Иное измерение

Ибо невидимое Его, вечная сила Его

и Божество, от создания мира через

рассматривание творений видимы (Рим. 1, 20)

Много площади – нисколько объема

Жили-были квадратный километр и кубический миллиметр. Километр все ценили за большие размеры, и сам он себя за это ценил, а маленьким миллиметром все пренебрегали. И сам он считал себя почти ничем, особенно в сравнении с километром.

На самом деле эти километр и миллиметр были не разных размеров, а разных размерностей, но на это никто не обращал внимания – привыкли, что километр больше миллиметра. Однако, как ни ширился квадратный километр, все равно, он оставался плоским, и не было в нем ни миллиметра объемного.

Так одно маленькое дело, совершенное с чистым сердцем, для Бога дороже множества добрых дел и великих подвигов, оскверненных (как бы расплющенных) гордостью.

Верный ракурс

Художник, создавая портрет, всегда – осознанно или неосознанно – решает задачу изображения на 2-мерной плоскости многомерного объекта. При этом, кроме всего прочего, огромное значение имеет выбранный ракурс. Для примера рассмотрим две проекции куба на плоскость.

На первом рисунке одна из его граней полностью заслонила собой все остальные, и мы видим только 2-мерный квадрат, который скрывает от нас 3-мерность изображаемого объекта. Второй рисунок сообщает нам о кубе гораздо больше, чем первый. Причем, если нам важно показать именно 3-мерность предмета, то первый рисунок будет в этом отношении принципиально хуже второго, даже если он сделан очень тщательно и красиво, а второй – совсем небрежно.

Человек, образ Божий, принадлежит не только временному миру сему, но и миру иному, который имеет и свое, иное, измерение, отличное от всех земных, дольних измерений и от времени. Ведь мы называем мир сей миром дольним, а еще есть горний мир и есть преисподняя. Категории «горний», «дольний», «преисподний» служат для описания пространственных отношений, и они задают некое измерение: горний мир выше дольнего (нижнего, исподнего), а преисподний мир ниже и горнего, и дольнего.

Церковная иконописная традиция – это Богом дарованный Церкви способ изображать на плоскости не 2-мерные и даже не 3-мерные явления мира сего, а явления иного мира. Благодаря этому мы, духовно немощные, по своей сердечной нечистоте недостойные созерцать их, как они есть, и потому неспособные к такому созерцанию, имеем возможность созерцать лики иного мира хотя бы в виде плоских подобий. Иконоборчество, и древнее, и современное (у протестантов, например), имело и имеет своей целью лишить людей этой возможности.

Натуралистическое изображение (живописное или – особенно – скульптурное) Христа или святых можно сравнить с рисунком, на котором из-за неудачно выбранного ракурса одна грань заслонила собой весь куб, так что ширину и высоту его мы видим, а глубина оказалось от нас совершенно скрытой. Так же, глядя на натуралистическое изображение святого, мы видим его плотяность, возможно – душевность, духовная же глубина остается скрытой от нас. Православный иконописный канон дает нам возможность как бы выбрать ракурс, наилучший для выявления на иконе святости Христа, Богоматери, Ангелов и других Святых.

Плоскатики и трехмерики

В некотором 3-мерном пространстве жили человечки-трехмерики, а на некоторой плоскости в этом же пространстве, жили человечки-плоскатики. Плоскатики думали, что их плоскость и есть все пространство, весь мир, хотя была она в нем лишь бесконечно тонким слоем, вроде масляного пятнышка на поверхности океана.

Трехмерики, конечно, в плоскости не умещались, но, бывало, с ней пересекались, и тогда плоскатики их видели. Но только отчасти.

Встанет трехмерик на плоскость, и плоскатики видят его стопы. А если он опустится пониже, то плоскатики видят его ножки, как два кружка. Подожмет трехмерик ножку – они видят один кружок.

Если вдруг он ляжет на плоскость и начнет по ней ползать, то плоскатикам кажется, что он – плоскатик, а не трехмерик.

А если он поднимется над плоскостью, то плоскатики совсем его не видят, хотя исчезает трехмерик только из плоскости, а не вообще.

Бывает, плоскатики построят на плоскости стену, и она для них непреодолима, а трехмерик переступил ее – и все. Плоскатикам это очень удивительно, а трехмерику – нет.

Плоскатик не только не может перейти через свою стену, но он и не видит сквозь нее. А трехмерик, если распластается по плоскости и станет, как плоскатик, тоже через стену не видит, но, если он поднимется над плоскостью, то свободно видит все, что расположено на ней, причем, как бы плоскатики ни старались, они ничего не могут скрыть от «прозорливого» трехмерика.

Модель иного мира?

Пытливый ум может использовать эти аналогии как повод и отправную точку для построения математической модели всего сотворенного Богом мира – горнего, дольнего и преисподнего. И это было бы большой ошибкой, ведь, если уж говорить притчами, то мы – плоскатики, а не трехмерики, вернее – трехмерики, но до такой степени распластавшиеся, что совсем уподобились плоскатикам.

И как ущербный ум плоскатика не может правильно постигать трехмерную реальность, так и нашему плоскому, плотскому уму недоступно истинное созерцание реальности иного мира, который не только не трехмерен, но и не многомерен, и даже не бесконечномерен (есть и такое понятие в математике), а в высшей степени безмерен.

И дело даже не в том, что любая математическая модель любого жизненного явления – тем более, иного мира – ограничена и несовершенна. В повседневности мы с успехом пользуемся многими несовершенными моделями. Например, 3-мерное евклидово пространство, изучаемое в школьном курсе математики, – это, конечно, не совершенная модель дольнего мира, в котором мы живем, но в некоторых пределах она применяется, и Церковь не осуждает этого.

Казалось бы, ничто не мешает присоединить к трем евклидовым координатам четвертую – «иное измерение», о котором уже говорилось, и получится, хоть и несовершенная, конечно, но модель всего мироздания.

И тем соблазнительнее попытка придумать такую модель, что из Священного Писания и творений святых отцов об ином мире известно не так уж мало. Апостол Павел, например, пишет о себе, что был вознесен до третьего неба   (2 Кор. 12, 2); злочестивый Корей со своим семейством живым сошел в преисподнюю (Чис. 16, 30). В Библии и житиях некоторых святых повествуется о том, что, по Божьему благословению, люди иногда даже телом входили в горний мир. Пророк Илия, блаженный Андрей Христа ради юродивый, преподобный Евфросин Палестинский, – этот список можно было бы продолжить. Сам Господь в теле взошел на небо при своем вознесении.

Почему же нельзя, собрав побольше достоверных сведений об ином мире и усиленно поразмыслив, построить-таки его математическую модель? Почему нельзя – даже несовершенную?

Потому принципиально ложна и Богу не угодна никакая попытка придумать модель иного мира, даже если заранее признается несовершенство и ограниченность такой модели, что построение гипотез и моделей - это рассудочная деятельность падшего ума, свойственная именно дольнему миру.

О преисподней, имеющей место ниже дольнего мира, лучше не любопытствовать, чтобы не оказаться в плену у ее обитателей. А горний мир - это мир Божественной любви и свободы, и он недоступен для чуждого любви и свободе рассудочного исследования. И мало того, что недоступен. Как человек, в небрачной одежде пришедший на брачный пир, был изгнан во тьму кромешную, так наказывается и тот, кто пытается проникнуть в горний мир мыслью, не облеченной в брачную одежду смирения и благодати (см. Мф. 22, 2–14).

Сказано святым апостолом Павлом: «Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием; и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно. Но духовный судит о всем, а о нем судить никто не может» (1 Кор. 2, 14–15).

Поэтому всякая попытка постичь горний мир холодным рассудком, а тем более проникнуть туда своим оскверненным страстями телом, в лучшем случае оказывается бесплодной (по снисхождению Божьему к человеческому неразумию). А в худшем случае (в наказание за гордость) дерзнувший на это безумец вместо Неба попадает во власть духов злобы поднебесных, которые низводят его в преисподнюю.

Если мы хотим этого избежать, нам лучше целомудренно уклоняться от предлагаемого гордым духом запретного плода самочинного познания. Лучше смиренно довольствоваться тем душеполезным ведением, которое Бог сам нам дарует, и идти тем путем, который нам указан Церковью.

Какой же путь нам указывает Церковь? Преподобный Исаак Сирин пишет: «Потщись войти во внутреннюю клеть, и узришь клеть небесную, потому что та и другая одно и то же, и, входя в одну, видишь обе. Лествица онаго царствия внутри тебя, сокровенна в душе твоей» (Святоотеческие наставления о молитве и трезвении или внимании в сердце к Богу, стр. 301). Покаянная молитва, усердное старание исполнять все заповеди Божии и благодушное принятие всего, что посылает Господь, – вот благословенная Богом деятельность, которая готовит человека не к невозможному (и в самой попытке смертельно опасному) рассудочному познанию тайн горнего мира или преисподней, а к реальному и спасительному вхождению в горний мир, Небесное Царство.

Космическая теснота и сердечное пространство

Современная астрономия дает повод думать, что вселенная очень обширна и что наше солнце – это только одна из множества звезд, причем не самая большая. Такое представление наводит на мысль о существовании на других планетах (возможно, в других звездных системах) подобных нам разумных существ, что, надо сказать, совершенно несовместимо с православным вероучением, если, конечно, не предполагать, что гипотетические инопланетяне тоже – потомки Адама и Евы.

Но если во вселенной мы одни, то для чего же Бог создал такой большой и почти пустой мир? Почему все главнейшие события вселенской истории произошли именно на нашей планете, ничтожной в колоссальных масштабах известного современной науке космоса?

Такими вопросами задается пытливый ум. Не следует, однако, забывать, что ум человека стал пытливым только вследствие грехопадения прародителей (до грехопадения Адам и Ева в Раю созерцали Бога и Его творение, а не испытывали). После грехопадения с человеком произошла ужасная катастрофа, которая, в частности, состояла в том, что человеческий ум извратился.

Потеряв первоначальное единение с Богом, человек стал принимать истинно важное (вечную жизнь) за как бы несуществующее, а совсем не важное (временную суету) – за нечто чрезвычайно ценное. Исполненное смысла (молитвенное общение с Богом) стало скучно человеку, а удручающе бессмысленное (кружение помыслов) стало увлекать его. Истинно великое стало казаться ему незначительным, а совершенно ничтожное – великим. И вот этому извращенному уму межзвездное пространство представляется очень большим, а сердце – маленьким.

Такому уму тесно в сердце, а в мире сем ему просторно, и он любит носиться по вселенной от одного предмета к другому – свободно, как ему кажется. Но, когда время, данное нам Богом для покаяния, закончится и мы перейдем в мир иной, то все встанет на свои места. И то, что нам казалось простором и свободой, вдруг обернется вечным одиночным заключением в бесконечно тесном аду.

Но у того, кто ради Бога постарается молитвенно заключить свой ум в сердце, он постепенно исправится и начнет видеть вещи не извращенно, а такими, каковы они поистине. Это видение побудит человека к спасительному покаянному плачу и через временную сердечную тесноту и скорбь приведет, по милости Божией, к вечному блаженству в Царстве Небесном.

Итак, видимая вселенная кажется нам огромной, потому что наш извращенный ум путает не только добро со злом, но и великое с малым. А как же нам с таким умом вообще удается ориентироваться в мире?

Дело в том, что извращенный грехопадением ум воспринимает очень искаженно только великое и ничтожное, а среднее он видит, в общем, правильно.

Потому мы и не замечаем извращения своего ума, что почти постоянно заняты средними, то есть земными делами. А вот когда мы пытаемся молиться Богу, ум наш, вместо того чтобы углубляться в сердце, где и обретается Бог, направляется в противоположную сторону, рассеивается в мирской суете.

Святые имеют естественный, а не извращенный ум; соответственно, у них он при молитве не рассеян, но весь обращен к Богу. А вот рубят дрова и варят кашу они так же, как мы, и болеют они теми же болезнями, и порой имеют человеческие немощи, такие же как наши. Из-за этого нам может казаться, что между ними и нами нет особенной разницы, но в действительности на Страшном Суде различие окажется даже не большим, а бесконечным. Кто смиренно видел себя ничем перед Богом – бесконечно возвысится, а кто гордо мнил себя чем-то значительным – окажется совершенно ничтожным.