Может ли ребенок, в душе которого знакомство с Новым Заветом произвело настоящий переворот, переубедить отца – ученого мужа и ярого атеиста? Вероятнее всего, нет, но противостоять – может. О своем пути к Богу, о том, как смиренная молитва монахини победила озлобленность больного человека, о чудесах и «странных» событиях в своей семье, а также о том, как бизнесмену войти в Царство Божие, рассказывает Теймураз Кристинашвили – гость программы телеканала «Спас» «Мой путь к Богу».
«Прочитав Новый Завет, я испытал такое чувство родства с Богом!»
Священник Георгий Максимов: Здравствуйте! В эфире передача «Мой путь к Богу». Сегодня у нас в гостях Теймураз Александрович Кристинашвили. Православный человек, бизнесмен. Хотя грузинский народ, как и русский, является православным по культуре и истории, но советский период внес свои коррективы, и многие были оторваны от веры в наших народах. Не могли бы вы рассказать, была ли религиозна ваша семья и как вы начали свой путь к Богу?
Теймураз Кристинашвили: Спасибо, отец Георгий. Действительно, были времена, когда грузином мог именоваться грузин, который был православным, если же он не был православным, то таким людям именоваться грузинами было нельзя. Но те времена канули в Лету, и мы родились и воспитаны были в советский период. Мой папа был научным сотрудником, весьма образованным. Надо отметить, что образование не всегда человеку служит добрую пользу. И вот этот критический взгляд на всё, недоверие, которые иногда порождает образованность, ему были весьма свойственны. То же могу сказать и про свою маму. Она была преподавательницей. В общем-то, вся семья была научного толка, и вопросы веры вообще не поднимались у нас.
Я учился в физико-математической школе, посвящал все свое свободное время занятиям: основным, факультативным, еще каким-то. И мое знакомство с Церковью и приобщение меня к ней случилось одновременно и просто, и необычно. Учитель физики однажды страшно по секрету – это были все-таки 1980-е годы – подарил мне… Новый Завет. И я очень хорошо помню тот момент, когда стал верующим человеком. Я читал Новый Завет… Это была еще ксерокопия, слова еле читались, не всегда правильно. Мне попался синодальный перевод. И вот я его прочитал. И когда я закончил последнюю главу Апокалипсиса, я вдруг испытал такое чувство родства с Богом! Я хорошо помню этот момент, потому что именно тогда стал верующим человеком. Я вдруг обнаружил то, чего мне, весьма юному, не хватало и без чего было сложно жить.
Кстати, у нас дома была огромная библиотека. Поверите или нет: около 20 тысяч книг!
Отец Георгий: Серьезная библиотека.
Теймураз: И из этих книг мне, в соответствии с моим возрастом и моими интересами, папа выдавал книги по темам, меня интересовавшим. И как-то незаметно для него – или даже при его участии, сейчас уже не могу вспомнить – я вдруг обнаружил тоненькую книжечку «Житие преподобного Сергия». Оно было написано очень простым языком, почти детским. Еще там были основные молитвы: «Царю Небесный», «Отче наш», а также рассказывалось, как себя вести, как молиться за родителей, за болящих, за друзей. Эта была тоненькая книжка. Я вообще-то читал очень много и мог быстро прочесть весьма увесистый том. А эта книга для меня каждый раз открывалась с новой стороны, и я читал ее на протяжении целого года. И вот, когда я ее полностью дочитал, она пропала. Я сначала не обратил на это внимание, подумал: «Наверное, мама отложила куда-то или папа положил ее обратно в шкаф».
Прошло некоторое время, и я стал интересоваться: «А где та книга?» Ни мой брат, ни мама, ни папа, ни близкие родственники, которые к нам часто приходили, эту книгу вспомнить не могли вообще. Я им описывал, как она выглядела. Говорил: «Да как же вы не помните?! Я же при вас ее читал». Они не могли вспомнить. Более того, папа вообще отрицал наличие религиозной литературы в нашей библиотеке…
Вот так произошла моя первая встреча с верой, с Богом.
Отец Георгий: И вы после этого стали посещать храм? Или это случилось позже?
Теймураз: Начались активные поиски. Я утвердился в понимании того, что есть вера, что нужно молиться. И стал искать. Ходил в православный храм, но при этом ничего там не понимал. Был некий языковой барьер. Потому что, как и церковнославянский от русского, церковный грузинский язык несколько отличается от современного грузинского. Даже в написании букв. В общем, полноценно пообщаться со священником, осознанно участвовать в Таинствах у меня не получалось. Но я стоял на богослужениях и молился, как мог. И я чувствовал, что я в правильном месте делаю что-то очень правильное. Это наполняло мою жизнь смыслом.
Как раз тогда во мне родилось стремление к деятельному христианству. Мне захотелось жить не только для себя, но что-то делать ради любви к ближнему, ради Бога. И это желание настолько укоренилось в моем сердце, что присутствует до сих пор, и не дай Бог, чтобы оно как-то угасло. Наверное, людей можно разделить на тех, кто любит больше трудиться, и тех, которые любят больше молиться. Вот я до второй ступени не дорос. Я все еще на той ступени, когда мне хочется больше трудиться для Бога и для людей. Как бы громко это ни звучало, но именно это доставляет радость и то чувство счастья, которое переживает человек на земле.
«Ее молитвы смирили моего отца»
Отец Георгий: А как родители отнеслись к вашему выбору, когда поняли, что вы стали верующим? Вы же не скрывали своих исканий…
Теймураз: Да, я не стал ничего скрывать. И это было очень сложно принять моим родителям. Можно сказать, отец и мать приняли это как крах. Ребенок, который подавал большие надежды, вдруг обратился на такой путь, который для них не то чтобы незнаком… Папа со мной перестал есть за одним столом.
Я, ребенок, легко парировал научные доводы отца. Я чувствовал: говорит мое сердце, а в сердце действует Бог
Но когда взрослые убедились, что это не какой-то временный эмоциональный порыв и я назад не поверну, папа купил Библию и стал ее усердно изучать, говоря, что она полна противоречий, исторической неправды, вымыслов. Он посвятил этому критическому изучению довольно длительное время. Я же, будучи ребенком и еще довольно-таки необразованным, очень легко парировал все его научные доводы. И я прямо ощущал, что это идет не от моего собственного ума, что это сложно повторить, что это каким-то образом мое сердце говорит, а в сердце действует Бог. И это было настолько яркое ощущение… Вообще папу переспорить было невозможно, это был человек высокообразованный, а у меня рождались такие слова, которые его ставили в тупик. Я помню, как он молчаливо признавал, что мой аргумент – это аргумент, и удалялся в свой кабинет дальше искать противоречия и исторические несоответствия в Библии.
Потом, со временем, все утряслось, и мой папа обратился к Богу. Причем тоже удивительным образом. И дедушка с бабушкой тоже. Так что практически вся семья пришла к тем же выводам, что и я, только годами позже.
Отец Георгий: Это благодаря вашим усилиям случилось?
Теймураз: Пожалуй, нет.
Отец Георгий: Случай с вашим отцом особенно заинтересовал. Как от столь ярого атеистического отрицания христианства у него получилось прийти к вере, с которой он боролся в своей семье?
Теймураз: Это связано с таким важным вопросом, как смысл страданий человека. Почему нас посещают скорби, болезни и беды? На примере моего отца я убедился, что даже самые крайние, самые большие потрясения и несчастья служат ко благу человека. Позволю себе рассказать историю, как воцерковлялся мой отец. Моя мама была молодая, наши скандалы по поводу веры прекратились довольно давно, мы нашли общий язык… Она не отвергала веру, но и не была глубоко воцерковленным человеком, однако тоже стала ходить в храм. И совершенно неожиданно она скончалась. Вдруг. Просто уснула и не проснулась. И мой отец – весьма властный человек и по характеру, и по положению: он был наделен от государства определенными полномочиями – очень тяжело воспринял эту утрату. Настолько тяжело, что потерял интерес к жизни. Он не хотел жить, и в скором времени с ним случился инсульт.
Отец Георгий: И его парализовало?
Теймураз: Да. Причем сильно. Он практически не двигался, не мог даже сидеть нормально, не мог сам кушать, не мог сам ходить в туалет, не мог абсолютно ничего. Он лишь мог немножко разговаривать, но речь звучала искаженно: его нужно было любить, чтобы понимать. Тогда в Грузии были тяжелые времена. Гражданская война привела к большой разрухе. Я уже жил в Москве в надежде как-то здесь устроить свою жизнь, а мой брат оставался в Грузии, и он решил, так как финансовое положение было действительно очень тяжелым, податься на заработки за границу. Уезжал в Англию на длительное время. И возник вопрос: на кого оставить папу? У меня здесь уже были пущены корни, а папа не транспортабельный, перевезти его из Тбилиси в Москву было делом не просто хлопотным, а рискованным для его здоровья. При этом папа настолько протестовал против жизни в том состоянии, в котором он оказался, что стал не просто сварливым больным стариком, а прямо-таки злобным. Он злился на то, что он жив, и эту злобу вымещал на всех, кто к нему подходил. Мой брат предпринял с десяток попыток привести нянечку, сиделку или медсестру, которая бы за вознаграждение за ним смотрела. Но мой папа начинал с ними скандалить, ругаться, оскорблять. Причем весьма в неприличных формах. В общем, ни одна сиделка больше двух часов с ним провести не могла.
И тогда, будучи в почти полном отчаянии, мои родные вспомнили, что одна из их близких подруг ушла в монастырь. В Грузии. Они пришли к ней и спросили: «А нельзя ли как-то по церковной линии нам помочь?» У настоятельницы того монастыря была послушница, женщина уже преклонного возраста, но очень живая, крепкая. Она была не слишком образованна. Не уровня моего отца, без всяких высших образований. И вот она стала за ним ухаживать: даст ему лекарство, покормит, сделает все необходимые процедуры и принимается читать монашеское правило. Где-то часа на два, громко, вслух. Он ругался страшными словами, но она на это не обращала ни малейшего внимания и продолжала читать, будучи с ним рядом. Он на нее ругался неделю, две, месяц… А потом он просто обессилел и вынужден был слушать, что же она читает. При этом он совершенно не был авторитетом в ее глазах. Она его как-то спросила: «Ты знаешь “Отче наш?”» Он говорит: «Нет, не знаю». И она так: «Тьфу! Какой же ты профессор, если ты не знаешь “Отче наш”?» То есть для нее профессор, не знающий «Отче наш», был пустым местом.
Папа начал вслушиваться в слова молитв… И вскоре он уже ждал, когда его сиделка начнет молиться
Итак, она продолжала читать, и папа начал вслушиваться в слова этих молитв. И со временем он как-то оказался тронут этими словами. Возможно, он увидел в них то, что я почувствовал, читая Новый Завет. И он стал с радостью их слушать… Он уже ждал не когда его покормят, а когда она начнет молиться.
Когда мой брат вернулся в Грузию, помощь этой женщины уже была не нужна, она вернулась в монастырь. А папа попросил, чтобы ему купили молитвослов с большими буквами – для слабовидящих. И он его читал сам. Еле-еле шевеля одним пальцем, переворачивал страницы.
И каким радостным открытием для меня стали его слова, когда он позвонил мне и сказал: «Сынок, я не могу сейчас никак о тебе заботиться, но я буду молиться Богу, чтобы Он позаботился о тебе». Тогда я осознал, что папа пришел к Богу, что он действительно на Бога возлагает все надежды более, чем когда-либо в жизни. При его цветущем здоровье и хорошем положении это было бы просто немыслимо. Никто не был таким авторитетом, который мог бы поколебать тогда его убеждения.
Отец Георгий: Скорби действительно могут привести человека к Богу, преобразить его, сделать более мудрым, чутким к другим… Но это, конечно, зависит и от внутреннего выбора человека, который страдает. Бывает такое, что гордого человека страдания только озлобляют, и некоторые, увы, до конца остаются в том состоянии, в котором поначалу был ваш отец. Слава Богу, он все-таки смог обратить свою скорбь на духовную пользу себе.
Чудесное крещение
Теймураз: Я бы хотел еще добавить вот что. После своего обращения к Богу папа просил моего брата, чтобы тот устроил его крещение. Ведь он был некрещеным. Но мой брат только приехал и носился по делам. И он сказал ему: «Папа, ты столько лет был некрещеным, погоди еще немного… С недели на неделю я тебя покрещу». И как-то этот вопрос все откладывался. В конце концов случилась беда: папу разбил второй раз инсульт. Когда его привезли в больницу, врачи сказали, что осталось несколько часов жизни и, собственно говоря, надеяться не на что. Тогда мой брат ощутил огромные угрызения совести: папа столько времени просил его покрестить, а он так и не сделал этого. Он спешно позвонил своему другу Ираклию, который был иподиаконом Патриарха Грузинского Илии. Попросил его срочно найти священника. Время было вечернее, ближе к ночи. Ираклий сразу откликнулся, и такое было удивительное стечение обстоятельств, что он, обзванивая своих знакомых батюшек, либо не мог до них дозвониться, либо те, кому дозванивался, были далеко за городом, и пока они приехали бы… Ведь счет времени шел уже на часы.
Тогда Ираклий начал просто бегать по храмам Тбилиси и спрашивать батюшку. У нас многие храмы не закрывают на ночь. Но ни в одном храме в это позднее время батюшки не оказалось. И он уже в полном отчаянии позвонил моему брату и говорит: «Давай я подъеду в больницу, и мы покрестим твоего отца мирским чином…» Но тут он заметил, что проезжает мимо еще одной церкви. «Подожди, – говорит, – еще в одну церковь зайду, и уж если здесь не будет священника, то все, поеду к тебе». И как рассказывал Ираклий, он зашел в этот храм и увидел священника в белом подряснике, который… плохо так говорить, но что было, то было: батюшка сидел на скамеечке в притворе и пил пиво. А рядом с ним уже стоял чемоданчик, где все было готово для крещения! Ираклий, увидав батюшку, очень обрадовался, кинулся к нему: «Вы нам срочно нужны! Надо покрестить умирающего». Батюшка ответил: «Да, конечно». Поставил бутылку под скамеечку, взял чемоданчик и поднялся… Они успели крестить моего отца.
Папа пришел в себя, обвел всех сознательным взглядом, был очень счастлив, когда его окрестили. Говорить он не мог. Но взглядом попрощался.
Когда священник закончил Таинство, Ираклий предложил найти ему машину, чтобы та отвезла его домой. И как раз в тот момент, когда батюшка уезжал, отец скончался.
Когда папа скончался, все присутствующие ощутили не чувство скорби и трагедии, как это было в случае с моей мамой, например, а нечто иное. Очень светлое и радостное чувство оставила эта кончина.
«Нет, – говорят в том храме, – у нас такого священника нет. И никогда не было!» Так кто же он? И откуда?
Но дальше случилось вот что. На следующий день мы попытались найти этого батюшку. Пришли в тот храм. Ираклий, будучи иподиаконом патриарха, чувствовал себя наделенным некоторой властью в Церкви. Говорит: «Я вчера вечером поздно забрал отсюда священника в больницу». И описывает его. А ему в ответ: «У нас нет таких священников и никогда не было». Он позвал настоятеля, опять объясняет ему. А настоятель говорит все то же: «У нас никогда таких не было». Позвали сторожа. Сторож пришел и тоже говорит, что не было священника. Ираклий на него набросился: «Ты, наверное, был пьян. Ты что, не помнишь, как я вчера приходил?» Сторож, человек в преклонных годах, отвечает: «Почему ты меня оскорбляешь? Я все прекрасно помню. Ты пришел в таком-то часу, зашел в храм, был там пять минут и ушел один». И сторож настаивал на своем.
Ираклий не успокоился, пошел к своему духовнику, а он епископ и попросил найти этого священника. В общем, объявили что-то вроде розыска. И выяснили: таких отцов в городе Тбилиси нет. И в округе тоже.
Тут надо вспомнить вот что. За неделю до кончины отца Ираклий заходил к моему брату и не застал его дома. Отец попросил его остаться и начал с ним разговаривать. И рассказал Ираклию всю свою жизнь – от начала и до конца. Тому неудобно было перебивать, и хотя он торопился, но отложил все дела и выслушал этот рассказ. Когда отца похоронили, Ираклия стали мучить воспоминания о жизни, которую отец ему поведал. Он пришел к духовнику и поделился с ним своей проблемой. Не помню в точности уже суть разговора, но основная мысль была такая: мой отец, не будучи воцерковленным человеком, не зная про исповедь, фактически исповедовался Ираклию, а Ираклий, не будучи священником, не мог нести бремя этой исповеди. Владыка обещал молиться, и Ираклию дал молитвенное правило, чтобы он его вычитывал в течение определенного времени. И вот, когда это время прошло, воспоминания и переживания Ираклия покинули. Но остался вопрос: кто был тот священник, крестивший моего отца? Ираклий с этим вопросом снова пришел к духовнику, говорит: «Куда он делся? Ведь я с ним за руку прощался!» И епископ, его духовник, сказал: «Знаешь, Ираклий, я смею думать, что это был Ангел Божий». – «Но ведь он пил пиво!» И владыка ответил: «Наверное, это он специально так показался тебе, чтобы ты не увидел, что он на самом деле Ангел. Но это мое предположение». В общем-то, на этом мы и остановились. Приняли слова владыки.
Отец Георгий: Действительно, в истории известны случаи, хотя и очень редкие, когда над человеком, который не имел возможности покреститься и был при смерти, совершал крещение Ангел. А почему так важно умереть крещеным? Потому что Господь Иисус Христос сказал: «Кто не родится от воды и Духа… (то есть, кто не примет Крещение) …тот не войдет в Царствие Божие» (Ин. 3: 5). Так что крещен человек или нет, это принципиальным образом влияет на посмертную участь человека.
Это милость Божия, что Господь послал вашему отцу возможность креститься перед смертью. Не у всех так бывает. Так что тому, кто готовится принять Крещение, лучше не затягивать с этим.
Теймураз: Возможно, папа чем-то угодил Богу, и ради тех страданий, через которые он прошел, Господь сподобил его такого необычного крещения. Но я по образованию физик, к чудесам отношусь весьма настороженно. Это наследие моего воспитания. И поэтому со 100-процентной вероятностью утверждать, что было так, а не иначе, я не смею. Но не счел нужным умолчать об этой истории.
Мне во многом самому хотелось убедиться. И вот как-то раз мы приехали на могилы предков – у нас есть, можно сказать, семейное кладбище, где похоронены все наши родственники. Я всегда испытывал очень гнетущее состояние души, когда приезжал на кладбище. В Грузии есть такая традиция: ставить памятники с фото умерших. И когда ты глядишь на эти фото, никаких радостных или позитивных чувств не испытываешь. Потому что многие ушли из жизни рано, многие как-то трагично, по некоторым просто скучаешь. Всегда мне было очень тягостно.
И вот я пришел на могилу отца: мы хотели служить панихиду. И когда я подошел к ней, мне впервые на кладбище стало хорошо. Мне стало очень спокойно, светло и радостно. И я, будучи физиком, решил поэкспериментировать. Я отошел к могиле дедушки – и чувство радости ушло. Вернувшись на могилу папы, я опять ощутил душевный покой. Пошел на могилу к дяде… к маме… к бабушке… Тягостно. Возвращаюсь к папе – светло и радостно. И в этом радостном состоянии я молился. И когда священник служил панихиду, я впервые пережил какой-то восторг, что ли. Вот таким, можно сказать, экспериментальным путем, я убедился, что то, как объяснил владыка крещение папы – что его совершил ангел, – наверное, правда. Может, отец без особых добродетелей и больших подвигов ушел на небо, но крещенным… «Исповедую едино Крещение во оставление грехов». Наверное, сподобился благой участи…
Отец Георгий: Мне хотелось бы коснуться сферы вашей деятельности. Сочетается ли бизнес с искренней верой и жизнью по вере или же противоречит этому? Что говорит ваш опыт и наблюдения?
Теймураз: Первое, что приходит на ум, когда люди думают о бизнесмене, – это изречение Господне: «Легче верблюду войти в игольное ушко, чем богатому в Царство Небесное» (ср.: Мф. 19: 24). И многие считают – это такой стереотип, – что для коммерсанта, предпринимателя Царствие Небесное закрыто этими словами. Но Господь не уточнял, о ком конкретно Он говорит. Он сказал: богатые, но это не значит, что обязательно бизнесмен или предприниматель. Богатыми могут быть разные слои населения.
И скажу вам, что у предпринимателей, по разным оценкам, приблизительно 94% неуспешных начинаний. То есть подавляющее большинство тех, кто вступил на этот путь, разорятся или прекратят этим заниматься. Лишь 6% остаются «на плаву». Я не знаю учителей, которые разорились бы. Не знаю разорившихся военных, разорившихся людей прикладных профессий. Это бывает, но не в таком огромном количестве. А вот разорившийся бизнесмен – это явление очень распространенное.
Также выработался стереотип, что бизнесмен – это всегда богач, потому что всем заметны те 6%, которые сумели устоять. Но это не всегда так.
Что же касается самого предпринимательства… Апостол Павел тоже плел корзины, и его можно назвать мелким предпринимателем в каком-то смысле. Ведь он зарабатывал своим трудом, продавал сделанное.
Отец Георгий: Но все-таки разница есть.
Теймураз: Совершенно верно. Тут мы подходим к ключевому моменту. Если бы апостол Павел нанял наемных рабочих, расширял бы ассортимент, открывал сеть мастерских по производству корзин, лоббировал бы свои интересы в Сенате, то он был бы состоявшимся бизнесменом, но навряд ли он стал бы апостолом.
Отец Георгий: Он все-таки жил с этого, но не жил этим.
Теймураз: Именно! Не жил этим. Вот это я и хотел сказать. Человек, будучи ученым, может быть одержим желанием успеха. Человек любой профессии может быть одержим этой профессией и жить этим. И тогда неважно, ты занимаешься предпринимательством или чем-то прикладным, – ты все равно этим одержим. И эта одержимость вытесняет из твоего сердца любовь к Богу, к людям, семье, друзьям. И чем больше человек одержим различными идеями, тем больше он удаляется от Бога. Предпринимателю это тоже не чуждо. Если он начинает жить только своим успехом, а успех предпринимательства всегда выражается в некоторой капитализации, условно говоря – измеряется счетом в банке… Так вот, если он начинает быть одержимым именно успехом, то да, ему будет трудно войти в Царствие Небесное. Как, наверное, и любому другому человеку, который одержим своей профессией или достижением какого-то успеха, тщеславием и т.д.
Господь говорит прямо: «Кто любит свою жену, сына или дочь более, чем Меня, недостоин Меня» (ср.: Мф. 10: 37). Поэтому очень важна иерархия ценностей в твоем сердце: сначала Бог, потом любовь к ближним, к семье, к друзьям. И уже потом любовь к работе. Это с одной стороны. И тут я вообще не вижу какой-то разницы между профессией «предприниматель» и профессией «учитель», например. Желание стать богатым может быть столь же болезненным, как и желание стать лучшим учителем и получить всеобщее признание.
Во-вторых, предпринимательство дает тебе некоторую свободу. То есть ты можешь создавать вещи, которые эту жизнь улучшат. Ты можешь создавать хорошие продукты питания, качественную одежду, можешь предоставлять какие-то полезные и важные для человека услуги. А можешь на всем этом халтурить. Используя свои таланты, ты можешь как-то улучшить мир, а можешь сделать его хуже. И тут сам предприниматель выбирает, по какому пути он пойдет. Будет ли он честным и создавать продукты, за которые люди станут поминать добрым словом того, кто это создал, или, наоборот, станет создавать такое, от чего люди будут только ругаться.
И третий момент. Я считаю плюсом предпринимательство потому, что в большинстве своем предприниматели – люди весьма нестандартные, необычно мыслящие и прошедшие серьезную школу жизни и общения. Апостол говорит: «Носите немощи друг друга» (ср.: Гал. 6: 1). И очень часто у предпринимателя больше возможностей исполнить эту заповедь – оказать поддержку человеку, менее наделенному талантами или менее финансово обеспеченному. В то время как у человека другой профессии таких возможностей может быть меньше. Поэтому, если ты хочешь своим трудом изменить и преобразить мир к лучшему, то на этом пути предпринимательство предоставляет тебе большой спектр возможностей.
Отец Георгий: Дай Бог, чтобы все предприниматели выбирали лучший путь. Спасибо вам за рассказ.
С благодарностью,
...