Ангелы и доски Ольги Даниловой

Когда смотришь на работы Ольги Даниловой, невольно начинаешь улыбаться, откликаясь незатейливым, на первый взгляд архаичным сюжетам, будто встречаешься с ребенком. Я спросила художницу, как удалось сохранить в себе и донести до зрителей этот свет. Но говорить о себе она наотрез отказалась. «Кто я без семьи? – заметила она резонно. – Кто я без корней?» Вот в чем секрет.

Ольга Данилова

– Родом я из Тюмени, – начала рассказ Ольга. – Детство прошло в деревянном доме на улице Хабаровской. Это была окраина города, последняя улица у реки Туры. Выйдешь, бывало, на берег, вид открывается дивный: равнина на десятки километров, просторы.

Мы жили большой семьей. У бабушки с дедушкой было 9 детей. Мой папа, как младший, создав свою семью, остался жить с родителями под одной крышей, чтобы помогать им и ухаживать за ними. Так полагалось. С нами еще жили папина незамужняя сестра тетя Люба и мой двоюродный брат, намного старше меня, который рано осиротел и которого бабушка с дедушкой воспитывали, как своего десятого ребенка. По праздникам и выходным вся родня собиралась в нашем доме. Я росла очень защищенная психологически, чувствовала, что все искренне любят друг друга и всегда готовы прийти на помощь. Мы с сестрой росли в очень благодатной среде и рано научились понимать и ценить богатство семейных отношений. Я до сих пор ощущаю эту любовь. Понимаю, что не у всех людей такое богатство есть, а мы получили его от Бога, как щедрый дар. Стало быть, Господь благословил это все, и, значит, с нас спросит плодов.

Мы с сестрой рано научились ценить богатство семейных отношений. Я до сих пор ощущаю эту любовь

– Вы говорите о любви внутри семьи, и, наверное, это было не «сюси-пуси», уроки любви ведь могут быть довольно суровыми?

– Конечно. Бабушка и дедушка вообще прожили суровую жизнь. Они воспитывали своих детей, внуков и правнуков личным примером. Бабушка и дедушка стали ключевыми фигурами на всю мою жизнь. Они были глубоко верующими людьми, создав семью, жили под Тюменью в селе Кулаково, занимались росписью деревянной утвари – прялки, плошки, кошевки.

– А что такое кошевки?

– Так называются расписные саночки, сани. Из рассказов бабушки я знала, что перед большими ярмарками эти сани и санки везли к ним в мастерскую «целыми эшелонами» – расписывать. Они пользовались большим спросом. Семейная артель славилась в округе своими вещами, и без работы мастера не оставались: кто-то резал из дерева, кто-то расписывал. Так продолжалось до 1930 года: бабушку с дедушкой, у которых было уже трое маленьких ребятишек, раскулачили и отправили в ссылку. Оказалось, на 20 лет. Часть вещей из мастерской они взяли с собой, благодаря чему те уникальные предметы сохранились и дошли до меня. Помню первые детские ощущения, когда я осознала, насколько рукотворные расписные вещи милее сердцу и приятнее в обиходе, чем изделия советского ширпотреба. Детское восприятие не обманешь. У меня чашечка была с надписью «25 лет советскому хоккею».

1936 г. Семья Киселевых в ссылке (моя фамилия до брака-Киселева)

– И вам она не нравилась, потому что «не грела», не воспитывала вкус?

– Это было как противовес, как издевка над теми удивительными рукотворными вещами из кладовой. Уже тогда меня это возмущало, не понимала, почему для детей, для людей вообще, не делают вещи в национальном ключе, на которые приятно смотреть, которые приятно брать в руки.

Многое из того, что производила артель деда, хранилось у нас в кладовке. Я любила приходить в эту комнатку, где было большое окно и куда складывали разные вещи, которые я так любила часами рассматривать. То был удивительный мир, которому откликалось мое сердце: на стенах висели пахучие пучки сушеных трав и незатейливые картины, на полках стояла старинная деревянная посуда, часы. Из тех картин мне в память на всю жизнь врезалась одна – на темном фоне изображены две белые птички, которые смотрят друг на друга. В работах я часто использую именно этот сюжет – птички смотрят друг на друга, – который для меня не просто воспоминание, а своеобразный символ уютного мира семьи, который несу по жизни.

То был удивительный мир, которому откликалось мое сердце

У меня с детства сформировалось ощущение защищенности, что семья – это как стена вокруг меня, опора и защита. Бабушка с дедушкой были глубоко верующими людьми, как и их родители, но их дети, родившиеся при советской власти, вынуждены были жить по другим правилам. Бабушка и дедушка никогда не говорили, что советская власть плохая. В этом мудрость – не разрушить связи внутри семьи. Только личным примером можно воспитать. Нельзя веру, как шурупы, ввинтить в сознание.

– То, о чем вы говорите – пример православного воспитания, отношения к жизни, – в чем именно проявлялся?

1927 г. Прабабушка Ульяна Семёновна и моя бабушка (которая стала для меня примером) Елизавета Павловна – Бабушка с дедушкой всегда соблюдали посты, но никогда не демонстрировали этого, просто готовили себе отдельно. Помню, прихожу однажды из школы, бабушка спрашивает: «Хочешь, накормлю тебя толстыми щами?» Я понятия не имела, что это такое. «Давай», – говорю с интересом. Она налила мне в тарелку из своей кастрюльки – перловка да вода. Перловка, правда, разварилась, и густая похлебка получилась. Ни морковинки, ни луковки, ни картошечки в этом супе не было. Я съела, добавки попросила и говорю: «Бабушка, это необыкновенно вкусно». Она улыбается в ответ.

Папа рассказывал мне такой поучительный эпизод. Будучи подростком, он с соседским мальчишкой залез на крышу сарая, чтобы мелкими камешками из рогатки пострелять по воробьям. Баловались ребята. А прадедушку тем временем вывели посидеть у дома на лавочке, на солнышке погреться. Он сидел, щурясь от ярких лучей, и перебирал узелки своих стареньких четок. Камешек, выпущенный папой из рогатки, отрикошетил в дедушкины очки. Стекло треснуло. Увидев это, папин товарищ испугался: «Прячься, сейчас трепка будет». Мальчишки прижались к крыше сарая, затихли, а дедушка узелочек в четках перевернул и проговорил: «Слава Богу за все». И никакой ругани и упреков. Конечно, когда папа пришел домой, он повинился и попросил прощения. Но этот урок – невозмущения, – запомнил на всю жизнь. Жизнь рядом с людьми, которые ведут праведный образ жизни, – она и меня, и моих близких наполняет.

Бабушка всегда рано вставала, затапливала печь и к завтраку стряпала свежие пирожки. Поверьте, чтобы готовить на печке, нужно иметь определенную сноровку, так как регулировать открытый огонь совсем не просто. Глядя, с каким аппетитом я поедала пирожки, бабушка приговаривала: «Ешь, ешь, потом меня вспоминать будешь». И правда. Каждый раз, когда я пеку пироги, вспоминаю ее слова.

– Советская школа не разрушала ваше мироощущение?

– В жизни мне везло на хороших людей, которые, как ангелы, меня оберегали и направляли. В первую очередь, конечно, семья. Но и в общеобразовательной, и в художественной школе мне встретились замечательные учителя, редкой душевной чистоты. Любимая моя учительница, Евгения Ивановна Шашкова, – чистый сердцем человек, и потому Господь через скорби послал ей дар воцерковления. В 1991-м году она потеряла обе ноги. Мы с ней по сию пору переписываемся и созваниваемся. Сейчас ей 85 лет, но она все равно продолжает преподавать английский и немецкий языки, у нее полно внуков и правнуков, и она с ними занимается, песенки разучивает. Она мне как наставник сейчас, как старшая сестра во Христе. А когда она нас взяла в 4-м классе, на первом же классном часе сказала: «Ребята, мы с вами заведем тетрадочки для ЗСС – задания самому себе. Кроме вас, туда никто не будет заглядывать». Каждый из нас письменно задавал себе некую планку и стремился ее преодолеть. И еще она предложила в классе завести настенный журнал «Умей замечать хорошее», в который каждый записывал положительные поступки своих товарищей. Это стало для меня нравственным уроком. Понимаете? Советская система строилась на том, чтобы «настучать» на ближнего своего, пристыдить за двойку, сделать строгий выговор за разговор на уроке. А она нас учила увидеть в человеке хорошее. Это дар Божий.

В жизни мне везло на хороших людей, которые, как ангелы, меня оберегали и направляли

Ведь только добрые мысли дают импульс жить дальше. Эти благодатные семена постепенно прорастали во мне. Я имела счастье общаться с людьми, которые правильно настраивали нас на жизнь. И таких людей в советское время было великое множество. Потом, в 1980-е и в 1990-е годы, это дало такой плод – сколько людей, бывших советскими школьниками, ушли в монастыри, которые начали возрождаться. Именно в годы советской власти Господь подготовил такую ниву пастырей и учителей, которые были воспитаны нравственным началом и смогли на себя взять духовную ношу – уйти в монастыри или стать священниками.

В 16 лет, окончив художественную школу и 9-й класс общеобразовательной школы, я решила поступать в Абрамцевское художественно-промышленное училище. Родители меня отпускали. А директор школы документы не отдавал, говорил, что для школы я даю хороший уровень. Я всегда хорошо училась и занималась общественными делами. Но у нас был учитель математики, который тихонько вытащил из сейфа документы и передал мне со словами: «Езжай, я знаю, что ты поступишь, тебе это надо». Господь разными путями, через разных людей проявляет себя. Главное, если человек действует от чистого сердца, не преследуя корыстных целей, то через него совершается воля Божья.

Если человек действует от чистого сердца, то через него совершается воля Божья

Абрамцевское училище славилось на всю страну, в него ехали поступать из всех союзных республик, конкурс – огромный. На вступительных экзаменах я срезалась: по живописи получила пятерку, а по рисунку – тройку. Не расстроилась, вернулась домой совершенно спокойная: ладно, пар выпустили, опыт получили, и надо в 10-й класс идти. Но вскоре из училища пришла телеграмма, что меня приняли. Это была радость. Поехала я в Абрамцево учиться, сошла с электрички – трава по пояс, как в песне поется, настоящая русская деревня. Красота поразительная – цветет донник, иван-чай, и все это пахнет, и закаты красивейшие, и кузнечики скачут, птицы поют, ландшафт холмистый, не как у нас. Позже, когда сестра приехала меня навестить и мы пошли гулять, она сказала: «Вот здесь – настоящая Россия». Очень верное ощущение, я тоже чувствовала, что в этих местах бьется сердце России. Молитвами радонежских святых, преподобного Сергия и святых его родителей Кирилла и Марии, мы все тут будто под благодатным покровом. Но с нас потом спросится, если не усердно или не активно послужим Господу.

Ольга Данилова. Матрешки

Я закончила отделение художественной керамики в декабре 1990 года, когда в стране начала рушиться система. Перед нами был последний выпуск, который распределили на керамические заводы, а мы уже остались без распределения – езжай куда хочешь и устраивайся, как можешь. Я не стала заниматься керамикой, а начала расписывать матрешек, разработала авторский стиль росписи. Мы их красили беспрестанно, причем я начала придумывать какие-то сюжетные линии, связанные с семьей, с детьми, с народным костюмом. А муж стал сочинять к ним тексты – прибаутки, пословицы, поговорки… Муж старше меня на 9 лет, он закончил наше Абрамцевское училище, потом Высшее художественно-промышленное училище имени Строгановых, преподавал в нашем училище композицию и рисунок. Как художник он гораздо мощнее, чем я. За границу наши матрешки уходили на «ура». Но это был не единственный способ моей творческой реализации и источник дохода. В Сергиевом Посаде была золотошвейная мастерская, где делали большие работы для Церкви – одежды, пелены, иконы шелком и золотными нитями вышивали. Я освоила золотное шитье – лицевое, орнаментальное. Все это повлияло на мой внутренний рост как художника – и керамика, и роспись по дереву, и шитье, – к тому же вокруг находились очень талантливые люди, у которых я всегда находила чему поучиться.

В конце 1990-х, когда спрос на матрешек сошел на «нет», я начала искать новую нишу. Поняла, что надо переключаться на внутреннего «потребителя», которому близко и понятно народное творчество. И тогда возник формат расписной тематической доски. Это не икона. Каждая из моих досок – сюжетная картина, которая обязательно прокомментирована коротким смысловым текстом, потому что русский человек любит и ищет везде смысл. Поэтому я начала делать сюжетные картинки и писать к ним тексты. Самое главное, что это перекликалось с моей личной жизнью. У нас тогда появилось двое маленьких детей, и жизнь православной семьи закрутилась вокруг этого всего, какие-то темы новые – игры, прибаутки, наставления деткам. Муж резал доски, я расписывала. Для меня это было очень увлекательно.

– Среди ваших работ есть предметы интерьера – детские стульчики, скамейки. Что для вас расписная мебель?

– Постепенно мы действительно переключились на мебель. Моим ребятишкам понадобились стульчики. Кстати, я давно хочу сделать выставку, посвященную детскому стульчику, как важному предмету интерьера и жизни ребенка. Ведь он имеет не только утилитарное назначение, но и формирует художественный вкус на годы вперед. И с этим предметом – детским стульчиком – у меня связаны воспоминания детства. Когда мы с сестрой были маленькими, дедушка своими руками сделал для нас стульчики. Каждая из нас сидела только на своем стульчике. И это было важно с точки зрения воспитания – твоя вещь, ты отвечаешь за ее чистоту и сохранность. Ведь даже в детсаду в советское время у каждого был свой стульчик с какой-то картинкой. Каждый, приходя, вешал на свой стульчик одежду, ставил под него сандалики. И как сделан стульчик, с какой любовью, какие декоративные элементы его украшают – это врезается в детскую память навечно. И вот я начала стульчики расписывать, чтобы передать детишкам не просто нужный предмет, но чтобы через этот предмет привить чувство красоты и собственного достоинства, сопричастности народным традициям. Великое множество расписала стульчиков и скамеечек. Когда рисую, постоянно думаю об этом.

– Воспитываясь в творческой атмосфере, трудно удержаться от желания стать художником. Дети пошли по вашим стопам?

– Всех своих детей, а их четверо, мы привлекаем к рисованию, чтобы у них был глаз хорошо поставлен и чтобы они руку набили. Но старший сын сказал, что художник – профессия ненадежная: то густо, то пусто, а ему так не надо. Он окончил Свято-Тихоновский Православный университет, у него уже своя семья, трое детей. Второй сын окончил Абрамцевское художественно-промышленное училище, он резчик по дереву. Мы с мужем работаем по старинке, «на коленке» у себя в мастерской, а у них, молодых, уже все через компьютерное программирование. Я думаю, что так и нужно сегодня. Третий сын учится в 8-м классе. Он режет доски, помогает нам, и рисует порой что-то в своем блокнотике, но говорит, что художником не будет, у него хорошо с физикой и математикой. А доченька рисует много, но о профессии говорить еще рано, ей 11 лет.

– Не могу не спросить, как вы ощущаете себя сегодня, в условиях всеобщего карантина, как воспринимаете это ограничение передвижения: как благодать или как искушение?

– У нас не сильно уклад поменялся. Разве только дети не ходят в школу, учатся дистанционно. А в остальном как обычно – творчески работаем в мастерской, задумок много. Мы ведь живем на земле, в своем доме, так что не страдаем от скуки и безделья. Сейчас потихоньку надо огородом заниматься, о посадках думать. Вот о чем можно посокрушаться – заказов практически нет, ниша декоративно-прикладного искусства умерла. Это произошло не в один миг, а началось где-то с 2014 года. И только те, кто смог достичь очень высокого уровня в профессии, имеют заказы. У нас с мужем – я не из бахвальства говорю – на самом деле очень хороший профессиональный уровень. Я побывала на многих выставках, участвую в ярмарках, могу сравнивать, вижу уровень художников. Одно время мы вместе с мужем работали. Потом поняли, что этот период закончился, потому что стал тормозить развитие, и мы стали заниматься смежными темами, идя порой совершенно разными путями, захватывая и осваивая новые пространства для творчества.

Основная проблема современного человека в том, что у него нет сил на доброе слово, на доброе дело, на служение. Просто нет сил. Надо показать зрителю, причем очень убедительно, откуда они берутся.

Силы дает только Бог и ближние, которые ведут праведную жизнь. Если знаешь, как это бывает, то и ты будешь повторять, нести в свою семью, передавать детям, а они уже дальше, в свои семьи, как Благодатный огонь, это тепло понесут.