привозит сюда молоко. – Как же так? Вы говорили, что он болеет.

– А ты спроси его сам.

Когда протоиерей Феофан пришел из трапезной, держа в руках сумку с пустыми банками, и мы тронулись в путь, я спросил его:

– Батюшка, зачем вы привозите сюда молоко? На что же вы сами живете?

Он улыбнулся мне в ответ, а потом сказал:

– Священникам тяжело, особенно когда годы начинают требовать свое. Я это знаю. Огород мне дает, что нужно, вот только не всегда этого хватает. Ты сам знаешь, какая летом была засуха, много чего не уродилось. Я привожу сюда все молоко, которое получаю, а настоятель мне дает продукты, которые добрые люди приносят в церковь. На что мне Господь силы дает, я то и делаю.

Когда мы приехали в деревню и протоиерей вышел из машины, перекрестив нас на прощание рукой, я почувствовал всю тяжесть, которую он нес на плечах. На улице, особенно при сильном ветре, его глаза становились красными от слез, он постоянно протирал их платком. Все, что он получал в своем приходе, когда мог служить, отдавалось в трапезную городского собора, что давало возможность храму кормить священников, детей воскресной школы и бедняков. Не было возможности что-нибудь сохранить на старость, приходилось работать много и усердно, чтобы жить не впроголодь.

Публикация журнала Тобольской епархии
«Православный просветитель»

Фотографии сайтов Владимир-Волынской епархии
и Валаамского монастыря