Экклезиологические воззрения святителя Фотия Константинопольского

Свт. Фотий Константинопольский. Роспись. Греция. Конец XX в. Экклезиологический догмат не занимал в византийской патристике места, сопоставимого с тринитарной, христологической и пневматологической темой. Это замечание относится и к творениям святого Патриарха Фотия, но имплицитно в них содержится аутентичное православное учение о Церкви, и, в частности, о соотношении в ней вселенского и поместного начала, о значении епископского служения, о главенстве и власти в Церкви, о соборном и иерархическом элементе в ее жизни. Эти темы рассматриваются Патриархом Фотием не теоретически и умозрительно, но прагматически, на языке канонической дисциплины. Его видение канонической нормы во взаимоотношениях между Поместными Церквями выразилось в ряде его посланий, главным образом в контексте кризиса в общении между Константинопольским и Римским престолом. Кроме того, как известно, Патриарх Фотий председательствовал на Константинопольских Соборах – Двукратном, в храме 12 Апостолов, состоявшемся в 862-м г., и в храме Святой Софии в 879-м г., который рядом церковных историков и патрологов рассматривается как равный по значимости Соборам Вселенским. Дисциплинарные постановления, принятые на этих двух Соборах, приобрели статус канонов Вселенской Церкви. Святитель Фотий, выдающийся богослов и канонист, несомненно, участвовал в составлении или редактировании этих канонов, и можно с большой уверенностью полагать, что это его участие имело решающее значение в формировании их текстов. Некоторые из них, а именно 13, 14 и 15 правила Двукратного Собора, а также 1 правило Собора в Святой Софии, заслуживают особого внимания при рассмотрении вопроса об экклезиологии Патриарха Фотия. Будучи одним из самых эрудированных в свою эпоху знатоков римского и византийского права, он принимал участие и в составлении актов имперского законодательства, во всяком случае, тех положений, которыми регламентировались церковные правоотношения. Особое значение имеет в этом контексте «Эпанагога», в которой начертан идеальный образ Патриарха.

В 861-м г в Константинополе, в храме Святых Апостолов, открылся Собор, для участия в котором приглашены были папские легаты епископы Родоальд и Захария.

В 861-м г в Константинополе, в храме Святых Апостолов, открылся Собор, для участия в котором приглашены были папские легаты

Председательствовал на Соборе Патриарх Фотий. Собор получил название Двукратного, потому что он стал считаться продолжением Собора, созванного ранее, в 859-м г., для суда над Патриархом Игнатием. Собор утвердил низложение Патриарха Игнатия, со ссылкой на цитированное здесь 30-е Апостольское правило о незаконности поставлений при помощи мирских начальников, и признал правомерным избрание святителя Фотия на патриаршую кафедру. Со стороны папских легатов возражений не последовало. Двукратный Собор издал также 17 правил разного содержания, которые вошли в канонический корпус Православной Церкви. Ввиду происходившего в ту пору пагубного разделения духовенства и паствы на две партии – фотиниан и игнатиан, – Собор издал правила, нацеленные на предотвращение расколов. 13-е правило Собора гласит:

«Аще который пресвитер или диакон, по некоторым обвинениям, зазрев своего епископа, прежде соборного изследования и разсмотрения, и совершеннаго осуждения его, дерзнет отступити от общения с ним, и не будет возносити имя его в священных молитвах на литургиях, по церковному преданию: таковый да подвергнется извержению, и да лишится всякия священническия чести. Ибо поставленный в чин пресвитера, и восхищающий себе суд, митрополитом предоставленный, и прежде суда, сам собою осуждати своего отца и епископа усиливающийся, не достоин ни чести, ниже наименования пресвитера. Последующие же таковому, аще суть некие от священных, такожде да лишены будут своея чести: аще же монахи или миряне, да отлучатся вовсе от Церкви, доколе не отвергнут сообщения с раскольниками и не обратятся к своему епископу».

В этом правиле центральным узлом всякого раскола поставлено прекращение поминовения своего епископа за богослужением и тем самым разрыв канонического общения с ним. Из правила вытекает, что никакие обвинения против законного епископа, пока они не доказаны в судебном порядке и не повлекли за собой «совершенного осуждения его», что в данном случае следует понимать как извержение из сана или по меньшей мере запрещение в служении, не могут служить поводом для разрыва с ним канонического общения и выхода из повиновения ему. Правило подвергает клириков, прекративших возношение имени своего епископа за богослужением, извержению из сана. 14 правило Собора предусматривает аналогичную санкцию по отношению к епископу, который прекращает возношение имени своего митрополита. И, наконец, 15 правило распространяет ту же норму и предусматривает ту же санкцию по отношению к митрополитам, не возносящим имени Патриарха за богослужением и тем «учиняющим раскол». Одновременно правило делает исключительно важное разъяснение, касающееся возможных случаев впадения Предстоятелей в ересь:

«Отделяющиеся от общения с Предстоятелем, ради некия ереси, осужденныя святыми Соборами или отцами, когда, то есть, он проповедует ересь всенародно, и учит оной открыто в церкви, таковые аще и оградят себя от общения с глаголемым епископом, прежде соборного разсмотрения, не токмо не подлежат положенной правилами епитимии, но и достойны чести, продобающей православным. Ибо они осудили не епископов, а лжеепископов и лжеучителей, и не расколом пресекли единство Церкви, но потщились охранити Церковь от расколов и разделений».

Право и даже обязанность порвать каноническое общение с епископом, впавшим в ересь, 15 правило ограничивает двумя условиями: во-первых, ересь в этом случае должна быть известной и соборно уже осужденной, а во-вторых, если епископ, с которым надлежит порвать общение, проповедует ересь публично, всенародно. Ошибочное или даже еретическое мнение, высказанное епископом в частном порядке, не может давать основание пресвитеру или нижестоящему архиерею основания для прекращения возношения его имени за богослужением. Если же публично проповедуемое епископом еретическое учение является новым и Соборами еще не осуждено, то для прекращения общения с ним надлежит дожидаться соборного осуждения этого учения и самого лжеучителя. До тех же пор разрыв общения с ним остается, согласно 15-му правилу, незаконным и влекущим за собой извержение из сана, даже если бы прекративший возношение имени оказался прав в своих подозрениях.

Степени высшей, чем патриаршая, не существует, какие бы высокие титулы ни носили некоторые из них

В связи с содержанием этих трех канонов важно отметить, что обозначенная в них иерархия епископов разных правительственных степеней завершается указанием на прерогативы Патриарха, и, следовательно, с точки зрения отцов Двукратного Собора, среди которых были и папские легаты, степени высшей, чем патриаршая, не существует, какие бы высокие титулы ни носили некоторые из них. Тем самым имплицитно отвергается учение о супремации епископов Рима, и, применительно к нашему времени, несостоятельными оказываются новейшие концепции, выдвигаемые Фанаром, об исключительных преимуществах Константинопольской кафедры, вплоть до того, что взаимоотношения между главами Поместных Церквей и Патриархом, носящим в виде византийского реликта титул Вселенского, согласно выдвигаемым ныне притязаниям, должны строиться по установленной 34-м Апостольским правилом модели взаимоотношений между епископами и первым епископом «всякого народа».

Николай I, папа римский В апреле 863 г. папа Николай созвал в Риме Собор, на котором Патриарх Фотий был объявлен лишенным сана и предан анафеме. Между тем Патриарх Фотий, не преуспевший в попытке убедить папу Николая с пониманием отнестись к его поставлению Патриархом, после объявленной ему анафемы принял брошенный папской курией вызов и в 866-м г. обратился к Предстоятелям Восточных Церквей с окружным посланием, в котором в самом черном свете представил действия Римской Церкви в Болгарии:

«Болгарский народ, варварский и христоненавистнический, сделался в такой степени кротким и богоискательным, что, отстав от диавольского и языческого служения и отбросив заблуждения эллинского суеверия, неожиданно чудесным образом обратился к христианской вере. Но, увы, злая и завистливая и безбожная воля и деяние!.. Еще двух лет не прошло, как означенный народ исповедует православную веру, и вот нечестивые и отвратительные мужи, порождения мрака (ибо это люди западного происхождения), увы!.. набросились на новонасажденный в благочестии и только что благоустроенный народ, подобно молнии, и напали, как град и землетрясение, или, лучше сказать, как дикий вепрь на виноград Христов, который ногами и зубами, т. е. стезями гнусной политии и извращенных догматов, как то допускала их наглость, стали опустошать, злодейски умыслив развратить этот народ и отвлечь его от правых и чистых догматов и непорочной христианской веры».

Грозный тон этого обличительного послания, если его сопоставить с задушевно-исповедальными интонациями его прежней переписки с папой Николаем, говорит о том, что Фотий как писатель мастерски владел полным регистром стилей. В Окружном послании Патриарха впервые стали предметом критики не только обрядовые и дисциплинарные особенности латинской практики (пост в субботу, обязательный целибат для духовенства, совершение Миропомазания исключительно епископами), которые западные миссионеры пытались насадить в Болгарии, несмотря на то, что они расходились с древней традицией, но и догматические заблуждения папского престола и повинующейся ему Латинской Церкви, и главное из них – учение об исхождении Святого Духа не только от Отца, но и от Божественного Сына – filioque.

По словам протоиерея Иоанна Мейендорфа, Патриарх Фотий

«впервые со стороны греков стал возражать против вставки… в 866-м г., когда он увидел, что видоизмененый Символ веры – не просто искажение веры некоторыми франкскими ‟варварами” с далекого Запада, но еще и орудие антивизантийской пропаганды, обрушившейся на болгар, которые лишь незадолго до этого были обращены в христианство греками и за которых Византийский Патриарх чувствовал себя непосредственно ответственным».

С фактической стороны все было именно так, но известный патролог напрасно в этой фразе расставляет акценты таким образом, что у читателя может возникнуть впечатление о конъюнктурности той критики filioque, с которой Патриарх Фотий выступил в Окружном послании. О том, сколь вредоносным заблуждением находил эту вставку в Символ Фотий, самым убедительным образом говорит его написанный в конце жизни и посвященный этой теме блистательный богословский труд «Мистагогия».

В Великий пост 867 г. в Константинополе был созван Собор, на котором, по предложению Патриарха Фотия, папа Николай был предан анафеме; это была первая в истории манифестация непризнания особого статуса Римской Церкви во Вселенском Православии – подобно Предстоятелям других Церквей, папа был отлучен по обвинению в ереси: в проповеди ложного учения о filioque.

Это была первая в истории манифестация непризнания особого статуса Римской Церкви во Вселенском Православии

Но в том же 867-м г. участь Патриарха Фотия радикально изменилась. После убийства Императора Михаила III и воцарения Василия Македонянина по воле узурпатора, через день после переворота, 25 сентября, святитель Фотий был низложен и заключен в монастырь под стражу, а на патриарший престол возвращен святой Игнатий. Едва ли основательно предположение Е. М. Воробьевой, что Император Василий пошел на этот шаг, потому что Фотий «обличил убийцу и не допустил его до приобщения Святых Христовых Таин». Император действовал, исходя из внешнеполитических расчетов, ради союза с Западом и совместных действий с Императором Людовиком против мусульман в Сицилии и на юге Италии. Фотий стал жертвой не личной мести василевса, но его внешней политики. Василий спешно направил в Рим посланников во главе с митрополитом Иоанном с грамотами, адресованными папе Николаю, но врученными уже его преемнику Адриану II. В них содержалась радостная для курии весть о низложении ненавистного ей Фотия. След этой неприязни держался в Риме более тысячи лет, так что нередко и в недавнем прошлом Православную Церковь, окончательный разрыв с которой Западной церкви произошел без малого два столетия спустя после Фотия, в 1054-м г., клеймили как «фотинианскую схизму». В Риме посланники из Константинополя совершили безобразное и кощунственное действо – для того, очевидно, чтобы угодить новоизбранному папе.

«Митрополит Иоанн принес в собрание протоколы Константинопольского Собора 867 г. и, бросив их, стал топтать их ногами, приговаривая: ‟Как проклят там, в Константинополе, так будь проклят и в Риме”, а спафарий Василий, обнажив меч, стал рубить кодекс соборных деяний со словами: ‟Тут сидит дьявол, который устами Фотия сказал такие слова, которых сам не мог произнести!”».

В 870-м г. папа Адриан созвал в Риме Собор, который присудил деяния Константинопольского Собора 867 г. к сожжению. В Риме для поругания святителя Фотия сочинили басню, что, мол, когда кодекс с этими деяниями горел, он издавал зловоние, и что он сгорел сразу, несмотря на то что костер устроен был под обильным дождем. Император Василий и Патриарх Игнатий решили созвать в Константинополе Собор для окончательного урегулирования взаимоотношений Патриархата с Римской Церковью. Благословения на созыв Собора они просили у папы, и Адриан, желая устроить на этом соборе триумф над поверженным противником Фотием и заодно поставить на место Константинопольскую Патриархию, направил в Константинополь своих легатов – епископов Доната и Стефана и диакона Марина. Их путешествие из Ветхого Рима в Новый Рим заняло более 3 месяцев, с июня по 24 сентября. В столице Империи их ожидал торжественный прием. Но в самом начале правления Льва Мудрого, после кончины святого Игнатия, Фотий был восстановлен на патриаршем престоле.

В ноябре 879 г. в храме Святой Софии был созван Собор. Его деяния продолжались до марта 880 г. В нем приняли участие 383 епископа. Собор в Святой Софии, заново рассмотрев дело Патриарха Фотия, аннулировал все прежние соборные акты, которыми он подвергался осуждению. Особенно яркую речь с апологией Фотия произнес на Соборе митрополит Халкидонский Захария. Выразив сожаление о нарушении мира церковного из-за «простоты» Патриарха Игнатия, он продолжал:

«Возвышенные свойства и славные дела Фотия, его необыкновенные познания и ученость, чистота души, врожденная ему мудрость, кротость, благоразумный и умеренный образ действия, его смирение, привлекавшее к нему всех, и в особенности епископов, его ревность к обращению грешников, еретиков и неверующих возбудили к нему зависть и ненависть, подобно тому, как Спаситель навлек на Себя ярость иудеев… Церкви возвращено то, что ей принадлежит, она получила своего Жениха; и все, что произнесено против Фотия, вменяется в болтовню и суесловие… Это не мое мнение, а голос всего собрания».

Собор восстановил каноническое общение между Константинопольским и Римским Патриархатом. Не входя в догматическую оценку учения о filioque, Собор осудил внесение этой вставки в Символ веры и запретил в будущем предпринимать какие-либо изменения Символа. Собор в Святой Софии еще раз признал вселенский статус Собора 787 г. и осудил иконоборческую ересь.

Не входя в догматическую оценку учения о filioque, Собор осудил внесение этой вставки в Символ веры

Отцы Собора издали три правила. Первое правило особенно значимо, потому что оно косвенным образом обозначало признание равного достоинства Предстоятелей Римской и Константинопольской Церкви. Канон этот гласит:

«Аще которые из италийских клириков, или мирян, или из епископов, обитающих в Аии, или в Европе, или в Ливии, подверглися или узам отлучения от таинств, или извержению из своего чина, или анафеме от святейшего папы Иоанна: те да будут и от святейшего Фотия, Патриарха Константинопольского, подвержены тому же степени церковнаго наказания, то есть да будут или извержены, или преданы анафеме, или отлучены. И которых клириков, или мирян, или архиерейского или иерейскаго чина, Фотий, святейший Патриарх наш, в каком бы то ни было пределе, подвергнет отлучению, или извержению, или проклятию, тех и святейший папа, и с ним святая Божия Римская Церковь, да признает под тем же осуждением епитимии находящимися».

С канонической и экклезиологической точки зрения особенно значимо положение, согласно которому «в преимуществах, принадлежащих святейшему престолу Римския Церкви и ея Председателю, совершенно да не будет нововведения, ни ныне, ни впредь». Каноническая логика предполагает, что подобный запрет нововведений, расширяющих полномочия Предстоятеля Римской Церкви, распространяется и на равного ему Патриарха Константинопольского. Собор в Святой Софии ознаменовал торжество Константинопольского патриаршего престола и святителя Фотия в противостоянии претензиям Рима на исключительные привилегии и права. Римская Церковь в лице папских легатов вынуждена была признать его правоту. Одним из значимых факторов такой уступчивости было реальное соотношение внешних характеристик этих двух Поместных Церквей. Так, по выкладкам известного канониста – святого епископа Никодима (Милаша),

«под властью Римского папы во второй половине IX века состояло непосредственно только 229 епископских кафедр и посредственно еще 268, всего, следовательно, 497… кафедр. Между тем на востоке в это время епископских кафедр было 1087, из коих 656 находились под непосредственной властью Константинопольского Патриарха».

2-й канон Собора в Святой Софии предписывал епископам, не имевшим монашеского пострига, в случае пострига прекращать епископское служение, ибо монашеские обеты «содержат в себе долг повиновения и ученичества, а не учительства или начальствования».

3-м правилом под угрозой анафемы воспрещалось кому бы то ни было чинить насилие над епископами, иначе говоря, этот канон защищал архиереев от произвола мирских властей. Некоторые православные богословы и церковные историки, в частности, архиепископ Брюссельский Василий (Кривошеин), приравнивают Константинопольский Собор в Святой Софии по его значению для Церкви ко Вселенским Соборам.

Некоторые церковные историки приравнивают Собор в Святой Софии по его значению для Церкви ко Вселенским Соборам

В 880-е гг., после смерти Константина, от имени Императоров Василия, Льва и Александра вышло своего рода переиздание «Прохирона» под названием «Эпанагога» (Возведение). В это отредактированное и пересмотренное издание дополнительно были внесены законодательные акты, изданные после «Прохирона». Во 2-й и 3-й титулы вошли законы, говорящие о правах Царя и Патриарха, соотношение которых представлено в соответствии с идеей симфонии. Эти титулы, очевидно, составлены были Патриархом Фотием:

«Мирская власть и священство относятся между собою, как тело и душа, необходимы для государственного устройства точно так же, как тело и душа в живом человеке. В связи и согласии их состоит благоденствие государства».

Комментируя эту формулу, протопресвитер Александр Шмеман писал:

«Не нужно забывать, что ‟Епанагога” есть государственный закон и говорит о государстве, а не о Церкви. Это государство, потому что оно христианское, органически связано с Церковью, и вот эта-та связь и осуществляется в диархии Царя и Патриарха… Помимо своего места в Церкви, определяемого канонами, Патриарх получает теперь особое место в государственной структуре: его место в ней параллельно месту Царя. Он есть как бы представитель Церкви в государстве, надзиратель за его православием, за его верностью христианству, гарантия ‟ортодоксии” Империи... и само государство возлагает на него защиту Православия перед лицом Царя. От Царя же ‟Епанагога” требует только верности Православию – учению о Троице и о Христе».

Текст Эпанагоги, посвященный симфонии священства и царства, с весьма высокой вероятностью, написан был или по крайней мере подсказан Патриархом Фотием. Ему же, несомненно, принадлежит титул, посвященный статусу Патриарха:

«Патриарх есть живой и одушевленный образ Христа, делами и словами изображающий истину. Обязанностью Патриарха является соблюдение в благочестии и чистоте жизни вверенных ему от Бога людей, обращение к Православию и единению с Церковью всех еретиков, а также миссионерская деятельность между язычниками. Патриарху свойственно быть учительным, к высшим и низшим относиться одинаково свободно и непринужденно, кротким в правосудии, обличительным к непослушным, в защиту же истины и в охрану догматов ее не смущаясь говорить и в присутствии Царя».

«Эпанагога» усваивает Патриарху исключительное право толковать каноны. В «Эпанагоге» содержится статья, посвященная особым правам Константинопольского Патриарха:

«Константинопольский трон… соборными постановлениями признан первенствующим, вследствие чего имеющие возникать споры между другими патриаршими кафедрами должны восходить на его окончательное решение».

В наше время Константинопольскую кафедру уже не украшает пребывание в городе православного Царя

Но эта прерогатива мотивируется тем обстоятельством, что «престол Нового Рима украшен царским пребыванием в городе». В наше время Константинопольскую кафедру уже не украшает пребывание в городе православного Царя. Там нет ныне даже султана, который в свое время предоставлял Патриарху столичного города статус этнарха, так что занимающие некогда столичную кафедру архиереи не могут больше разрешать споры между Предстоятелями равноправных Автокефальных Церквей. Канонических оснований для каких бы то ни было властных прерогатив у этой кафедры уже нет.