Эхо веры

Сергей Вознесенский. Автопортрет, 1955 30 марта 2020 года в Москве состоится открытие персональной выставки художника Сергея Вознесенского (1913–1990). Участник Великой Отечественной войны, в советские годы он был известен своими работами на военную тему, портретами, пейзажами, натюрмортами. Самая знаковая картина в его творчестве стала одновременно и последней в его жизни. На ней изображен родной дед художника – священник Василий Вознесенский, изгоняемый тройкой ГПУ.

Накануне вернисажа дочь живописца Татьяна Сергеевна Таджури (Вознесенская) – московский педагог, преподаватель иностранных языков – поделилась воспоминаниями об отце и историей своей семьи.

Мой отец, русский и советский художник Сергей Леонидович Вознесенский, родился 10 октября 1913 года в Варшаве, где его дед по матери Степан Гаврилович Гаврилов, в прошлом участник и герой войны с турками за освобождение Болгарии (1877–1878), служил интендантом военного склада. Мать отца Анна Степановна Гаврилова-Вознесенская преподавала языки в Варшавской гимназии; отец Леонид Васильевич Вознесенский, выпускник юридического факультета Варшавского университета, не успел начать карьеру: грянула Первая мировая война. Отношение поляков к русским было недружелюбным, особенно к военным. Поэтому в самом начале войны (моему отцу был тогда всего 1 год) вся большая семья в срочном порядке в товарном вагоне переезжает в Россию.

Сергей Вознесенский в детстве, 1914 Первое впечатление раннего детства папы: он на деревянной лошадке в белой комнате с высокими окнами, в доме где-то недалеко от Московского Кремля. Но относительно спокойной жизнь в Москве была недолго. В 1917 году вся семья – мой прадед с супругой, мои бабушка, дед и трехлетний папа, а также его молоденькая тетя-учительница, – спасаясь от беспорядков и голода, едут на Украину, где, по сравнению с Москвой и Петроградом, можно было как-то прокормиться. Однако с началом гражданской войны стало невыносимо и там. Самые тяжелые годы семья провела где-то под Черновцами. Выжили только благодаря золотым рукам моего деда Леонида Васильевича. То он чугунную сковородку склепает крестьянке, а она ему в благодарность даст дюжину яиц, то железную кровать починит, то покосившийся крест на церкви поправит, да в одиночку!

Папа вспоминал, как дети, а их было уже трое, прильнув к окошку, наблюдали за мчавшейся по селу красной конницей с флагом. После нее тем же путем проносились зеленые, после – белые, за ними – махновцы. И весело, и страшно. Вот уже где-то и дым валит. Останется ли что-то от села?..

Дети семьи Вознесенских, 1925 (Сергей слева)

После Украины долго скитались по России. Оренбуржье, Поволжье, Черноземье… Следующая сцена в памяти отца: большая каменная церковь в старинном селе Архангельском (ныне Анненский район Воронежской области). Пасха. Служат два священника. Один, старший, – это его дед, иерей Василий Михайлович Вознесенский. Служат особенно вдохновенно. Поскольку знают, что это последняя служба. Завтра церковь закроют, священника выгонят из дома в чистое поле, некоторое время он будет скитаться, замерзнет и вскоре умрет. Это случилось в 1935 году.

Пасха. Служат два священника. Служат особенно вдохновенно – знают, что это последняя служба

Папа всегда вспоминал о своем деде с любовью и большим уважением. И чем больше отдалялись во времени звуки церковного хора, в котором папа пел, будучи подростком, – тем теплее были рассказы. Благодаря им я знаю, что мой прадед был не только надежным и ласковым главой семейства и внимательным духовником, но и очень знающим человеком: разбирался в аграрном деле, в строительстве, и дом в Архангельском, из которого его выгнали гэпэушники, для своей семьи построил сам. А еще хорошо играл на фисгармони.

Изгнание. Холст, масло, 1989 Последней работой моего папы стала большая картина, посвященная его деду – священнику Василию Вознесенскому, под названием «Изгнание». Он почти не надеялся, что когда-нибудь она будет выставлена, ведь шел 1989 год и вера все еще была под запретом. Папа написал это полотно по зову сердца, отдавая дань памяти своему прекрасному деду. Но картина все же увидела свет, причем произошло это довольно скоро: в 1990 году ее взяли на одну из крупных выставок в Манеже. Не исключено, что эта работа стала в истории живописи первой картиной на тему гонений Церкви в годы советской власти. Надо ли говорить, какое впечатление произвела она тогда на организаторов и посетителей выставки. Да и сейчас при виде ее бросает в дрожь, от нее веет холодом, бездомностью, безысходностью и самой настоящей бедой. Когда проходила та выставка, папы уже не было в живых. Сейчас «Изгнание» находится в музее «Кадашевская слобода» при храме Воскресения Христова в Кадашах в Москве.

К сожалению, не был реализован еще один творческий замысел моего отца. Он задумывал нарисовать картину под названием «Видение Христа на зоне». На ней он хотел изобразить трех заключенных: один из них, уверовав, уже стоял бы на коленях, второй – был задумчив и будто в готовности пасть ниц, а третий – еще далек от веры. Но этому не суждено было сбыться. Картина не была завершена в связи с тяжелой болезнью и смертью. Однако сохранился рисунок, который художник Вознесенский уже готов был перенести на холст.

Рисунок к картине «Видение Христа на зоне», 1990 Папа вспоминал, что, живя с дедом и родителями в Архангельском, он с большой охотой принимал участие в движении по ликвидации безграмотности – ликбезе. Дети и взрослые сельчане, – рассказывал он, – набивались в самую большую избу и с огромным вниманием слушали своих учителей – грамотных подростков. И только одну девушку – настоящую русскую раскрасавицу – ему и его друзьям никак не удавалось уговорить прийти на урок. Просто потому, что она очень стеснялась «учителей», которые были намного младше ее.

С того времени сохранился у нас большой рисованный портрет папиного деда – священника Василия – с окладистой бородой и проникновенным взглядом. А написал его папа примерно в 15 лет. Это первый его сохранившийся рисунок, очень умелый, выполненный вполне профессионально. Так у моего отца и появилась мечта учиться и стать художником.

Рисунок «Дед, отец Василий», 1929 А для этого сначала нужно было пройти трудовую школу. Для детей из семей служащих это было обязательным условием для поступления в вуз. Каждый день папа ходил за восемь километров от села в паровозное депо осваивать навыки смазки колес.

Старания не прошли даром. Был заработан трудовой стаж, окончена художественная студия, и Сергея Вознесенского приняли в Московский институт изобразительных искусств (ныне МГАХИ им. В.И. Сурикова) на отделение графики в мастерскую профессора Владимира Фаворского. Потом папа перешел на живописное отделение и учился у Игоря Грабаря, Николая Ульянова, Ивана Чекмазова, Георгия Ряжского и Григория Шегаля.

Но не успел папа закончить третий курс, как началась война. И, как и большинство студентов, в первые же дни он добровольцем ушел на фронт. Служил в пехоте простым солдатом.

Началась война – и он в первые же дни добровольцем ушел на фронт

В одном из тяжелых боев под Можайском был контужен. Заслужил медали, был отправлен в госпиталь. А дальше снова фронт, а дальше – Самарканд, куда по приказу Сталина были эвакуированы студенты старших курсов разных вузов Москвы и Ленинграда для продолжения учебы. Так советская власть стремилась уберечь талантливую молодежь от гибели на фронтах Великой Отечественной войны.

Рядовой Сергей Вознесенский, 1941 Полуголодная жизнь в Средней Азии на фоне местного изобилия – это особые воспоминания… Но здесь папа нашел мою маму – студентку Ленинградского института кинематографии Валентину Андреевну. И тут родилась я в самом конце войны.

Потом Москва. Нас с братом Алешей было уже двое. И была совсем уже больная наша молодая мама. А у папы – незащищенный диплом и работа в копийном цехе в клубе им. Зуева. Он был отличным копиистом, ему доверяли первые копии в Третьяковской галерее и Русском музее. Для заработка, конечно же, приходилось делать портреты вождей (а куда деваться?!). Но он мечтал о творчестве. И вот только спустя десять лет, во многом благодаря нашей мачехе (а по сути – нашей второй маме), отцу удалось вырвать время и найти силы для настоящей работы. Это было ах как нелегко – творить в коммуналке, в одной единственной жилой комнате, где жила вся семья.

Сергей Вознесенский с супругой Валентиной и детьми Татьяной и Алексеем, 1948 В 1957 году папе удалось купить небольшой домик с террасой – какое это было счастье! Здесь летом будет его мастерская! Здесь не надо будет рисовать портреты вождей. Почти. Здесь появятся замечательные папины натюрморты, пейзажи, портреты, задумки картин. И в 1965 году по своим работам он будет принят в МОССХ.

С 1965 года мой отец – участник многих союзных, российских и столичных выставок. Многие его работы находятся в музеях Тамбова, Твери, Воронежа, Ашхабада и других городов, а также в музеях Европы и частных коллекциях.

С 1970 года Сергей Леонидович Вознесенский – член художественного совета ХФ РСФСР. Он всегда с интересом следил за творчеством молодых художников, посещал выставки, читал литературные новинки, любил кинематограф, собирал журналы по искусству. Политикой он тоже очень интересовался, и не только официальной, что было небезопасно.

Без дела он себя просто не мыслил. Даже после тяжелейшей операции – ампутации ноги – папа, как только пришел в себя, спросил у меня: «А как же я теперь буду стоять у мольберта?» Между тем жить ему оставалось всего два дня.

Натюрморт с самоваром, 1987

«Он был генералиссимусом порядочности и честности»

Как о человеке могу сказать о нем главное, повторив слова его жены и товарища, тоже художника, нашей второй мамы Людмилы Борисовны Дейкиной: «Он был генералиссимусом порядочности и честности». Папа не был простым и легким. И не был балагуром. Скорее наоборот: сдержанным, немногословным. Но не с близкими и друзьями. В своем кругу он раскрывался: был отзывчивым, мягким, тонко шутил, подчас был ироничен и даже саркастичен, но только по заслугам. Ненавидел хамство: становился резким, бескомпромиссным. Совершенно не умел лицемерить. Был не капризен и очень скромен. Не обладал пробивными качествами. Поэтому так и не дождался своей персональной выставки: нужна была чья-то помощь в ее организации, но ее не последовало, поскольку настало время, когда каждый был сам за себя.

Таманцы, 1969

Папины друзья и коллеги по цеху ценили его в первую очередь как тонкого, интересного, думающего художника, одинаково хорошего в разных жанрах, будь то пейзаж, натюрморт, портрет. И, конечно, очень любили как порядочного, деликатного, скромного человека.

Утро, 1975 Как художник он ценил гармонию цвета, пластичность и смысл – это триединство было для него свято. Древнерусскую иконопись почитал особо, очень гордился тем, что ею восхищался Матисс. Любимыми русскими художниками отца были Серов, Левитан, Коровин, Врубель, Кустодиев, Машков, Кончаловский, из зарубежных – Ван Гог, Веласкес, Рембрандт, Сезанн, Дега. Не любил кубизм Пикассо, супрематизм Малевича и эпатаж Дали.

Чрезвычайно важным и интересным для папы делом было участие в новом для всех в конце XX века движении по защите памятников старины. Начал он с сохранности памяти о Левитане – одном из своих любимейших художников. Он мечтал о создании музея в мастерской Левитана в Вузовском переулке и очень сожалел, что не получилось расселить помещение, где на тот момент располагалась коммунальная квартира. Но зато удалось повесить мемориальную доску в честь великого русского художника Исаака Ильича Левитана.

Портрет дочери Также важно сказать о папе как о педагоге. Он никогда и нигде официально не преподавал. Но вместе с супругой Людмилой Дейкиной он вел курс начинающего художника по почте. Тогда такой вид преподавания только начал развиваться. И его письма – советы и замечания начинающим и самодеятельным художникам, – как отмечали методисты, отличались большой деликатностью и высоким профессионализмом. Но самым лучшим учителем папа стал для своей внучки – моей старшей дочери Марии Вознесенской, которая тоже стала художницей.

Папа также гордился своим сыном – моим братом Алексеем, который стал математиком, а позже проявил талант поэта. У Алексея двое сыновей, и один из них – Виктор – продолжил дело своего прапрадеда – стал священником и ныне служит иереем в Рыбинской епархии Ярославской митрополии.

Этюд Зимний,1957 У моего отца Сергея Леонидовича Вознесенского шестеро внуков, пятнадцать правнуков и уже есть один праправнук.

Папа прожил сложную жизнь. В ней были голод и скитания, войны и лишения, идеологическое давление и работа на госзаказ. И даже после смерти его горькая судьба послала отголосок: большая часть картин была утрачена. Но его творчество свободно от несчастий. Там проснувшийся на даче внук, внучка за столом, дети у аквариума, солдаты за праздничным столом, цветы, сорванные на прогулке. Любовь к жизни, тонкое художественное видение и крепкое мастерство легли в основу его творений, написанных в стиле позитивного реализма.