Из воспоминаний о Солженицыне: Первое издание «Архипелага ГУЛАГ» в России

В 1960–1970-е годы, во времена нашей молодости, многие очевидные сейчас истины были совершенно недоступны. На больные вопросы давала ответы эмигрантская литература («тамиздат», в основном издательств «ИМКА-ПРЕСС» и «Посев»), тайно передававшаяся из рук в руки. Но все же к окончательным ответам бессознательно себя не допускал: слишком велико бремя трагической истины. Это сделал сокрушительный «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына. «Архипелаговское» прозрение я пережил очень остро, Солженицын оказал решающее влияние на формирование моей общественно-политической и гражданской позиции, на осознание истории России. На каком-то этапе вступил во внутреннюю полемику с учителем. Много лет назад я даже обратился к Александру Исаевичу с письмом, которое, конечно же, не было послано. Вот что я в нем писал:

«25.03.85.

Ваше слово изменило облик современного мира. Подспудно многое меняется и в России. Целые группы и слои тянутся к светлой и твердой истине – “жить не по лжи”. Работа собирания памяти, культуры, нравственной определенности ведется на разных уровнях подсоветской жизни. Людей движет не лозунг и не программа, а единый духовный порыв оздоровления. Бетон официальной идеологизированной культуры взрывают живые ростки освобождающейся мысли и пробуждающейся совести – писатели- “деревенщики”, ученые филологи и историки, философы и публицисты. Все более тяготение к здоровым нашим истокам – православной русской культуре и истории…

Вместе с тем, все – еще в судорогах, надрыве и надломе. Оголяются традиционные российские расщепления и разрывы: интеллигенции и народа, творцов-тружеников и интеллигентской мещанской массы («образованщины»). Первые невнятные и мутные фразы возвращающегося религиозного сознания и национальной памяти зачастую принимаются за последнее слово и манят, как болотные огни псевдокультуры. Интеллигенция начинает говорить на религиозно чужом и чуждом языке (антропософия, буддизм, чань, современные синкретический и натуралистический мистицизм) и национально агрессивным тоном. На православное мировоззрение изнутри и снаружи ополчается антихристианская «духовность». Патриотизм разрывается и дискредитируется национализмом. Волна современных западных соблазнов (позитивизм в умах, мещанское потребительство в быту). И во всем этом мутит воду властвующая идеология.

Измученный и спаиваемый трудовой народ «безмолвствует». У тела России еще сохранились ее трудовые члены. Везде, где только приоткрывается малейшая возможность, народ тянется к земле и к продуктивному труду. «Поправочная экономика» воспроизводит хоть какие-то кадры инициативного, ответственного труженика. Не искоренены, хотя и искажены древние национальные инстинкты: «нужен сильный хозяин», «своя власть хоть и плохая, но все же своя». Современный русский трудовой народ ответственность за разгром и потраву готов переложить на кого-нибудь дальнего («виноваты евреи», «кормим африканских дармоедов», «американцы хотят войны»), своим же отечественным властительным бандитам психологически народ готов простить либо не вменить им вину и совместно продуктивно трудиться. В этом силен соблазн, но ведь и выход тоже только в этом: невозможно никакое восстановление во взаимной вражде, борьбе и истреблении. В освободившейся от идеологии России придется работать бок о бок всем стоящим сегодня по разную сторону баррикад. Нащупать пути к общенациональному примирению может только нравственная совесть народа и ее воспитатель – Церковь. В этом смысле деятельность о. Димитрия Дудко является поистине провиденциальной, выражающей нравственный инстинкт православной души русского человека. Возрождение России возможно только во взаимном прощении и в соборном труде.

Безусловно, и в трудовом народе много темных и агрессивных стихий, приумноженных за годы идеологического господства. Естественный отбор коммунизма выбивал из жизни лучшие экземпляры человеческого рода. И здесь тоже огромное поле для очистительной нравственной работы.

Глубинные тектонические толчки потрясают и сам идеологический монолит – партию и структуру власти. Ближайшее время давно сдерживаемые изменения выльются в жизнь. И это, безусловно, откроет новые исторические перспективы. В общем, многое в России меняется, хотя еще подспудно, но еще более предстоит. Первые проблески возвращающегося сознания еще в мареве полубредовых видений, принимаемых за реальность. Предстоящие духовные соблазны и искушения более тонки и потому не менее опасны.

Ваш голос слышен на весь мир, но принадлежит он России. Ваша гигантская работа должна увенчаться новым словом, и прозвучать оно должно здесь, у подножия русской Голгофы. Я так же, как и Вы, уверен, что Вы вернетесь в ближайшем будущем в Россию. В России – решаются сейчас судьбы мира. Оздоровить себя и дать перспективу современному миру Россия сможет только породив новую великую спасительную национально-религиозную идею. Формирование этой идеи невозможно без Вашего участия здесь. По отношению к этому новому слову все Ваши творческие подвиги окажутся долгим и трудны приуготовлением.

Но я не российский хилиаст и не утопист. Возрождение России не будет, конечно, явлением Царства Божьего на земле. Но это будет изживанием величайшего из человеческих духовных соблазнов. И этот опыт, безусловно, откроет перед человечеством невиданные духовные горизонты. Они принадлежат будущим поколениям, но вручить им эти перспективы можем только мы. Поэтому в России Вы окажетесь не в торжестве, а для последних битв с духами небытия, терзающих душу ее, и для опознания подстерегающих ее новых соблазнов. Вы нужны здесь не мироправителям, а народу».

В 1987 году мы с Глебом Анищенко организовали издание литературно-философского журнала русской христианской культуры «Выбор». Самиздатский «Выбор» сначала печатался на машинке и переплетался – несколько десятков экземпляров. Вскоре нам удалось наладить выпуск на ксероксе по несколько сотен в формате книжки. Журнал стали издавать русские люди в Париже. В 1991 году мы добились официального издания, но удалось выпустить только один номер – № 9 – тиражом 30 тысяч экземпляров. Издание «Выбора» имело большой успех среди православной общественности, в нем удалось объединить творчество наиболее интересных христианских авторов.

Многие известные русские люди за рубежом откликнулись на издание «Выбора», приняли в нем участие. А.И. Солженицын на наши предложения сотрудничать в журнале ответил:

«Дорогой Виктор В… и Глеб А… (простите, не знаю Ваших отчеств)!

Я получил Ваши два письма, спасибо.

А сейчас пришло трогательное письмо со многими, в том числе Вашими, подписями, от середины июня.

Передайте, пожалуйста, мою благодарность всем им, кто писал вместе с Вами.

Это правда: все годы изгнания всеми помыслами и всей работой я – только на родине. И не теряю надежды при жизни вернуться. Но это будет никак не возможно до напечатания в СССР моих главных книг: я не могу вернуться как бы немым, еще ничего не сказавшим – и тогда начать восполнять сокрытие пятидесяти лет моей работы – как же? газетными статьями?..

Что же касается Вашего предложения – сейчас принять участие в «Выборе», в связи с собственным 70-летием – мне кажется это нескладным, совсем неудобно.

Смог ли бы я принять участие в независимой русской печати с какого-то момента? – Сейчас не могу сказать. Зависит от развития обстановки, в какую сторону, как.

Пока, я думаю, мои готовые книги, какой бы ни тонкой струйкой они текли, – есть единственный верный, правильный путь моего участия в русской жизни.

Сердечно желаю Вам успеха в Вашем нелегком журнальном начинании, в Вашей публицистике в защиту Православной Церкви.

И Вам, и всем Вашим друзьям – мои самые добрые пожелания!

Следующий этап взаимоотношений с Александром Исаевичем связан с изданием его книги «Архипелаг ГУЛАГ». С разрешением кооперативов в 1989 году мне было дано разбогатеть. Первоначальным капиталом были лишь наши мозги и опыт неофициальной коммерческой деятельности. Мне пришла в голову простая мысль. Раньше я работал на Балтике в торговом и рыболовецком флоте. Знал, что много судов давно отслужило свой срок, их можно приобрести на металлолом, который цениться за рубежом гораздо дороже, чем в СССР. Предложил идею Володе Корсетову. Добились кредита в банке, купили списанный рыболовецкий траулер, продали его на металлолом в Испанию, закупили большую партию компьютеров, «одели» их программами, продали – в результате в 1989 году лондонский журнал «Таймс» опубликовал на обложке мой портрет с надписью «Виктор Аксючиц – первый советский миллионер». На полученные средства помогали христианским фондам, ремонтировали храмы, организовали первый скаутский лагерь в России и вывезли наших детей в лагерь американских скаутов, послали 150 участников Международной христианской молодежной конференции в Париж, учредили христианский театр «Ковчег», который ставил перед собой задачу возрождения традиции русского классического театра.

В кооперативе я организовал издание – сначала неофициально, а затем и официально – религиозной и политической литературы массовым тиражом, в том числе журнала «Выбор», книг «Красный террор» С.П. Мельгунова, «Архипелаг ГУЛАГ» А.И. Солженицына.

Используя материальные ресурсы кооператива «Перспектива» организовал перепечатку в Москве большим тиражом журналов «Посев» и «Грани», «Вестника РХД», других журналов русской эмиграции, парижской газеты «Русская мысль». Непосредственно перед поездкой на форум «Народно-трудового союза» в США в Москве на Пушкинской площади милиция задержала мою машину, набитую религиозным и политическим «самиздатом» и перепечаткой «тамиздата». Наши парни раздавали ее бесплатно прохожим, с соответствующими комментариями. Поразительно, но начальник знаменитого 10-го отделения милиции после многочасовых переговоров со мной, прерываемых консультациями с начальством, вернул мне машину со всем содержимым. Вряд ли на них подействовали мои заявления о том, что мы свободные люди в свободной стране и имеем право читать и делиться независимым печатным словом с соотечественниками. Сказал я, правда, и о том, что на конференции в Нью-Йорке, куда направляюсь через несколько дней, обязательно поделюсь опытом взаимодействия с правоохранительными органами. Режим явно сдавал, особенно по тем направлениям, где встречал твердую, но неагрессивную (ибо агрессивное поведение давало все основания для ответных репрессий власти) гражданскую активность.

С 1988 года мы пытались расширить границы свободы изданиями тысячными тиражами книг Солженицына в «самиздате». Затем поставили задачу официального издания. В 1989 году на первой всесоюзной конференции общества «Мемориал» мне удалось добиться принятия резолюции о необходимости издания рукотворного мемориала десяткам миллионов убиенных – «Архипелага ГУЛАГ» А.И. Солженицына. Уже забылось, что даже в те перестроечные времена ничто не давалось само, всего приходилось добиваться большими усилиями. Об этом красноречиво свидетельствует стенограмма организационной конференции всесоюзного общества «Мемориал» от 29 октября 1988 года. Надо сказать, что я был потрясен тем фактом, что собрание бывших узников и их защитников к концу дня заседания так ни разу и не вспомнило об «Архипелаге ГУЛАГ» и его авторе. Так как вполне номенклатурный президиум с ведущим (известным впоследствии демороссом и правозащитником) Львом Пономаревым не давали мне возможности выступить, пришлось прибегнуть к хитрости и договориться, чтобы правозащитник Лев Тимофеев уступил мне часть своего выступления. Что он и сделал. Ниже привожу выдержки из стенограммы конференции.

«Л. Тимофеев: Я считаю, что в первом же выступлении сегодня должно было прозвучать имя Александра Исаевича Солженицына. (Аплодисменты.) Однако оно не прозвучало ни в первом, ни во втором выступлениях. А человек, который хотел подробно сказать на тему “Солженицын и "Мемориал"” – издатель журнала “Выбор” Виктор Аксючиц – до сих пор не получил слова, хотя давно записался. Я прошу президиум, если осталось от моего выступления какое-то время, дать слово Виктору Аксючицу сейчас. (Аплодисменты.)

Л. Пономарев: Слово предоставляется Виктору Аксючицу.

В. Аксючиц: Я думаю, что принципиально важным фактом является то, что наша конференция началась с выражения солидарности оставшимся в живых узникам лагерей. Еще более важно то, что мы все выразили солидарность человеку, который организовал восстание в Воркуте, но который на сегодняшний день не реабилитирован. Но я думаю, что в этом мы должны идти дальше. Мы должны помнить, что первым человеком, который всенародно и полно поставил тему ГУЛАГА, является наш русский писатель Александр Исаевич Солженицын. (Аплодисменты.) И он до сих пор не реабилитирован. Я думаю, что мы не будем до конца искренними перед собой и перед нашим обществом, если не поставим на обсуждение нашей конференции следующую резолюцию. Я ее предлагаю. Не настаиваю на формулировке, но настаиваю на смысле.

“Мы считаем необходимым восстановить историческую справедливость и

1. Официально признать выдающийся вклад писателя А.И. Солженицына в разоблачение политических репрессий и восстановление исторической правды в нашей стране. (Аплодисменты.)

2. Отменить обвинение Солженицына в уголовном преступлении – измене Родине. (Аплодисменты.)

3. Вернуть Солженицыну гражданство СССР. (Аплодисменты.)

4. Мы заявляем о необходимости скорейшего издания в нашей стране рукописного мемориала жертвам репрессии – книги Солженицына "Архипелаг Гулаг"”. (Аплодисменты.)

Как вы все понимаете, то, о чем я здесь сказал, относится не только к Солженицыну, хотя, конечно, в первую очередь, к нему, но затрагивает все то, о чем мы здесь говорим и что нам дорого. Поэтому я предлагаю эту резолюцию поставить на голосование прямо сейчас.

Голоса с мест: Правильно! (Аплодисменты.)»

Но единодушие зала не разделял президиум собрания, и дальше началась долгая баталия за то, чтобы принудить ведущего поставить предложенную резолюцию на голосование. Что с трудом, но удалось. Но такой ход событий не устраивал дем-номенклатуру, и из президиума подал голос один из авторитетных руководителей «Мемориала» – редактор «Литературной газеты».

«Л. Изюмов: Я предлагаю не торопиться с голосованием этой резолюции. Сейчас объясню почему. Видите ли, в такой эмоциональной обстановке, после такого выступления вполне возможно, что за нее проголосует большинство. Но хотелось бы, чтобы проголосовали на трезвую голову. (Шум в зале, смех.) Я вам открою одну редакционную тайну. (Аплодисменты.) У нас в редакции находится материал, в котором говорится, что Солженицын в течение довольно длительного времени был осведомителем НКВД.

Крики из зала: Клевета!

Л. Изюмов: Минуточку. Я не утверждаю, что это так, и вы не можете сказать, что это клевета. Мы говорили о том, что в нашей организации, в нашем обществе не должно быть места людям, которые так или иначе связаны с такими вещами. Мы сейчас…

Крики из зала: Клевета! Позор! (Шум, аплодисменты.)

Л. Изюмов: Мы сейчас занимаемся тщательной проверкой. Поймите, что будет еще хуже, если через некоторое время выяснится, что это так, а мы это дело поддержим.

Крики из зала: Долой! Позор!

<…>

И. Доброштан: Товарищи! О людях судят не по доносам, не потому, что могут сделать с человеком органы безопасности – они могут все сделать, любые документы могут преподнести. (Аплодисменты.) О людях судят по их делам. (Аплодисменты.) И если нам скажут, что Солженицын был 20 раз агентом МВД, мы знаем, что Солженицын был 15 лет гоним, преследуем, и его хотели уничтожить. А здесь выходят люди и говорят, что подождите, они нам какую-то справку дадут. Такой справкой для нас является вся его жизнь! (Аплодисменты.) Сегодня они это говорят о Солженицыне, а завтра скажут, что я гитлеровец, что я преступник. И что, вы будете голосовать?! Если вы будете верить им, их справкам, то моей ноги здесь не будет! (Аплодисменты.)

С места: “Литературная газета” была знаменита тем, что она использовала все, что можно было, всю грязь выливала на голову Солженицына, но тогда этого никто не изобрел. (Аплодисменты.)

С места: Давайте осудим выступления “Литературной газеты” тогда, в 1969 и 1970 годах, когда они обливали грязью Солженицына, и сегодня, когда они говорят, что он был агентом МВД.

С места: Дело в том, что в “Архипелаге ГУЛАГ” Солженицын сам пишет о том, что он был завербован, и далее сообщает, что ни разу не давал никаких показаний.

Возгласы с места: Вывести из президиума Изюмова!

С места: Я обращаюсь с просьбой к собранию – вывести из президиума представителя “Литературной газеты” Изюмова. (Продолжительные аплодисменты.)

И. Доброштан: “Литературная газета” сейчас делает очень много для “Мемориала”. “Литературная газета” – это наше знамя. Это прекрасно. Он сказал то, что ему сказали. Мы не поддержали его. Мы имеем свое мнение. Мы любим “Литературную газету” и ее сотрудников. Но мы имеем свой собственный взгляд и собственное мнение. Мы, люди, прошедшие лагеря и тюремные застенки, знаем, на что они способны.

В. Глазычев: Прежде всего, я прошу понизить голос. Второе. Товарищи, давайте не смешивать причины и следствия. “Литературная газета” одного периода представляет сегодня газету с тем же названием другого периода. Давайте не путать одно, второе, третье и пятое. Задача ясная. Резолюция предложена на голосование.

В. Иванов: Я Иванов Вячеслав Всеволодович. Я обращаюсь (аплодисменты), я обращаюсь с убедительной просьбой, чтобы “Литературная газета” напечатала точные данные обо всех известных провокаторах, в том числе и писателях (аплодисменты), не ограничиваясь данными об одном человеке, сведения о котором могут быть фальсифицированы. Сам Солженицын уже в 1976-м году напечатал опровержение, напечатав, что ему известно, что КГБ готовит этот материал против него. Необходимо этот вопрос изучить очень внимательно и напечатать, повторяю, полные списки всех провокаторов и доносчиков. (Бурные аплодисменты.)

В. Глазычев: Позвольте мне сказать два слова. Я объясняю, что это предложение абсолютно невозможно, потому что “Литературная газета” – один из учредителей “Мемориала”, и если вы ставите вопрос о присутствии одного из учредителей “Мемориала”, вы ставите вопрос о присутствии всех учредителей “Мемориала” и тем самым ставите под вопрос все существование общества. Я прошу зал обратить внимание в этом отношении на внимание к словам.

Из зала: Правильно! Я как раз хочу высказаться по вопросу о внимании к словам. Совершенно безотносительно к тому, был ли Солженицын связан с НКВД или не был. Все пункты, которые предложены в резолюции, сохраняют свою силу. Не было уголовного преступления – измена родине? Не было. Это надо снимать совершенно независимо от того, что тут говорилось. Вернуть человеку гражданство? Вернуть. Что изменится, если он и был связан с КГБ? Вклад признать должны? Есть этот вклад? Есть. Его надо признать. (Аплодисменты.) И все».

Надо сказать, что даже вполне подробная стенограмма не отражала накала дискуссии, в которой президиум пытался всячески блокировать принятие резолюции, а делегаты конференции принуждали руководителей выполнить свои обязанности. Вновь функционеры из президиума попытались «слить» резолюцию, и вновь пришлось, буквально вцепившись в трибуну (члены президиума неоднократно принуждали меня покинуть ее), апеллировать непосредственно к залу, чтобы «продавить» ее принятие.

Зарождающееся в стране общественное мнение вынудило секретариат ЦК КПСС дать официальное согласие на издание книг Солженицына, хотя неофициально власти применяли меры, чтобы этого не произошло. В 1989–1990 годах срывается наша попытка массового официального издания «Архипелага ГУЛАГ», которое, по нашим надеждам, должно было перевернуть общественное сознание в стране. К этому времени кооперативы не имели права издательской деятельности, но могли получать это право по договору с государственным издательством. С издательствами «Книга» 26 июля и «Советский писатель» 25 августа 1989 года наш кооператив «Перспектива» с согласия автора заключил договоры об издании одного миллиона книг. Показательно, как в договорах распределялись «обязательства сторон». Издательство, согласно договору, «ведет переговоры с автором, вносит предложенную им правку, производит обмен корректур, следит за качеством фотоформ». На деле же к переговорам с автором издательства не имело никакого отношения: тома «ГУЛАГа» издания «ИМКА-ПРЕСС» в издательства из Парижа привозил я сам, соответственно, никакой речи о корректуре книги не могло и быть, так же как и о редактировании уже готовых томов. И никто не улаживал никаких «формальностей» в Главлите (об этом как об обязанностях издательства говорилось в договоре), ибо вопрос о разрешении издания был решен на самом высоком политическом уровне – в секретариате ЦК.

По договору, издательство «…обеспечивает вывоз из типографии и реализацию 15 % тиража издания», то есть определяет за собой право получить 15 % прибыли от издания. Кооператив же, по договору, «предоставляет бумагу и переплетные материалы на весь тираж издания в установленные сроки и оплачивает их стоимость; обеспечивает доставку бумаги и материалов в полиграфическое предприятие своим транспортом и за свой счет; предоставляет полиграфическую базу и оплачивает стоимость типографских работ; несет расходы по выплате авторского гонорара и вознаграждения за специальное редактирование…» Из договора видно, что вся работа и все расходы ложились на нас, а издательства получали от ничегонеделания 15 % прибыли от тиража.

Но все типографии отказывались принимать заказ после анонимных звонков «сверху». Только на окраинах советской империи – в Литве – с помощью моего двоюродного брата Володи Асаенка удалось отпечатать тысяч сорок экземпляров. Последними силами режим сопротивлялся главному своему противнику – правде. Мы понимали: просвещение пробуждает нравственное чувство и оздоравливает сознание людей, что более всего способствует благотворным преобразованиям в стране. Но у нас не хватило ресурсов сделать тиражи массовыми, и мы не смогли получить в этом поддержки не только от чужих – от власти, что закономерно, но и от своих – единомышленников, что прискорбно.

В самом начале Александр Исаевич ограничил продажную цену нашего издания – не более 5 рублей за том, для того чтобы даже бывшие зэки могли бы купить книгу. Но из вермонтского далека писатель не знал и не понимал динамичных процессов в России. Государственные издательства централизованно получали от государства по государственным (низким) расценкам бумагу и печатали продукцию в государственных типографиях по низким же расценкам. Кооперативы же были принуждены платить цены за бумагу и типографские услуги уже по сложившимся рыночным ценам – в несколько раз большим. Так как себестоимость издания одного тома была 7 рублей, мы просили Александра Исаевича увеличить продажную цену. Он разрешил – по 7 рублей, то есть по себестоимости. Но мы не имели настолько больших средств, чтобы сразу оплатить издание огромного тиража (1 млн. экз.), собирались издавать его заводами, чтобы иметь возможность вкладывать прибыль от проданных книг в продолжение издания. Продажа книг по себестоимости перекрывала нам всякие возможности для массового издания. Как только наш «Архипелаг ГУЛАГ» появился в Москве, его продавали в книжных лавках и с рук по 40 рублей за том – понятно, что против рынка не попрешь. Вот так большая часть прибыли от книг ушла не к ее издателям (для продолжения издания), а к книжной мафии и уличным спекулянтам. Наш кооператив, естественно, никакой прибыли получить не мог: и в организации печати, и в реализации мы действовали строго по закону, так как были под строгим надзором властей и за любые наши нарушения нас тотчас лишили бы прав на издание и закрыли бы.

Пытаясь найти выход, я обратился к христианам Европы: католики в Италии пообещали нам бесплатно типографию; пастор Фосс, известный и достойный протестантский проповедник из Швейцарии, взялся обеспечить издание бесплатной бумагой. Я исходил из того, что массовое издание «Архипелага ГУЛАГ» будет столь сокрушительным для коммунистического режима и столь полезным для очистки сознания советских людей, что ради единой цели – изживания коммунизма в России – позволительно использовать помощь наших братьев по христианской вере. Но Александр Исаевич не дал согласия на этот проект. Как мне объясняла матушка Мария (жена протоиерея Виктора Потапова – священника Русской Зарубежной Церкви), у себя дома, в Вашингтоне, Александр Исаевич высказался в том духе, что «Архипелаг ГУЛАГ» явился ему в течение 70 дней, и Россия сама должна породить издание «ГУЛАГА». Мои резоны, что коммунистическое государство не будет издавать, а мы и являемся представителями независимой российской общественности, не были услышаны.

Я попытался объяснить ситуацию писателю лично. Договорились с Александром Борисовым (представителем А.И. Солженицына в СССР), что поедем вместе с ним в Вермонт. Но при встрече в Нью-Йорке Борисов сказал, что он уже объяснился с Александром Исаевичем, и тот не может встретиться со мной. На мое недоумение Борисов протянул русскоязычную газету «Новое русское слово», издающуюся в США, со словами, что поэтому-то и не может. На первой странице – крупным шрифтом текст, составленный в абсолютно провокационной форме: Виктор Аксючиц, бывший коммунист – ныне православный публицист, религиозный диссидент – являющийся кооператором-предпринимателем, бывший организатор самиздата – ныне торговец советскими пароходами на металлолом, приехал договариваться с Солженицыным об издании «Архипелага ГУЛАГ». Я удивился, что Александр Исаевич, опытнейший знаток провокаций КГБ, не понял, что газета сомнительного происхождения и содержания явно по заказу КГБ пытается блокировать издание «Архипелага ГУЛАГ» в СССР.

Наше издание в Клайпеде было перекрыто блокадой Литвы, мы вынуждены были доставлять туда бензин, чтобы их машины могли доставить нам отпечатанный тираж. Затем все остановилось из-за недостатка финансовых ресурсов в нашем предприятии. К тому же, в 1990 году, сразу после начала издания, я был избран народным депутатом РСФСР и, по закону, был вынужден уйти с работы в кооперативе и совместном предприятии, поэтому быстро потерял контроль над проектом. Так как я лично был инициатором издания, то мои друзья-коллеги уже не выказывали такого же рвения для продолжения убыточного издания. Из-за невозможности моего контроля над ситуацией, а также из-за того, что нерентабельное издание нескольких десятков тысяч книг не принесло никакой прибыли, кооператив «Перспектива» не смог перечислить часть прибыли в фонд Солженицына. Что впоследствии послужило поводом обвинять меня в том, что я нажился на издании «Архипелага ГУЛАГ».

Считая ошибочным отношение Александра Исаевича к попытке нашего издания, а также отчасти его общественную позицию после 1991 года, я сознаю, что мои общественно-политические взгляды сформировались под сильнейшим влиянием его публицистики. Будучи народным депутатом РФ, я назвал депутатскую группу, которую создал и возглавил, солженицынским «Российский союз». Я также высочайшим образом оцениваю его творчество. Я убежден, что явление писателя-мыслителя Александра Исаевича Солженицына было провиденциальным для России.