Отец Феодор Божков – настоятель храма Пророка Илии в селе Ивановском, где находится знаменитая Ивановская школа целостного развития. Его супруга Мария – дочь директора школы, Владимира Сергеевича Мартышина. В семье шестеро детей. Живут Божковы неподалеку от Ивановского, в деревне Титово, где и состоялась наша беседа.
– Вам пришлось послужить и в городе и в селе, каков ваш опыт, как отличаются прихожане?
– Я сразу скажу, что в Москве я не служил, я служил 10 месяцев в Ростове Великом после рукоположения, и потом уже здесь, в Ивановском, поэтому вот опыт такой. Если об этом говорить, то я не собирался служить в Ростове. Человек, который уезжает из Москвы, – его не особенно интересует город провинциальный, уж если уезжать, то в село уезжать, а потом, у нас нужда была в то время в священнике здесь, в Ивановском. На протяжении семи лет иеромонах Илья из Борисоглебского монастыря был исполняющим обязанности настоятеля, но периодически появлялись священники, которых присылали посмотреть место, и бывало, что они приезжали с абсолютным непониманием того, что здесь происходит. Конечно, Владимир Сергеевич переживал, и я переживал. В очередной такой приезд мы сообщили владыке, что есть человек из тех, кто здесь живет, который мог бы служить в этом храме. Тогда я уже в семинарию на заочный сектор поступил, год отучился, и зашла речь о рукоположении. И владыка Кирилл рукоположил и направил служить не туда, куда хотелось, а куда счел нужным – в храм Вознесения Господня в Ростове Великом, было несколько трудно начинать там служить, потому что ожидания были другие. Со временем, конечно, с благодарностью этот опыт вспоминается, и особенно те люди, которых там привелось встретить. Там немного было прихожан, но до сих пор по-доброму и я о них помню, и они обо мне помнят. Потом удалось убедить архиерея, что тут есть серьезная необходимость в постоянных службах, в развитии хора, в развитии церковной жизни. Он приехал, посмотрел, совершил службу и после этого написал указ. Ну, а спустя какое-то время освободил от этого послушания в Ростове. А что касается Москвы, то в Москве я пономарил на протяжении 15 лет, поэтому, конечно, представления о московском приходе тоже есть. Ну, и, конечно, друзья служат в Москве.
Наш приход – это нестандартный сельский приход. Не волнуешься, что ты придешь, а в храме никого не будет
Сравнить, конечно, можно. В первую очередь можно сказать, что наш приход – это нестандартный сельский приход, это однозначно. Во время Великого Поста на литургии Преждеосвященных Даров у нас бывает по десятку причастников, это для деревни нереально просто, и, конечно, это результат труда в первую очередь Владимира Сергеевича. Что здесь собрался приход, что люди приходят в храм несколько дней подряд, для меня как для священника делает мое служение неодиноким. И не волнуешься, что ты придешь, а в храме никого не будет. Не переживаешь, что некому будет петь, что в храме будет холодно, и много чего еще. Одним словом, по наполненности это ближе к городскому храму, чем к сельскому. В этом смысле мне легче, приятней, чем многим сельским священникам. Но и, конечно, это ответственности тоже требует другой. Наверное, не удается нести достойно, но, конечно, хотелось бы, чтобы такой приход, как наш, стал бы продолжением церковной жизни на селе. Чтобы у нас выросли ребята, которые смогли бы открывать приходы в селах, там, где они пока не открыты, чтобы другие смогли бы им помогать в этом.
Благовещение во Владимирском храме. Вероятно 2004 г.
– Какова роль храма и церковной общины в нынешнем селе?
– На воскресные службы у нас приходят где-то 120 человек. Причащаются обычно где-то 70 человек. Что касается роли общины, конечно, слово община требует определения, поскольку разные понятия могут вкладываться, но сегодня я могу сказать, что наш круг все-таки довольно обособленный. В основном те, кто приходит в наш храм, – это люди, кто приехал сюда или уже родился в семьях приехавших. Потому что условия достаточно редкие. Люди приезжают, создают семьи, многодетные семьи приезжают, храм наполняется, но, к сожалению, местных почти нет. Это достаточно обычная картина вообще для села. Оптимизма как-то это не прибавляет, конечно, жалко. Хотелось бы, чтобы было по-другому. Иногда кажется, что круг людей приехавших пугает местных. И они говорят – здесь у вас что-то свое, вы живите, как знаете, а мы сами, как знаем. При такой небольшой религиозности нашей повсеместной, это дополнительный барьер. Это наш опыт, Ивановского, я не знаю, как в других местах. В Ярославской области сельские храмы, к сожалению, мало наполнены.
Что нужно сделать, чтобы преодолеть этот барьер, эту стену, – я не знаю. Иногда есть какие-то удивительные люди или отдельные семьи, которые, несмотря ни на что, приходят. Вот у нас соседи, Геннадий и Наталья Комины, они местные, Наталья учительница, у них сейчас четверо детей, она сейчас дома. Они все прихожане нашего храма, в воскресенье с папой вместе приходят, в будние дни часто приходят мама с дошкольниками, они совершенно свои, но, к сожалению, это большая редкость. Это отчасти напоминает современные монастыри, насельники которых зачастую не являются местными. Это святыня или церковный образ жизни, который людей привлекает, и ради этого люди приезжают. А для тех, кто живет рядом, это остается все равно чем-то далеким.
Здесь в последнем ряду справа налево о.Сергий Романов, о.Владимир Воробьев, о.Аркадий Шатов, о.Александр Салтыков, Владимир Ященко (иг.Киприан) только год 1988
Что касается детей, то те, что в 1990-е годы учились, все равно чувствуют, что они другие. В одной семье местной ребенок в шестом классе учился, и он дома сказал, что будет священником, – родители так испугались, что всех своих троих детей и еще другие семьи, человек 6 или 8, забрали из нашей школы, перевели учиться в Борисоглеб. Парень отучился всего 6 классов, и вот иногда встречается и говорит – а я вот захожу в храм, вы же нас так учили. И когда эти бывшие дети встречаются с Владимиром Сергеевичем и Татьяной Викторовной, они говорят – мы уже не можем по-другому, вы же нас учили так.
У нас сложилась уникальная ситуация для тех, кто интересуется православной жизнью на селе
У нас в Борисоглебском районе сложилась уникальная ситуация для тех, кто интересуется православной жизнью на селе. Она уникальна тем, что здесь есть несколько взаимосвязанных центров жизни: это и Борисоглебский монастырь, это и Ивановское, Вощажниково, для кого-то Давыдово, и даже отцы, служащие не в этих селах – отец Александр в Щурове, отец Георгий в Веске, – все мы друг другу близки – со взаимопониманием, с уважением, зачастую отцовско-сыновние отношения или братские отношения, и наша инфраструктура, может быть, напрямую не взаимосвязана, но дает возможность каждому, кто захочет приехать, выбрать более-менее по вкусу место жительства. При этом иметь возможность учить детей в школе. Не только, кстати, в Ивановской, в Вощажниковской, например – там очень хорошие взаимоотношения с отцом Борисом, учителя-христиане, и это тоже результат общего дела, общей работы. Все приходы так или иначе связаны с Борисоглебской обителью, все объединены Иринарховским крестным ходом, ите, кто всматриваются, вдумываются, проникаются уникальностью этой обстановки. Поэтомутем, у кого есть намерение доброе, можно смело дерзать и что-то здесь для себя найти. И это редкость. Вот это взаимопонимание между священниками, это тоже нечасто бывает. И важно, конечно, наличие школы, даже не одной. Дополнительно есть возможности для общения родителей, для внешкольных занятий детей. Родители часто собирают детей из разных семей, и один родитель на машине везет несколько детей в Борисоглеб на занятия.
Наши общины, они, может, не такие большие, как община городская, но все равно основные направления служения присутствуют. Они невозможны на уровне одного прихода, но на уровне тех приходов, которые у нас здесь сложились, – все вместе оно работает, все направления жизни охвачены. И это уникальная ситуация для села сейчас.
– Расскажите, как вы переехали из города в деревню.
– Представление о сельской жизни, о церковной сельской жизни, – оно было. У Маши все еще более основательно. Если приходилось задумываться, то примерно можно было представить, чем заняться, плюс понятно было, что помогут близкие люди, те, кто уже здесь трудится. Я вот помню момент, когда я работал, вторая дочка родилась, и я уже стал размышлять: если так дальше пойдет, то как дальше мы будем жить – как Маша с детьми будут ходить гулять, как мы будем в квартире размещаться, – и стало понятно, что пора все-таки перебираться. Тем более что возможности были небольшие. Мне нетрудно было думать о деревне, потому что было куда ехать. Я четко помню момент – я сижу на работе, пациентов нет, и я думаю: как же дальше быть? Или мы поднимаемся с Машей на несколько ступенек до лифта, и она мне говорит, что ей тяжело с ребенком в одной руке и с коляской в другой, что если у нее будет трое, то она, скорее всего, вообще не будет выходить на улицу гулять. И тогда потихоньку начали думать о переезде. И здесь, конечно, большое спасибо Владимиру Сергеевичу и Татьяне Викторовне, которые нас приняли, и не только нас, а всех: и Машиного старшего брата, и Машину сестру с семьями, и мы все под одним кровом несколько лет жили, причем в каждой семье было уже по нескольку детей. Я думаю, мало какие родители способны прожить со своими детьми, с их мужьями-женами, так, чтобы не выгнать, не отпугнуть, не испортить отношения, а у нас благодаря Владимиру Сергеевичу и Татьяне Викторовне это осуществилось. Я думаю, что это просто уникально.
– Вам пришлось послужить и в городе и в деревне, как отличаются прихожане?
– Опыт служения в городе здесь, в Ярославской области, у меня небольшой. Я в течение 10 месяцев служил в Ростове Великом, был настоятелем храма Вознесения Господня, он еще известен как храм Исидора Блаженного. Воспоминания у меня хорошие, добрые воспоминания. Прихожан было немного в этом храме, но самые теплые, самые добрые отношения между нами установились, хотя с тех пор прошло больше 8 лет, иногда видимся, передаем друг другу привет и добрые пожелания. Назвать городским в полной мере этот приход нельзя, потому что и город небольшой, тем более что храмов в Ростове много, приход маленький. Многие сельские приходы, думаю, больше. Мой опыт приходской жизни – городской, это опыт детства, юности, когда я был прихожанином и алтарником в Москве, в храме князя Владимира в Старых Садех.
Мой опыт приходской жизни – городской, это опыт детства, юности, когда я был алтарником в Москве
Это полноценный такой приход, живущий полнокровной церковной жизнью, где, помимо частых богослужений, была создана и православная гимназия, которую мне довелось закончить. Приход стал основой для монашеской общины Иоанновского монастыря в Москве. Я оказался там благодаря тому, что у прихода было еще такое направление работы – летний лагерь молитвенного, богослужебного характера. На приходе постоянно ковались кадры для Церкви. Как-то это абсолютно неформально было, но очень много людей прошло на моих глазах через пономарскую службу, тех, кто в дальнейшем стал священнослужителями, монахами. Созданы были мастерские столярные, детский сад работал. Затем отец Сергий построил Дом престарелых, было подсобное хозяйство в подмосковном селе Остров. Жизнь была такая очень обширная, это навсегда стало ориентиром, и сегодня в нашей приходской церковной жизни на селе, в Ивановском, я ориентируюсь на такую приходскую жизнь. И благодаря Владимиру Сергеевичу, дорогому нашему отцу Владимиру, его колоссальным усилиям, таким начальным, первоначальным, это, конечно, не в полной мере, но все равно удается осуществлять. Конечно, в первую очередь это школа, храм, и потихонечку пытаемся обрастать всем необходимым, чтобы была полнота жизни. Вот и наш приход, его тоже нельзя назвать сельским в полной мере, потому что он сформирован в основном из тех людей, которые вышли из города.
Наш приход нельзя назвать сельским в полной мере, потому что он сформирован в основном из людей, которые вышли из города
Здесь есть свои плюсы– в том, что у насединый менталитет с нашими прихожанами, понимание церковной жизни, культурный уровень примерно один и тот же. В этом, конечно, плюс. Минус, конечно, в том, что очень хотелось бы находить общий язык с людьми по происхождению деревенскими, местными людьми, находить слово для того, чтобы они могли прийти в храм, это стало бы для них интересным, близким. Но, увы, этого не получается.
Да, у нас есть несколько прихожан, может быть, даже больше десяти прихожан коренных, местных жителей, но их, к сожалению, меньше, чем тех, кто приехал и кто родился в переехавших семьях. Очень бы хотелось, чтобы было по-другому. Но, с другой стороны, то, что люди сюда приезжают, люди меняют образ жизни, не на монашеский образ жизни, но вот, ради спасения меняют место жительства, круг общения… Если это как-то трезво происходит, спокойно, то, мне кажется, в этом ничего плохого нет. Конечно, для меня как для священника и настоятеля это интересно, потому что храм не пустой. И живешь, не чувствуя, что ты один служишь, что ты один здесь живешь, что нет рядом людей, у которых такие же интересы, как у тебя, поэтому у меня такой, может быть, оригинальный опыт городского служения и городской церковной жизни, и сельской церковной жизни.
Первые молебны в часовне Ивановского монастыря. Иерей Афанасий Гумеров. о. Федор за аналоем.
– А какая вторая церковь была в Ивановском?
– К началу XIX века село Ивановское подошло архитектурно таким образом, что было уже две церкви деревянных: Пророка Ильи, она упоминается в источниках начала XVII века, а к началу XIX века, вторая церковь – Димитрия Солунского, и отдельно колокольня была. Мы точно не знаем, какого облика они были, но обычно было два типа церквей – клетски и клетски верх – это значит шатер. В книгах нет термина «шатер». Отец Александр Парфенов говорит об этом, и прослеживается в источниках, если было два храма, то один, как правило, был высокий, более холодный – летний, а второй был с низким потолком – зимний. В этом была практическая необходимость.
– Расскажите, пожалуйста, про монашескую общину из Титово?
– Благодаря исследователям, которые работают в Борисоглебском монастыре, благодаря трудам группы под руководством епископа Вениамина Рыбинского и Даниловского была написана книга «Все мы Христовы» – это трехтомник о новомучениках и исповедниках земли Ярославской. Там тысячи имен, тысячи историй, они не все разработаны от рождения и до смерти, в основном это этап подвига и каких-то гонений, которые пережил тот или иной человек. В Ивановском, видимо, благодаря трудам предыдущих священников, благодаря трудам священников начала XX века, отца Николая Розова, Александра Мансветова, было немало искренних людей, которые не потеряли веру, не отказались от веры в самое трудное время – в 1920–30-е годы, которые всеми силами пытались отстоять храм, но все же храм был закрыт. Которые жили тогдашней церковной обстановкой, а она была очень непростой. После кончины Святейшего Патриарха Тихона люди не были уверены до конца, за кем все-таки идти. Здесь очень большим авторитетом пользовался архиепископ Серафим (Самойлович), который не признал Митрополита Сергия, тем не менее он прославлен как новомученик, священномученик. И сегодня мы можем только отчасти представить эти непростые условия. Он не пошел ни на какие компромиссы, и за ним до конца следовал большой круг духовенства. И эта ревность, которая была у здешних архиереев, это и архиепископ Серафим, и епископ Романовский Вениамин, – здесь много было ярких личностей, немало было монашествующих. Кто-то был здесь уже в ссылке. И поэтому прихожане многих храмов ориентировались на подвижников благочестия и живых исповедников. Очень дорожили церковной жизнью, понимали, что она может скоро совсем исчезнуть. По этой причине был малозаметный такой порыв к монашеству, и немало девушек выбрали путь монашеской жизни в миру.
Прихожане многих храмов ориентировались на подвижников благочестия и живых исповедников
Конечно, это для женского монашества характерно. И здесь была монашеская община, члены которой жили по домам, возможно, что здесь они принимали постриг, и известно, что здесь был такой иеромонах Феофан (Львов), у которого был антиминс от священномученика архимандрита Кронида, здесь была домашняя церковь. И известно, что нескольких женщин арестовали, или они были так или иначе задержаны, за то , что собирались принимать постриг. Это для органов внутренних дел было большое дело – такую общину раскрыть и взять. Пока нет сведений, как сложилась дальше жизнь отца Феофана. Также известно, что здесь до 1980-х годов жили, не выходя замуж, две сестры пожилые, которые хранили последнюю святыню – икону «Скоропослушница» из храма. Сейчас их дом сгорел, и я считаю, что это место может быть достопамятным местом, вполне можно считать, что оно память об этой монашеской, даже литургической жизни в себе несет. Хотя нам все эти особенности неизвестны.
– Ярославская деревня, наверно, самая типичная российская деревня, – какие настроения тут царят, что меняется?
– Хочется верить, что от области к области и от региона к региону обстановка может отличаться, что, может быть, где-то есть такие регионы, где много верующих, где сельские приходы наполненные, многолюдные, но у нас это по большей части не так. Каково священникам на таких малолюдных приходах, где священник фактически один, опирается только на свою семью, на несколько прихожан. Где эти несколько человек вынуждены наполнять собой храм, обеспечивать богослужение и реставрацию храма. Я думаю, это очень тяжело, конечно, но есть исключения, когда вокруг священника или вокруг какого-то доброго дела складывается большой приход, к которому, как раньше в монастыри, приходили ищущие спасения, так вот сейчас приезжают семьи, которые хотят обрести условия сельской жизни и одновременно возможность церковной жизни, обучения детей, как у нас на приходе происходит. Я хочу сказать, что такой приход в особенных условиях находится, и хочется надеяться, что подобные приходы смогут стать со временем основой для развития соседних приходов. И для таких приходов очень важна возможность набрать этот потенциал, на таких приходах может быть несколько священников, которые одновременно здесь осуществляют полноту своего служения в дни, например, Страстной седмицы, Светлой седмицы, в будние дни и так далее. Храм может быть наполнен серьезными прихожанами. А в какие-то другие дни, воскресные дни они могут вместе с частью прихода осуществлять свое служение в таких местах, где своих прихожан мало, где они не могут обеспечить хор, не могут обеспечить воскресную школу, не могут обеспечить пономарей на службе. Такой приход может стать источником развития для соседних храмов и приходов. А сегодня разрушенный храм тоже представляет собой такой потенциал, чтобы вокруг него появились, поселились люди, которые этот храм собой наполнят. Но, конечно, первоначальную возможность, первоначальный задел в виде исходного такого прихода для них тоже нужно создать. Хотелось бы, чтобы такая модель получила возможность реализации. Я над этим сейчас думаю. Чтобы молодежь находила бы на соседних, таких пока необеспеченных приходах возможность для служения, для того чтобы брать на себя ответственность за хор, за подготовку Божественной литургии, участвовала в выездах. Ответственность бы несла, ответственность – она воспитывает, созидает.
– Расскажите, как вы с детьми, – может, это определенной катехизацией является для детей, – ездите на консервацию храмов.
– Мы выезжаем преимущественно в один храм на протяжении нескольких лет. Так получилось, что в этом селе – Погорелка, Угличского района – как дачники живут супруги, которые готовы были нас принять, которые были заинтересованы в том, чтобы в храме прошел молебен, с этого начиналось. Затем, когда я наметил какую-то модель развития, схему по консервации, то ее поддержали, по крайней мере сказали, мол, батюшка, давайте. Мы готовы вас принять, встретить. Это дело стало результатом минимальной заинтересованности. Не было финансового обеспечения, просто был интерес людей на месте. Когда мы стали приезжать с ребятами, нашли для нас место, где мы могли бы расположиться, помогали воду обеспечить, с продуктами немного помогали. Поддержка такая подталкивала к тому, чтобы вновь и вновь приезжать, и для ребят это стало очень интересно. Всегда были желающие, в основном у нас осенью такие выезды проходили, в сентябре. При хорошей погоде, уже начались школьные занятия, хочется ребятам как-то переключиться, побыть на природе. Тут все вместе – возможность общения у костра, обед или ужин, и плюс все время находили фронт работ – или в храме, или при здании церковно-приходской школы. Так что всем участникам это было очень интересно, ребятам хотелось вновь и вновь приезжать. Такой формат – тут нет занятий, как в воскресной школе, но это оказывается гораздо интересней. Такие выезды за несколько лет, как это продолжается, мы и в другие села совершали. Здесь, по ходу Иринарховского крестного хода – в Георгиевское, в Зубарево, в село Деревеньки в Угличском направлении, храм Святителя Николая, несколько часовен: в деревне Бабаево, в Вертлове.
Человек нуждается в перемене места, в новых впечатлениях, а в деревне это трудно обеспечить для ребят
Для нас тут важно, что человек нуждается в перемене места, в новых впечатлениях, а в деревне это трудно бывает обеспечить для ребят, мы не можем обеспечить длительную поездку наюг, за границу. Но даже в воскресный день выезд на 10 километров, перемена места, какие-то немного другие условия уже как-то обновляют, и детей в том числе. За это время, что нам было доступно – частично законсервировали храм в селе Погорелка, законсервировали большое здание церковно-приходской школы, кроме того, законсервировали храм в Георгиевском. Есть намерения по другим храмам. Находятся добрые люди, которые помогают в начале сезона, помогают с покупкой продуктов, с покупкой строительного инвентаря. И даже помогают в том, в чем мы очень нуждаемся – оплатить стройматериалы минимально необходимые и труд рабочих в том, что невозможно сделать неквалифицированными или детскими силами. Чтобы дело двигалось. Сейчас я особенно в этом заинтересован, потому что по нескольким храмам мы дошли до такого уровня, что мы сделали все, что можно. Дальше мы просто не имеем возможности. Нужно работать на высоте, нужны взрослые специалисты. Мы не имеем возможности, а надо бы перекрыть какой-то участок крыши постоянным материалом, не тентом. Это будет затратно, если сделать временным, а потом через несколько лет переделывать, работы на высоте лучше сделать сразу. Или в том же селе Георгиевском нужно сделать пол, хотя бы в летнем храме, чтобы начинать богослужения. На это нужны средства, и это, конечно, профессионалы должны делать. У меня целый список есть работ, которые необходимы по нескольким храмам. Если удастся это сделать, то будет новый этап развития, уже этап начала богослужений. А это тоже очень интересная работа с детьми – подготовка к этим богослужениям и ответственность за их обеспечение. С выездом, с той же трапезой, но в более серьезном качестве, церковном.
с еп. Феоктистом перед школой
И действительно, такие сохранившиеся храмы становятся нашим потенциалом. Во время работы в селе Погорелка был снят фильм, в котором берут интервью у детей, и кто-то из детей озвучивает мысль – она заложена в том, что мы это делаем, как взрослые, но мы это сами не озвучивали, просто ребята сами дошли до этого. Кто-то говорит, что вот, когда я вырасту, я очень хочу сюда приехать и постараться сделать так, чтобы здесь все было хорошо. Чтобы здесь был действующий храм, чтобы здесь было жилое село. Вот к такому заключению ребята приходят! Мне кажется, что это очень хорошо.