Правление Императора ромеев Константина Дуки

Сайт «Православие.Ru» продолжает публикацию фрагментов книги церковного историка и канониста протоиерея Владислава Цыпина «История Европы дохристианской и христианской».

Предыдущие фрагменты:

• Правление Императора Исаака Комнина
• Правление императора ромеев Михаила Стратиотика
• Христианизация венгров
• Переселение венгров в центр Европы
• Словенцы – первый из славянских народов, принявших веру во Христа

Константин X Дука, византийский Император. Псалтирь Барберини, XI век

Преемником отрекшегося от престола Исаака стал Константин Дука.

«Как отречение Исаака Комнина, так и возвышение Константина Дуки было делом рук Пселла»^[1], который подтолкнул синклитиков к немедленному избранию его Императором. Сам Пселл утверждает в «Хронологии», что такова была воля Исаака, которого Пселл убедил в том, что состояние его безнадежно^[2], и тем самым побудил к отречению.

Новый василевс, родившийся около 1006 г., носил фамилию Дука. Он принадлежал к роду Дуков, возвысившемуся в правление Василия Македонянина, при том, что легенда возводит начало этого рода к эпохе равноапостольного Константина (не по отцовской, а по материнской линии). Константин стал первым василевсом из династии Дук, недолго, менее двух десятилетий, с 1059 по 1078 г., правившей империей ромеев. Отец Императора Андроник Дука занимал должность стратига одной из фем в Болгарии, но Константин родился в отцовском имении в Пафлагонии. Семья принадлежала к высшему кругу азиатской знати, обладая значительным богатством. В молодости и, возможно, также в зрелые годы он состоял на воинской службе, но на каких должностях, неизвестно. В 1034-м г., после ареста и ссылки его тестя по первой жене – Константина Далассина, обвиненного в заговоре против возведенного тогда на престол Михаила IV, Константин также был подвергнут заключению в крепости, в которой он пробыл около 5 лет, после чего возвратился в свое имение в Пафлагонии. Второй супругой Константина Дуки была племянница Патриарха Михаила Керуллария Евдокия Макремволитисса, а его друзьями – Патриарх Константин Лихуд и Михаил Пселл. Кроме того, он состоял в отдаленном свойстве с Исааком Комнином, так что, будучи по рождению провинциалом, был связан узами разного рода со столичной знатью.

Следующее по времени упоминание его имени в источниках относится уже только к 1057 г., когда он с почетным титулом вестарха, которым удостаивались вначале только дворцовые евнухи, а позже также судейские чиновники и военачальники, оказался в стане узурпатора Исаака Комнина. По едва ли добросовестному свидетельству Михаила Пселла, участники заговора, включая и самого Исаака, хотели возвести на престол Константина, но он из скромности отказался от такой чести. Сомнительно и другое его утверждение, что, «когда Исаак из мятежника стал Царем и воссел на троне, Константин отказался и от второго по значению титула, хотя вполне мог претендовать и на первый; таков был несравненный нрав этого мужа»^[3]. Бесспорно только, что Исаак, овладев престолом, назначил Константина Дуку, которого он действительно ценил и которому доверял, на сопряженную с реальными властными полномочиями должность проэдра синклита, которая радикально отличалась от статуса «принцепса сената».

Исаак I Комнин

Будучи влиятельным сановником в окружении Императора Исаака, Константин разделял его заботу о пополнении казны, но не одобрял конфискационные методы, в особенности те, что направлены были против интересов частных землевладельцев и монастырей, так что недовольные политикой Исаака склонялись на сторону Константина, которого Император, не подвергая прямой опале, удалил от себя, и он покинул столицу империи, уехав в Эдессу. Михаил Пселл начертал панегирический портрет Константина Дуки в пору правления Исаака, который, можно думать, не вовсе лишен достоверности:

«Он хотел замкнуться в себе, решительно презирал высокие чины и титулы, и потому одевался небрежно и жил по-деревенски просто… Невзрачный покров Константина не скрывал, а заставлял еще ярче сверкать его достоинства. Имя его тогда было у всех на устах, все сулили ему престол, при этом одни изрекали пророчества, будто прорицатели, другие же подбирали и произносили слова, его достойные. И вот он стал бояться не столько своих ненавистников, сколько сторонников, и всячески преграждал им доступ к себе, а были это все люди воинственные, дерзкие и ни перед чем не останавливающиеся»^[4].

Осенью 1059 г. друг Константина Михаил Пселл тайно известил его о серьезном заболевании Царя, после чего он вернулся в Константинополь, наверно, внутренне готовый к восшествию на престол. Сразу после отречения и пострига Исаака, 23 ноября 1059 г., синклит по предложению Михаила Пселла избрал Константина Императором. И Пселл «собственноручно… обул нового Императора в пурпурную обувь»^[5].

Михаил Пселл и его ученик Имп. Михаил VII Дука. Миниатюра из Четвероевангелия Иоанна Каливита. XI века

По словам автора «Исторических записок» Никифора Вриенния, мужа знаменитой Анны Комниной,

«Дука, приняв бразды правления, тотчас начал истреблять любостяжательность и вводить повсюду уверенность и справедливость, что и удалось ему. Видя, что весьма многие вдались в неправосудие, он обратил свое внимание на судопроизводство. Не взирая в суде на лица и не уклоняясь, по Пророку, ни на десную, ни на шуюю, но шествуя царским путем, он для обидчиков являлся строгим и грозным и пресекал все ухищрения неправды, а к обижаемым был приветлив и милостив. Равным образом и в отношении к тому, кто воцарил его, не оказался он неблагодарным, ибо, когда Исаак, прежде собиравшийся умирать, по принятии монашеской жизни и одежды и по удалении в студийскую обитель, поправился от своей болезни и совсем выздоровел, – Дука оказывал ему всякие почести, именовал его владыкой и василевсом, уступал ему даже председательство, когда тот посещал его, – а посещал он его часто. И не Исаака одного чтил он, но и всех его родственников – жену, дочь, брата и прочих»^[6].

Византолог А. А. Васильев, характеризуя правление Константина X, отдает должное его стремлению к совершенствованию судебной системы, но при этом указывает и на негативную сторону его политического курса, сыгравшую пагубную роль в судьбе империи: пренебрежение ее главной опорой – вооруженными силами. Константин Дука, по его словам, был

«талантливым финансистом, защитником правильного правосудия, интересовавшимся преимущественно делами гражданского управления. На войско и вообще на военное дело новый Император обращал мало внимания»^[7].

Продолжая политику предшественника, направленную на пополнение казны, он радикально изменил ее в части расходов, переориентировав их с приоритетной заботы о содержании и снабжении войска на поддержку крупных землевладельцев. Константин распорядился компенсировать потери тем из них, кто их понес в правление Исаака Комнина. Им, а также пострадавшим в правление предшественника монастырям, возвращены были ранее конфискованные имения. При Константине возобновлена была порочная практика продажи государственных должностей.

При Константине возобновлена была порочная практика продажи государственных должностей

Константин Дука стремился придать государственному строю империи династические черты: своих малолетних детей Михаила и Констанция он назначил соправителями, с тем чтобы они унаследовали верховную власть отца. Брат Императора Иоанн удостоен был им титула Кесаря.

Михаил Пселл превозносит Константина за его нечасто встречавшееся у василевсов основательное и разностороннее образование, за его неподдельный интерес к наукам, за то, что он приближал к себе философов-интеллектуалов. Впрочем, немецкий византолог Г. Гельцер высказывается критически о доминировании в окружении Констанина бюрократического и ученого элемента. По его словам, это было «несчастное время доминирования чиновников, риторов и ученых»^[8], а не военных. Сам выходец из среды провинциальной военной аристократии, Константин Дука проводил политику, способствовавшую реваншу конкурирующей с ней столичной бюрократии.

«Военная реакция оказалась интерлюдией. Гражданская партия смогла не только вернуть себе прежнее положение, но и еще более укрепить его… Она стремилась упрочить свои позиции, открыв доступ в сенаторское сословие широким слоям граждан Константинополя. По словам современника, сенаторы тогда исчислялись мириадами»^[9].

Правда, пренебрегая попечением о достойном содержании стратиотов, василевс заботился о содержании расквартированной в столице гвардии, а также об иностранных наемниках, которые при нем стали комплектоваться из новых, иных, чем прежде, народов: помимо и ранее поступавших на службу империи варангов, стали в значительном числе нанимать покидавших отечество после завоевания его франкоязычными выходцами из Нормандии англосаксов, которых – парадоксальным образом – в империи ромеев называли франками. Предводителей «франков» Константин X назначал на высокие командные должности, награждал придворными титулами, что вызывало недовольство и возмущение в среде отечественных военачальников^[10]. Ближайшим и самым доверенным советником Императора был Михаил Пселл, сыгравший, возможно, ключевую роль в его возведении на престол – человек блестящего ума и обширной эрудиции, но не самых высоких моральных качеств, в политике скорее интриган, чем государственный муж. Со свойственным ему тщеславием он, возможно, преувеличивая меру своего влияния на монарха, писал:

«Ни на кого он так не полагался, как на меня, и бывал расстроен и огорчен, если я по нескольку раз на день к нему не являлся. Он ставил меня выше всех и хотел вбирать меня, как нектар»^[11].

Задним числом и Пселл, писавший об Исааке в стиле панегирика, все же укоряет его за пренебрежение войском:

«Не ведал он в своем неведении и о том, что с ослаблением нашего войска сила врагов росла, и они все больше теснили нас… Именно это нанесло удар Ромейской державе, привело в упадок ее дела, хотя сам я не раз пытался излечить Царя от этого недуга»^[12].

Небрежение о войске чревато было катастрофическими последствиями для империи. Угроза не только ее целостности, но и самому ее существованию росла по всему периметру границ. Над азиатскими фемами нависла угроза поглощения со стороны турок-сельджуков, в стремительном темпе овладевших Багдадским халифатом и оставивших халифу лишь религиозные полномочия, а затем в своей экспансии на запад вторгшихся во владения ромеев.

«Как писал персидский географ X века Махмуд Кашгари… сельджуки… были одним из 24 племен огузов – тюрок-кочевников, живших вдоль границ Афганистана»^[13].

К огузской ветви тюркоязычных этносов в ту эпоху принадлежали также туркмены, или туркоманы, печенеги, узы, а ныне к ней относятся также турки, азербайджанцы, гагаузы и еще ряд народов. Сельджуками они называли себя по имени своего, как они считали, общего предка Сельджука, который, по преданию, прожил 107 лет и был действительным предком лишь узкого круга родовой знати. Время его жизни приходится в основном на X век. Он был вождем огузского племени кынык, которое изначально исповедовало, как и большая часть турок, тенгрианство. Отца его звали Тукак, а вот его дети носили библейские имена – Исраил, Микаил, Юнус и Муса, что дало основание предполагать, что какое-то время он мог находиться на территории Хазарского каганата или только иметь контакты с хазарами вне каганата – и там принять иудаизм талмудического или караимского толка. Некоторые тюркологи предполагают, что дети Сельджука были крещены. Согласно этой версии, Сельджук происходил из монгольского племени кереитов или найманов, исповедовавших несторианство. В 955-м г. племя кынык поселилось в Дженде, на территории современного Казахстана, где, наряду с кипчакскими, кочевали также и огузские племена. В середине X столетия Сельджук со своим племенем откочевал в Мавераннахр, а оттуда в низовье Сыр-Дарьи, и там он сам, его семья и его племя приняли ислам. В 1003-м г. он направил отряд под командованием своего сына Исраила в Бухару, на помощь правившему там Нуху ибн Мансуру из династии Саманидов, против которых воевали Караханиды.

Битва при Данданакане

После падения государства Саманидов под ударом Караханидов в 1030-е гг. одна из ветвей племени кынык во главе с сыном Микаила получила от Газневидов земли в Хорасане, с условием воевать на стороне Газневидов, но союз этот был расторгнут, и в 1040-м г. в сражении при Данданакане сельджуки под командованием Тогрула разгромили войско Газневидов.

«Победа при Данданакане была первой из длинного ряда одержанных сельджуками побед, благодаря которым они в итоге совершили триумфальное шествие через Персию и Ирак в Сирию и Малую Азию. Тогрул… благодаря этой победе… получил контроль над всей Персией. К 1043 году он… перенес столицу в Мерв»^[14].

Еще раз Тогрул поменял столицу, перенеся ее в город Рей, расположенный к югу от Каспия. Там вместе с ним находился его племянник – правнук Сельджука Алп Арслан. После смерти Тогрула, постигшей 70-летнего правителя перед тем, как он собирался взять в жены юную дочь халифа, между сыном Исраила Куталмышем и Алп Арсланом разгорелось соперничество из-за наследства Тогрула.

«Их войска сошлись в бою у Дамгагна. В ходе боя Куталмыш упал с коня, разбил голову и мгновенно умер. Не теряя времени, Алп Арслан принял титул верховного правителя»^[15] – султана.

В 1064-м г. Алп Арслан захватил столицу Армении Ани, приказав перебить ее жителей. Его победоносное войско приблизилось к восточной границе империи ромеев.

На севере Балкан надвигалась опасность со стороны Венгрии, а также со стороны печенегов и близкородственных, но враждебных им узов

На севере Балкан надвигалась опасность со стороны Венгрии, овладевшей пограничным Белградом, а также со стороны печенегов и близкородственных, но враждебных им узов, продвигавшихся на юг под давлением половецкой, или кипчакской орды – куманов, на языке византийских источников. В том же 1064-м г. узы переправились через Дунай и двинулись на юг, подвергая опустошениям Македонию и Элладу. Ромейская армия под командованием Никифора Вотаниата и Василия Апокапа не сдержала натиска, но на узов обрушилась эпидемия, истребившая почти всю орду, остатки которой были затем перебиты печенегами и болгарами, и балканские владения империи благодаря этому бедствию были спасены, в чем современники увидели действие Промысла Божия.

Роберт Гвискар (стоит) и его брат Рожер Сицилийский. Гравюра Лемерсье начала XIX века

В те же годы владениям ромеев на юге Италии, так называемой Лонгивардии (от «лангобардов»), угрожало фактически уже неотвратимое завоевание со стороны нормандцев во главе с их предводителем Робером Гвискаром. Когда историки называют этих выходцев из французской Нормандии норманнами, они неискушенного читателя могут вводить в заблуждение относительно их этнической принадлежности: многие из них, но не все, действительно имели предков, родившихся в Скандинавии, – норманнов, – но, как и Вильгельм Завоеватель, говорили эти нормандцы по-французски. В 1059-м г. папа Николай II даровал Роберу Гвискару титул герцога Апулии и Калабрии, тем самым став на его сторону в противостоянии нормандцев империи ромеев. Правда, в 1060-м г. имперское войско, направленное в Италию, закрепилось в Апулии, но ненадолго. 3 года спустя экспедиционный корпус вынужден был оставить занятую территорию и возвратиться восвояси.

Недовольство провальной оборонной политикой Константина спровоцировало заговоры, на языке ромеев – тиранию. В апреле 1060 г. заговорщики замыслили убить василевса, предположительно – с целью возвращения на престол Исаака Комнина, параллельно организовав в столице беспорядки, участники которых были недовольны налоговыми поборами. Вовлеченная в злой умысел команда царского корабля взялась утопить василевса при его возвращении из паломничества в монастырь Великомученика Георгия в Манганах, но автократор сел на другой корабль, возможно, подозревая заговор, а его брат Кесарь Иоанн легко подавил вспыхнувшие в Константинополе уличные беспорядки. По мягкосердечию Константина, заговорщики не были казнены и подверглись лишь конфискации имущества и ссылкам. Превознося милосердие василевса, Михаил Пселл писал:

«Может быть, Царь велел их обезглавить? Или отрубить руки? Или как-нибудь иначе изуродовать их тела? Ничуть не бывало! Некоторых он приказал постричь, остальных приговорил к ссылке»^[16].

Летом 1066 г. на севере Греции, входившем в катепанат Болгария, вспыхнуло восстание под предводительством Никулицы Дельфина. Толчком к нему послужили обременительные налоги. Мятежники овладели несколькими городами. Мятеж прекратился лишь после того, как катепан объявил об отмене налогов на местных жителей и об амнистии участников бунта, а его предводитель Никулица Дельфин отделался ссылкой в Армениакскую фему.

Из неумной ревности василевс подвергал гонениям монофизитов, обитавших в восточных фемах

Из неумной ревности василевс подвергал гонениям монофизитов, обитавших в восточных фемах. Если верить монофизитским сирийским хроникам, Император одобрил распоряжение Патриарха Константина Лихуда об изгнании монофизитской общины из Мелитины. Подобные меры подталкивали инославное население восточных фем к предпочтению исламских властителей диафизитским правителям империи и тем самым внесли свою лепту в утрату этого региона ромеями.

В октябре 1066 г. Константин слег в тяжелой болезни, от которой он не поправился, скончавшись 22 мая 1067 г., прожив 60 и процарствовав 7 с половиной лет. Его похоронили в монастыре Святителя Николая за Золотыми воротами столицы. Перед кончиной он потребовал от супруги Евдокии Макремволитисы, по матери племянницы Патриарха Михаила Керулария, назначенной им правительницей при несовершеннолетних сыновьях, дать обет безбрачия. Главной причиной этого условия была забота об удержании престола династией Дук, но его могла побудить к такому требованию и своеобразная ревность. Первым Императором – автократором, по-русски самодержцем – Константин назначил старшего сына Михаила. Его братьев, Императоров и василевсов, звали Андроник и Константин. Осиротевшие дочери носили имена Анна, Феодора и Зоя. Старшая из сестер впоследствии приняла постриг, Феодора вышла замуж за дожа Венеции Доминико Сельво, а Зоя – за Адриана Комнина, брат которого Алексей позже стал Императором – одним из самых знаменитых правителей империи ромеев.