О прозе первых послевоенных лет

В первые послевоенные годы военная проза как целостное литературное явление, обладающее собственной логикой художественного развития, пока еще вызревала, чтобы начать оформляться потом, в 1950-е годы, когда будет опубликован роман Василия Гроссмана «За правое дело» (1952), и в 1960-е, когда появится трилогия Константина Симонова «Живые и мертвые», «Солдатами не рождаются», «Последнее лето» (1960–1970). Пафос этих произведений будет определен желанием показать величайшую цену, которая была заплачена народом за Победу.

Меж тем 27 июня 1946 года обладателями Сталинской премии 1-й степени по литературе были объявлены Александр Фадеев – за роман «Молодая гвардия», Александр Твардовский – за поэму «Василий Тёркин», Алексей Сурков – за песни и стихи военных лет, Алексей Толстой (роман «Иван Грозный»), Александр Степанов (роман «Порт-Артур»), Вячеслав Шишков (роман «Емельян Пугачёв»). Крепкий лауреатский состав.

Было и такое, увы: 21 августа того же года в газете «Правда» было опубликовано принятое неделей раньше постановление оргбюро ЦК ВКП(б) о журналах «Звезда» и «Ленинград». В результате 4 сентября Анна Ахматова и Михаил Зощенко были исключены из Союза писателей СССР.

Александр Твардовский Проза тех лет поэта-лауреата Александра Твардовского представлена серией военных очерков, вошедших в книгу «Родина и чужбина» (1942–1946, окончательный вариант – 1960), а также рядом очерков, в нее не вошедших, но потом частично отобранных и переизданных, и отрывками из военных дневников периода Финской войны, опубликованных автором в конце жизни. После первой волны отрицательных отзывов большинства критиков на сборник «Родина и чужбина» в дальнейшем ценность этой прозы была быстро признана.

Были у Твардовского также послевоенные очерки о войне и рассказ «Костя», плотно примыкавшие к очеркам «Родины и чужбины», а также очерки 1948 года: «Письма с Урала», «В деревне Братай» (из албанских записей). Это, по мнению критиков, продолжение поэтической прозы путешествий, путевых картин, также связанное с поэтикой «Родины и чужбины», но расширяющее дальше «площадку действительности», с дополнительными признаками прозы, и прозы именно документальной дорожной записи, дневника: «В многослойность входят и слой памяти, движения во времени рассказчика-автора, а также и некоторых его персонажей, и многослойность реальной смены дорог и домов военного наступления, новых впечатлений, откликов, размышлений в дороге. Намечается особая система чередования и совмещения путей в пространстве и времени, которая резко выделяла военную прозу Твардовского из всей документальной военной прозы тех лет и которая отчасти подготовила поэтику его послевоенной поэзии», в частности – «За далью – даль». Верно замечено: эту поэтику подготавливала и ясно выраженная тенденция выделить значение личного опыта, непосредственно пережитого автором; и появление в этой прозе особой темы – «жесткого пота» самого личного авторского переживания, размышления как одной из тем изображения и действительности, и себя в ней; и увеличение контрастности, размаха ассоциаций, сопоставления опыта, хотя в определенных рамках того же фронтового единства, общности, – как и в поэзии Твардовского тех лет, да и в художественной прозе и поэзии других авторов тех лет.

В 1946 году была опубликована повесть ленинградки Веры Пановой «Спутники». В 1944 году Панова по редакционному заданию не то два, не то четыре месяца провела в санитарном поезде и «написала серию очерков о страшной, но сравнительно малоизвестной стороне войны; почти все герои ее тогдашних заметок перешли в прозу, строго документальную, но отличавшуюся от прочих тогдашних текстов – даже самых правдивых – неуловимым изяществом».

Они умудрялись жить. И самая мелочность их ссор служила великим утешением: человек неубиваем

«“Спутники” были вещью совсем не батальной, – пишет сегодня публицист Д. Быков. – Жизнь тесного, маленького, весьма пестрого коллектива санпоезда с неизбежными романами, ссорами, драмами; война была не в описаниях боев, не в нагромождении кровавых деталей (хотя куда уж кровавей – будни военного хирурга!). Она была в неотступной тревоге, чувстве бездомности и бесприютности, в жизни людей, сорванных с места и забывших об оседлости; однако и в этой кочевой жизни, часто без пищи и тепла, иногда под бомбами, они умудрялись жить. И самая мелочность их ссор служила великим утешением: человек неубиваем, он на такусеньком пятачке обустраивает себе быт с влюбленностями, ревностями, скандалами, с постепенным привыканием к любому страху и даже насмешкой над ним».

Конгениальный повести «Спутники» четырехсерийный телефильм «На всю оставшуюся жизнь» (режиссер Петр Фоменко) выйдет в 1975 году. Зрителям он запомнится, но почему-то словно пройдет по периферии общественного сознания. Давненько его не было на наших экранах! Очень жаль.

​​

На всю оставшуюся жизнь. 1 серия (1975)

После ухода оккупантов первый муж написал Пановой из Перми, устроил вызов всей семье. Панова поступила работать в местную газету, дети были отправлены в лагерь для эвакуированных ленинградских подростков. Зимой 1944 года, «ночуя в редакции, непрерывно куря “Беломор” (от этого, да еще с голоду у нее начались внезапные обмороки)», Панова написала первую повесть «Семья Пирожковых», названную в новой редакции 1959 года «Евдокия». Эта вещь получила хорошие отзывы, и в год окончания войны сорокалетняя писательница ощутила себя профессиональным литератором.

Вера Панова

В 1947 году вышел ее роман «Кружилиха» – о людях крупного уральского завода военных лет, вызвавший оживленную дискуссию.

Вера Панова, представитель блистательной ленинградской школы прозы, трижды была удостоена Сталинской премии – в 1947, 1948, 1950 годах.

Виктор Некрасов «Спутников» полюбил Твардовский. Повесть ждал огромный читательский успех, сопоставимый только с оглушительным успехом повести киевлянина Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда», вышедшей в том же 1946 году и отмеченной через год Сталинской премией 2-й степени (премию – 50 тыс. рублей – писатель отдаст на покупку инвалидных колясок фронтовикам). Роман Некрасова для своего времени был поистине выдающимся: это взгляд на войну лейтенанта, повествующего день за днем об увиденном, услышанном, пережитом до Сталинградской битвы и во время нее. По мнению филолога С. Волошиной, это предельно лаконичная, искренняя, прозрачная автобиографическая проза, более напоминающая дневниковые записи, чем художественное произведение (впечатление тем сильнее оттого, что повествование ведется в настоящем времени). Благодаря некоей авторской отстраненности, отсутствию «идеологической нагруженности», повесть больше похожа на документальную литературу. Впрочем, Некрасов утверждал, что поденных записей во время войны не вел – попробовал было, но скоро наскучило. А написал всю повесть «по свежим следам и на одном дыхании» всего за полгода во время лечения в Польше, в 1944 году. В описаниях нет ни намека на фальшь: автор не склоняется ни к сентиментальности, ни к эффектным ужасам и кровавым подробностям войны, ни к героическому пафосу с ритуальным поклоном властям. Он выбирает если не эмоционально сниженную, то нейтральную лексику и речевые обороты.

Повесть «В окопах Сталинграда» до запрещения к печати и изъятия из библиотек переиздавалась несколько раз (общим тиражом более 4 млн. экземпляров) и была переведена на 36 языков.

Кадр из фильма «Восхождение»     

Белорусский прозаик Василь Быков первые свои сочинения опубликовал в 1947-м 23-летним. Разумеется, тематическую, содержательную, эмоциональную и духовную основу произведений молодого фронтовика составили те, что были связаны с самыми яркими событиями его жизни: он запечатлевал будни, думы, судьбы солдат Великой Отечественной. Как это знакомо по творчеству молодых русских офицеров – М. Лермонтова, Л. Толстого и других! Но свою литературную биографию В. Быков отсчитывал от рассказов, созданных в 1951 году. Его «Сотников» останется с нами навсегда как пример истинного духовного восхождения, жертвы за други своя; «Восхождение» – так и назовет свою экранизацию режиссер Лариса Шепитько, главную роль в которой сыграет 25-летний Борис Плотников.

Василь Быков

Курянин Константин Воробьев отчего-то не снискал при жизни широкой известности. Возможно, из-за мощной трагедийности его писаний. Но книги его выходили в Литве, а спустя годы и в Москве.

С сентября 1943 года по август 1944-го 24-летний Воробьев командовал отдельной партизанской группой в составе отряда «Клястутис» в литовских лесах.

Константин Воробьёв В 1947 году Константин Дмитриевич с супругой приезжал в Латвию на место, где прежде располагался саласпилсский лагерь «Долина смерти». Сосны там по-прежнему стояли без коры – ее съели пленные, и раны на деревьях так и не зарубцевались. «Мне иногда не верится, что это было со мной, а как будто приснилось в кошмарном сне», – сказал тогда молодой писатель. К повести, посвященной саласпилсским событиям, он возьмет эпиграфом из «Слова о полку Игореве» горькие слова: «Уж лучше убитому быти, нежели полоненному быти». Ее «невозможно читать залпом: написанная сразу после фашистского плена, – кажется, она кровоточит каждой своей строкой», – так отозвался об этой книге курский прозаик Евгений Носов.

В 1946 году рукопись повести Воробьев отправил в журнал «Новый мир», но опубликована она не была. У самого писателя полного экземпляра повести не сохранилось, только в 1985 году, спустя десятилетие после кончины автора, рукопись обнаружилась в архиве, хранящемся в РГАЛИ, и была напечатана в 1986 году в журнале «Наш современник» с названием «Это мы, Господи!..».

Только в 1985 году, спустя десятилетие после кончины автора, рукопись обнаружилась в архиве

«Повесть эта, – как отметит через много лет писатель-фронтовик Вячеслав Кондратьев, – не только явление литературы, она – явление силы человеческого духа, потому как… писалась как исполнение священного долга солдата, бойца, обязанного рассказать о том, что знает, что вынес из кошмара плена… погружает читателя в кромешный сорок первый год, в самое крошево войны, в самые кошмарные и бесчеловечные ее страницы».

После освобождения Шяуляя подпольщик Воробьев был назначен начальником штаба МПВО, организованного на базе партизанской группы. Работая на этой должности, он смог помочь многим из бывших пленных. «Он отстоял жизнь и будущее всех, кто был в его отряде и кто обращался потом, после прихода наших войск», – вспоминала его жена.

В 1947 году Воробьев демобилизовался, переехал в Вильнюс, работал в снабженческих и торговых организациях, в 1952 году заведовал магазином, отделом литературы и искусства газеты «Советская Литва». Писал повесть о литовской послевоенной деревне. В 1948 году она была закончена, но напечатана только через 10 лет в журнале «Нева» под названием «Последние хутора».

И оставались еще годы и годы до развития советской военной прозы, которая будет связана с новым писательским поколением, чья юность пришлась на войну, чье гражданское и личностное становление оказалось связанным с фронтом. Этому поколению принадлежали Ю. Бондарев, В. Астафьев, В. Быков, В. Кондратьев, Б. Васильев, В. Богомолов, Е. Носов и другие наши прозаики.