«Я хотела сделать памятник про любовь»

Скульптор Валерия Малышева Сегодня в России все чаще устанавливают памятники святым. Насколько это соответствует православной традиции? Как перевести образ угодника Божия, который традиционно ассоциируется с иконой, в скульптурную пластику? Эти и другие вопросы я задала молодому скульптору Валерии Малышевой. В данный момент Валерия работает над памятником преподобному Сергию Радонежскому, который будет установлен около храма, посвященного этому великому святому, в московском районе Гольяново.

Высокий монах мягко положил руку на холку огромного медведя, доверчиво прижавшегося к его ногам. Таким увидела Валерия Игумена земли Русской, как именуют преподобного Сергия…

– Валерия, как родился образ преподобного Сергия?

– Я хотела сделать памятник про любовь. Согласно житию, к Сергию Радонежскому приходил медведь. Этот рассказ – не про какого-то зверя страшного, а про любовь и силу. Если зверь доверял преподобному, не боялся его, то какую же он источал благодать и любовь? Почему звери злые? – Потому что боятся человека. А Сергий Радонежский даже бессловесными животными воспринимался исполненным добра. Мне хотелось, чтобы памятник сообщал это даже тем, кто не знает жития преподобного. Нес это ощущение доброты.

Если зверь доверял преподобному, не боялся его, то какую же он источал благодать и любовь?

– Вам близка тема народной культуры. Уже ваша дипломная работа развивает очень самобытную, глубоко русскую тему.

– Она называется «Песня» и посвящена русским плакальщицам. Тут стоит уточнить, что плакальщицы – это вовсе не обязательно скорбная тема. Это некая концепция песни, причем не только для досуга. В русской культуре песня имеет сакральное значение, поэтому плакальщицы участвовали не только в похоронах. Песней-плачем сопровождались все знаковые моменты жизни: рождение, свадьбы, проводы на войну и даже на сенокос. Она пронизывала собой всю жизнь русского человека. Так люди справлялись со своими радостями и горестями, жили вместе с песней. Это я и хотела показать в своей работе.

Песня. Фрагмент

– Вы хотели бы выразить своим творчеством русскую культуру, не лубочные, фасадные вещи, а глубину души народа?

– Да, хотелось бы выдержать этот вектор. Возвращаясь к памятнику преподобному Сергию, хочется сказать еще о том, что медведь – это своеобразный символ России. Преподобный отечески возложил на него руку. Эта композиция говорит о том, что мы все, вся наша страна, находимся под покровительством аввы Сергия. Этот памятник особенно важен для нас сегодня.

Два другие варианта памятника прп. Сергию

– Сразу ли родилась концепция памятника преподобному?

– Когда ко мне обратились с этой задачей, я оказалась в ступоре. Почувствовала, насколько это важная, ответственная работа, и насколько сложно сделать что-то, чтобы это было настоящим, чтобы образ не был «замыленным». Я стала смотреть, какие есть памятники прп. Сергию. Кстати, их не так мало: в лавре, в Радонеже, – но в Москве, на общедоступных территориях, ни одного скульптурного изображения Игумена земли Русской нет. И, конечно, я поехала в лавру, в паломничество по местам, связанным с прп. Сергием, на несколько дней. По возвращении работа пошла. У меня родилось три варианта памятника. Один, самый аскетичный, изображает преподобного в полный рост. Другой вариант – Сергий Радонежский коленопреклоненно молится. И третий – с медведем. Я очень рада, что отец Петр, настоятель храма, выбрал именно его! Это самый добрый, теплый образ, способный заинтересовать не только взрослых, но и детей.

Модель памятника прп. Сергию, принятая в работу – В храм Прп. Сергия ходит много ребятишек?

– Большое здание храма еще строится. Но приход существует, община молится в небольшом временном храме, и уже возложила на себя огромную миссию. В Гольяново немного детских кружков, студий – все это будет при храме. Уже сейчас, не имея приходского дома, отец Петр с помощниками снимают помещения, организуют занятия, самодеятельность, проводят концерты. Туда могут записаться все ребятишки, не только православные. И понятно, что если ребенок приходит заниматься, к примеру, музыкой, никто не будет заставлять его молиться, насильно обращать к вере. Но сама атмосфера добра, душевного тепла, красота храма, какие-то священные образы – будем надеяться, они западут в душу юного человека и помогут ему сформировать свое мировоззрение. И наш памятник тоже призван послужить этому. Любое произведение воспринимается в соавторстве художника и зрителя. Поэтому мы смотрим на проект памятника прп. Сергию и радуемся, как его увидят детки из воскресной школы и кружков, что им скажет образ святого с медведем…

– В православном храме скульптуры практически нет. А памятник святому – насколько он органичен для православной традиции?

– Конечно, памятник — это светское искусство. Есть иконы, фрески, перед которыми можно помолиться, побыть наедине со святым. А у памятника иной спектр значений, и он достаточно широк. Во-первых, это просветительская задача: не все те, кто проходит мимо, даже знают, что был такой человек. Кто-то увидит скульптуру, заинтересуется, посмотрит, может быть, потом станет читать, искать информацию об угоднике Божием. А кто-то, например, знает, кто такой преподобный Сергий, но не поймет, почему он изображен с медведем, и тоже заинтересуется. Второе – памятник облагораживает общественное пространство. Мало того, что он сам по себе красив, у него есть постамент, какая-то территория – хотя бы газон. И, наконец, хотелось бы верить, что памятник – это встреча со святым. То, что это светское произведение, не означает, что в нем не должно быть духовности. Икона – это «окно в Горний мир», и надо быть готовым в это окно заглянуть. А памятник – вот он, пришел сюда. Тебе не нужно делать усилия, чтобы выйти из своей обыденности, он сам встречает тебя и говорит: «Здравствуй, я здесь». Это образ, который освящает твою повседневность, с которым ты встречаешься среди своих дел. И у тебя начинается диалог со святым, который помогает не терять Бога. Посмотришь – и успокоишься, может быть, уйдут какие-то дурные мысли, решишь кому-то помочь, совершить добро.

​– И в иконописи, и в скульптуре есть разные течения. Какой художественный язык вам ближе, если говорить о создании памятников святым?

– Конечно, хотелось бы найти свой пластический язык, но, какими бы ни были мои поиски, я тяготею к реалистическому направлению. Я окончила Российскую академию живописи, ваяния и зодчества Ильи Глазунова. Илья Сергеевич поставил своей целью создать учебное заведение, которое опирается на традиции русской академической школы искусства, которые в последнее время, к сожалению, утрачиваются. Как говорил он сам, академия Глазунова – это последний бастион реализма. Поэтому в моем творчестве могут быть какие-то моменты обобщенности, условности – но в рамках классической школы. На такую тропу я встала.

– Современное искусство иногда бывает нефигуративным и у человека непосвященного вызывает, мягко говоря, оторопь – возьмем хотя бы нашумевшую «Большую глину номер 4». Ваше отношение?

– Сложно сформулировать. Как организация пространства – это здорово. В этом есть и красота, и эффектность, да и сфотографироваться можно. Но в таких вещах очень важна тонкая грань эстетичности. Важно не забывать смотреть на произведение глазами простого зрителя. Как скульптор, я вижу в «Большой глине номер 4» случайный кусок материала. Бывает, полепил, отложил, а потом смотришь – это такая красота, увеличивай и ставь! Но искусство, особенно монументальное, это для кого? Для людей. Любая скульптура, которая стоит в общественном пространстве, должна вызывать отдачу у зрителя, чтобы сложился диалог. Она должна быть понятной. Человек может быть незнаком с концепцией, не знать автора и персонажа, но тем не менее посмотреть и душой понять, о чем это.

Любая скульптура, которая стоит в общественном пространстве, должна быть понятной

– Создание памятника – сложный технологический процесс, многодельный, занимающий много времени. Расскажите о нем, пожалуйста.

– Сначала я делаю скульптуру из пластилина в уменьшенном масштабе – это эскиз, который будет представлен на суд заказчику. Когда он утвержден, леплю памятник уже из глины, в натуральную величину. Чтобы она не разваливалась, надо сварить под глину металлический каркас. С глиняной скульптуры я снимаю гипсовый слепок, причем по фрагментам: квадратиками, ярусами. Потом они соединяются. В эту гипсовую форму заливается воск. Полученная восковка дорабатывается, затем покрывается специальной смесью из песка и смолы – ХТС. Эта смесь обволакивает восковку и затвердевает. Воск выплавляется из нее, и в полученную полость заливается расплавленная бронза. Мы получили детали памятника. Теперь остается обработать их, соединить, сварить, зачистить швы. Затем идет полировка, гравировка, обработка специальными бормашинами.

– Все это делает скульптор?

– Не все. Например, каркас я варю сама, я люблю это делать. А вот детали памятника сваривают специально обученные люди. Для этого используются совсем другие сварочные аппараты, нежели для известной всем электронной сварки. Затем, когда памятник почти готов, наступает черед травления его поверхности кислотами. Это позволяет затонировать золотистую свежую бронзу практически в любой цвет, чем занимаются особые мастера. Это редкая специальность. Хороший тонировщик по бронзе ценится буквально на вес золота. Он должен владеть целой наукой, знать сочетания кислот и пр.

– А как вы, хрупкая маленькая девушка, решили стать скульптором?

– Сама не знаю. Я родилась в православной творческой семье и всегда знала, что стану художником. А потом, примерно в восьмом классе, как-то решила: буду скульптором. И ни разу об этом не пожалела! Мне говорили: «Это такая сложная работа… Наверное, ты будешь делать мелкую пластику?» – если уж скульптуру, то хотя бы поменьше. А мне всегда хотелось создавать монументальные памятники!

Мне всегда хотелось создавать монументальные памятники

Конечно, были и сомнения, ведь скульптору непросто пробиться. Но Господь управил, что я попала на работу – участвовала в создании Ржевского мемориала. Это грандиозная композиция, посвященная подвигу советских воинов в Великой Отечественной войне. Работа над ней велась два года: от эскиза к модели – к установке памятника. Мемориал практически полностью построен на народные пожертвования. Высота скульптуры составляет 25 метров, плюс обустройство территории, музей… Над мемориалом одних только скульпторов работало 75 человек – из разных организаций, стран. Это знаковый проект, удивительный памятник. И там я поняла: да, это то, чем я хочу заниматься. Я чувствую себя максимально органично, когда работаю на таких проектах. Это для меня настоящее.