«Держали ключи от церкви»

Православная Ханты-Мансийская община совместно с архимандритом Парфением после Богослужения на Перековке среди ссыльных, 1950-е.

Эта история противостояния власти и «группы верующих» села Шапша Ханты-Мансийского района в годы гонений на Русскую Православную Церковь достойна остаться в истории хотя бы потому, что крепкая вера, упование на волю Божию, мужество нескольких православных христиан смогли сохранить сельский храм вплоть до хрущевских гонений. До 1959 года храм во имя Евфимия Великого в селе Шапша был единственным действующим на огромной территории Ханты-Мансийского автономного округа.

«Колокола передали райзаготконторе»

Храм во имя Евфимия Великого в деревне Шапша был освящен 11 января 1904 года. До революции относился к Покровской церкви села Самарово (ныне Ханты-Мансийск), а незадолго до событий 1917 года отошел к Коневской Пророко-Ильинской церкви. В 1924 году церковь постигла та же участь, что сотни других храмов новообразованной страны Советов, адепты которой громко провозглашали строительство «нового мира», разрушая до основания старый. Она была закрыта. И вот тут начинается та самая история «стояния за веру», главным образом связанная с семьей Евстафьевых. Жители Шапши обратились в 1924 году с письмом к всесоюзному старосте Михаилу Калинину с просьбой вернуть храм. Помню из архивных документов, что к Калинину обращались в середине 1930-х годов и верующие села Сухоруково Ханты-Мансийского района с просьбой не закрывать храм – но это письмо осталось без ответа. А вот после обращения жителей села Шапши церковь верующим вернули.

«Группа верующих» писала и писала обращения в разные инстанции, даже Калинину, – и храм возвращали

Попытки закрыть храм в этом небольшом сибирском селе, думается, власти предпринимали еще не раз. Есть косвенное свидетельство этому в документах, датированных 1940 годом, где говорится, что в 1936 году «группа верующих» Шапши была зарегистрирована председателем Коневского сельсовета Добрыниным (следовательно, церковь какое-то время не действовала?). В документах вновь упоминаются имена Анны Алексеевны Евстафьевой и ее мужа Феодора, которые «держат ключи» от церкви.

Страшное время переживала Православная Церковь. Массовое закрытие храмов, преследование верующих: ссылки, аресты, расстрелы. Это время, в котором проявлялось самое высокое и самое низкое в человеческих душах. Гонения стали тем горнилом, в котором очищались сердца истинно верующих людей. Эту незримую духовную работу, возводящую гонимых на высоту мученичества, можно наблюдать в письменном наследии, оставшемся от сотен новомучеников и исповедников Российских. Но есть подвиг иного рода.

Евстафьевы – жители села Шапша – простые труженики, они встали на защиту своей небольшой сельской церквушки. Это было каждодневное мученичество в течение нескольких десятилетий: претерпевать насмешки и непонимание сельчан, озлобленность представителей новой власти, даже их прямые угрозы, мучительный страх за жизнь, рождаемый диаволом в сердцах каждого, гнетущую атмосферу наушничества и абсолютного бесправия…

Думаю, они много молились. По-другому было просто не выстоять. Мне рассказывали ссыльные за веру в Ханты-Мансийск, что повседневным молитвенным правилом в ссылке было чтение трех акафистов – Господу Иисусу Христу, Божией Матери, Николаю Угоднику. Каждый день всенощную и Литургию «вычитывали» мирским чином сами, так как священников рядом не было. Вспоминается также рассказ священника, служившего в 1960-е годы, что приходившие на службу старушки, порой неграмотные, знали всё чинопоследование богослужения лучше любого пономаря.

Ждать помощи в деле отстаивания церкви в те годы от кого-либо было нереально. «Не надейтесь на князи, на сыны человеческие…» – это понимание рождалось глубоко в сердце самой обстановкой того времени, утверждало в истинной вере. Слова молитвы «На Тя, Господи, уповаю» становились живым личным опытом Богообщения.

С 1937 по 1942 год на территории Сибири не было ни одного правящего архиерея. В эти годы были упразднены все сибирские епархии, в том числе и самая древняя – Тобольская. К тому времени были закрыты практически все храмы, действовавшие на территории современной Югры, священники сосланы, расстреляны, замучены. Не осталось даже тех священнослужителей, которые были сосланы за веру в эти суровые годы гонений в наши края. И лишь небольшой сельский храм, затерянный в непроходимой тайге, в дни больших православных праздников по-прежнему призывал колокольным звоном на богослужения.

Новый виток в борьбе против «несознательных» верующих села Шапша пришелся на 1941 год.

Сотрудник службы по делам архивов ХМАО-Югры Ольга Спиридонова, которая много лет занимается темой ликвидации церквей в округе в 30-е годы прошлого столетия, передала мне ряд архивных документов, свидетельствующих о том времени. Сохранился протокол общего собрания жителей села Шапша, датированный 30 января 1941 года. На собрании присутствовало 46 человек (председательствующий Лыткин). Рассматривались итоги работы комиссии, проводившей обследование по ремонту церкви. Комиссией были установлены сроки для ремонта церкви с 29 июля по 1 сентября 1940 года. Как говорится в акте обследования, верующие к ремонту церкви не приступали.

Стоит сказать, что под предлогом требующегося ремонта были закрыты в те годы в стране сотни храмов. Помню подобную историю с храмом Рождества Богородицы в Березово. В 1927 году комиссия, проверяющая состояние церкви, в акте обследования указывала, что использовать храм совершенно невозможно, он должен вот-вот обвалиться. Церковь простояла после такого «вердикта» еще 70 лет, пока не была восстановлена.

Объяснение по жалобе верующих

В каком же состоянии находилось в то время здание церкви в Шапше? «Ограда накануне развала, столбы держатся подпорами, крыльцо отвалилось от самого здания, сырость, стены облезли (обклейка отпадывает), обшивка с потолка также отстает, дымоход у камина обвалился, стекла в окнах выбиты», – говорится в объяснении по жалобе группы верующих, датированном 1941 годом. Даже это «надуманное» описание аварийного состояния здания церкви говорит о том, что оно могло вполне использоваться для религиозных нужд людей. Косвенно сей факт подтверждается и решением того собрания от 30 января 1941 года, на котором жители решили ходатайствовать о передаче здания храма под школу. Власть постоянно искала причины для закрытия храма.

Без колоколов храм «потерял голос» – но он по-прежнему действовал!

Сложно сказать почему, но данное коллективное обращение жителей Шапши не было удовлетворено властью. Храм по-прежнему действовал по своему прямому назначению. События развивались следующим образом: «С 25 апреля 1941 года по 5 мая 1941 года на церкви висело объявление о ее закрытии. В это же время – 25 апреля – с церкви были сняты колокола и переданы на цветметалл райзаготконторе», – говорится в объяснении, о котором упоминалось выше. Без колоколов храм «потерял голос». Но он по-прежнему действовал, и у алтаря молился Богу Ангел, и сами шапшинцы возносили молитвы, умоляя помиловать и простить. И Господь давал силы, и терпение, и надежду.

Стоит обратить внимание на тон автора объяснения: он вынужден «оправдываться», отвечая на жалобу верующих.

От окончательного закрытия храм, по-видимому, спасла начавшаяся, как ни горько это звучит, Великая Отечественная война. И постепенно изменяющаяся политика советской власти в отношении Православной Церкви.

О возврате изъятых ковров

Среди сохранившихся документов есть еще один, который свидетельствует о решимости в борьбе за церковь жителей села, он датирован 1943 годом. Решение, принятое окрисполкомом, обязывает «исполком Самаровского райсовета в трехдневный срок возвратить незаконно изъятое имущество культа (3 ковра) религиозному культу с. Шапша». Согласитесь, что «отстаивать» свои права какому-то одному верующему человеку в тех условиях было невозможно. Это была крепко стоявшая за свои религиозные убеждения «группа верующих». Здесь опять стоит вспомнить об Евстафьевых. Замечала много раз: если есть воля Божия, то страницы истории открываются порой самым неожиданным образом. Пришедшая в гости член городского общества краеведов Татьяна Николаевна Шевелева в беседе вспомнила свою хорошую знакомую Любовь Никандровну Стоян, в девичестве Евстафьеву, родом из той самой Шапши. Мы тут же позвонили Любови Никандровне, и оказалось, что упоминаемые в документах Анна и ее муж Федор являются прямыми родственниками со стороны отца. Федор – брат ее деда Пантелеймона. А их общий предок Гавриил Астафьев (по-видимому, фамилия была со временем несколько искажена) был сослан в Шапшу в свое время за участие в восстании декабристов. Он передал своим потомкам твердый и несгибаемый характер в отношении того, что касалось убеждений. Надо сказать, что в Шапше жило несколько поколений Евстафьевых. Скорее всего, многие из них поддерживали друг друга в те годы в «борьбе за церковь». Татьяна Николаевна вспоминала и почившего уже отца Любови Стоян – Никандра, который с особым благоговением рассказывал ей уже в годы перестройки, что в Шапше храм был освящен в честь Евфимия Великого. Умирая, он благословил большую часть своих сбережений передать во вновь возведенную в 2014 году в этом селе церковь.

Стоит упомянуть еще об одном архивном документе – от 25.03.1930 года: об изъятии литературы из шапшинской церкви. В конце описи две подписи с одной фамилией: и того, кто изымал, – члена сельсовета; и того, кто передавал, – церковного старосты. Лыткины. Об Андрее Алексеевиче и Тихоне Матвеевиче Лыткиных вспомнит на встрече, посвященной памяти игумена Парфения (Невмержицкого), которая прошла в этом году накануне Дня памяти жертв политических репрессий в шапшинской церкви, летописец истории села библиотекарь Любовь Георгиевна Головина. Она подтвердит, что православная община в селе была крепкая, а люди, ее возглавлявшие, пользовались несомненным уважением среди сельчан.

Соузники по арестантской доле

Архимандрит Парфений

Старожилы Шапши еще помнят отца Парфения. И практически все говорят, что он пользовался огромным уважением среди сельчан. Они вспоминают, что был отец Парфений большим тружеником: и плотник, и столяр, и печник – на все руки мастер, в селе такие мастеровые на вес золота. Вспоминают, что батюшка соорудил изгородь у зверофермы. Многим сельчанам помогал, порой совершенно безвозмездно. Сам построил дом возле церкви. Всегда в работе, но в дни больших праздников никогда не трудился. Еще рассказывали об архимандрите как о человеке с тихим и кротким нравом. Никто никогда не слышал от него грубого или обидного слова. Рядом с ним жили монахини, приезжали и священники; старожилы вспоминают, как встречал их отец Парфений возле реки и оттуда шли крестным ходом.

Сельчане вспоминают: отец Парфений всегда был в трудах, только в праздники не работал

Как только застывала река (небольшой приток Оби), отец Парфений на лошадях ехал «вплоть до Сургута» по деревням (а это порядка 300 километров): крестил, венчал, исповедовал. С благодарностью вспоминают о том служении монаха сибиряки. Ольга Спиридонова с признательностью говорит о том, что ее родителей в те годы крестил архимандрит.

Ответ на просьбу верующих об открытии молитвенного здания. 1956 г.

В конце 1950-х годов батюшка был вынужден, после закрытия храма, уехать в Тобольск, где с 15 июня 1959 года служил настоятелем кладбищенского храма во имя Семи отроков Эфесских с одновременным обслуживанием приписной Евфимовской церкви с. Шапша Самаровского района. Через год архимандрит возвратился на Украину, оставив после себя на сибирской земле добрую память и множество духовных чад.

Отец Парфений ездил по деревням, порой за 300 километров: крестил, венчал, исповедовал

В 1960 году 12 марта своим решением № 153 окружной исполком Совета народных депутатов трудящихся молитвенное здание с. Шапша ликвидировал. Официальная версия закрытия – просьба жителей села. Так считал и житель Ханты-Мансийска р.Б. Василий, в то время трудившийся председателем Елизаровского сельсовета Самаровского района (в 1964 году район был переименован в Ханты-Мансийский). Волею судьбы он стал представителем власти, который передавал церковное имущество закрывшегося Шапшинского храма приехавшим из Омска «попам». Но всё по порядку.

«Если есть подписи, то они поддельные…»

Публикации о жизни и служении в наших северных краях архимандрита Парфения (Невмержицкого) подвигнули меня собирать материал по истории храма во имя Евфимия Великого, где служил архимандрит. Исследователю и краеведу знакомо это всепоглощающее чувство поиска, когда ты буквально начинаешь жить прошлым. Каждый открытый исторический факт становится значимым, из них потом, как из пазлов, постепенно соберется картина исторического события… К началу работы над статьей было собрано уже много фактов. Но не было свидетельств о том, как закрывался храм. «Где искать свидетелей?» – в те дни для меня не было главнее вопроса.

Но как бывает, когда тебя ведет Господь, всё открылось самым неожиданным, а следовательно, самым чудесным образом. Пришедшие для беседы совсем на другую тему отец Сергий Кравцов с матушкой Лидией принесли адресованное мне из Тобольска письмо. Вместе с письмом в конверте были фотографии. На меня из далекого прошлого смотрел архимандрит Парфений.

Письмо председателя Елизаровского сельсовета

«Все началось 56 лет назад, – писал автор письма, оказавшийся как раз тем самым свидетелем закрытия храма, – я работал председателем Елизаровского сельсовета. Летом 1962 года приехал по службе в райисполком. Председатель райисполкома Владимир Маслов говорит: “Даю тебе поручение съездить в деревню Шапша, там закрыли церковь. Был там поп, служил – не служил он в церкви, но халтурил в деревне, выполнял какие-то работы для людей кое-как, а плату вымогал чем выше, а полученное пропивал, пьянствовал. Жители деревни написали нам просьбу, чтобы церковь закрыть и попа убрать из деревни. Церковь мы закрыли, поп уехал, но в церкви остались и лежат церковные принадлежности. За ними приехали из Омска два попа, пусть забирают, что им надо, а твое дело оформить всё”.

Года не прошло, как В. Маслова освободили от должности за финансовые злоупотребления, и вскоре он умирает. Меня летом 1963 года перевели на работу в райисполком на должность зампреда, и мне пришлось хоронить его как председателю похоронной комиссии. Сейчас мне думается, что кара Господня свершилась над ним за закрытие церкви.

Вскоре я поехал в командировку в д. Зенково в колхоз “Рассвет” и по пути заехал в Шапшинское отделение этого колхоза в деревню Шапша. Это была небольшая деревня в 30 километрах от города Ханты-Мансийска, стоящая на берегу небольшой речки, впадавшей в реку Обь, в ней жили обрусевшие коренные жители, по национальности – ханты. Попасть туда можно было летом на лодке, а зимой на лошади по зимней дороге. Меня встретил заведующий колхозным отделением Николай Лыткин. Я попросил его собрать жителей деревни в клуб для беседы. Пока народ собирался, мы пошли осматривать колхозное хозяйство. По пути Николай показал мне домик под горой у реки и сказал, что в этом домике жил батюшка, пока церковь была не закрыта, и в нем все сохранилось, как было при батюшке, даже иконы на стенах. Ключи от дома были у Николая, он предложил зайти посмотреть, но я отказался за неимением времени.

Когда пришли в клуб, там собралось человек 40–50, нас ждали. Я не знаю, в каком году официально закрыли церковь в Шапше, я тогда жил такой жизнью, что это мне было не нужно знать. В клубе пахло свежей краской, и на стенах кое-где еще были не закрашены иконные росписи. Где был алтарь, была сцена, и над ней и в других местах висели лозунги тех времен: “Да здравствует…” В ходе разговора с тружениками и жителями деревни о делах хозяйственных, условиях работы, нуждах, торговле, быте, люди подняли вопрос о том, что летом нужно готовиться к зиме, ремонтировать и утеплять дома, стайки и прочее, а сейчас делать это в деревне некому. В прошлом была в деревне церковь, был батюшка, и он после службы в церкви по просьбе селян эти работы выполнял. Он умел все: печи, дымоходы ложить, крыши на домах перекрывал, двери, столы, рамы оконные делал, стеклил и устанавливал, заборы ставил – был мастер на все руки и очень трудолюбивый.

Собрание шумело: никаких просьб о закрытии церкви никто в Шапше не писал!

Задали вопрос: почему церковь закрыли у них, батюшку изгнали из села. Я им сказал, что работаю в райисполкоме недавно, церковь закрыли до того, и пересказал информацию, услышанную от умершего председателя райисполкома. Образовался сплошной шум. После моих слов каждый хотел сказать свое. Когда Николай утихомирил людей, говорила продавец магазина Рочева. Она говорила о том, что церковь закрыли и уже не откроют, батюшка в село не вернется. Не для этого власть церковь закрывала. Но все жители знают, что церковь закрыли без их согласия. Что они не писали просьбы о закрытии церкви, хотя и уговаривали их написать, но никто не подписывался. Если такая просьба есть, то подписи поддельные. Батюшка был не таким, каким его выставили. Батюшка труженик был и оплату не требовал, а брал сколько кто даст. А кто не мог заплатить, батюшка делал все бесплатно. И никто никогда не видел его пьяным. И в церкви ремонт делал, а мы ему помогали. А на заработанные деньги после службы в церкви, в праздники батюшка всех приглашал в свой домик и угощал обедом. А когда захотели церковь закрыть, то все выставили, как хотели, и закрыли. Мы батюшку просили остаться жить в деревне: домик есть, работа будет, проживет. Батюшка сказал, что он давал обет служить Богу до конца жизни, а в Шапше у него эту возможность отняли, и он уехал от нас. А сейчас приезжают халтурщики и дерут с нас за работу, сколько захотят, и платим, другого выхода нет.

После Рочевой говорили другие, и весь разговор сводился к тому же, что говорила Рочева. Мне нечего было сказать, я не мог своей властью разрешить высказанные людьми проблемы и молча ушел и уехал из деревни.

Прошло больше 30 лет с момента описываемых событий, в то время я уже ходил в церковь, исповедовался, каялся в своей греховной жизни и что служил безбожной власти, был коммунистом. В городской газете появилась статья, в которой рассказывалось об архимандрите Парфении, автор просил откликнуться тех, кто что-то помнит. И тогда я начал искать хоть какую-то информацию о том, как сложилась дальнейшая судьба батюшки. В августе 1997 года я впервые поехал паломником по монастырям России и Украины. В паломничествах постоянно спрашивал про Парфения (Невмержицкого), очень долго не мог найти никакой информации, но желание найти хотя бы могилку отца Парфения не оставляло меня. В одной из таких поездок в Почаевскую Лавру в приобретенной там книжке “Схимник” я наконец нашел информацию про архимандрита Парфения (Невмержицкого), что он упокоился в сентябре 1991 года, прожив 91 год, и похоронен на кладбище Корецкого монастыря. Душа моя возликовала.

И вот после Пасхи 2018 года поехал в Корецкий монастырь. Меня очень сердечно встретили наместница монастыря игумения Парфения, благочинная Амвросия, монахиня Апполинария, они вместе со мной съездили на кладбище, показали могилу батюшки.

Я стоял у могилки на коленях и просил прощения, молился об упокоении души воина Христова архимандрита Парфения, претерпевшего всё – гонения, клевету, притеснения, тюрьмы, ссылки, но обет данный служить Богу исполнившего до конца дней.

Помяни, Господи, от жития сего отошедшего старца архимандрита Парфения и в вечных селениях со святыми упокой. И меня, многогрешного раба Василия, молитвами старца Парфения прости и помилуй».

***

Новый храм преподобного Евфимия Великого освящен в 2014 году митрополитом Ханты-Мансийским и Сургутским Павлом

Со временем здание храма в Шапше сгорело, сгорел и домик, в котором жил в годы служения в этом селе архимандрит Парфений. И вот в 2014 году в Шапше (при большой поддержке местной власти) был вновь построен храм во имя Евфимия Великого, настоятелем которого назначен иерей Евгений Набоков. Батюшка очень бережно относится к истории Православия в Югре; будучи студентом Тобольской семинарии, он принимал участие в экспедициях, члены которых приводили в порядок заброшенные храмы в уже «умирающих» деревнях Ханты-Мансийского района. А вот в Шапше храм был возведен заново. И видится во всем этом незримая молитвенная помощь почившего архимандрита Парфения (за упокоение которого отец Евгений молится за каждой Литургией) и тех шапшинцев, которые «крепко держали ключи от церкви».