Дорогами любви и страдания от России до Сербии: русская эмиграция и возрождение сербского монашества

В статье архимандрита Дамиана (Цветковича) рассматривается влияние русской эмиграции, в частности русского монашества (мужского и женского), на монашество в Сербии. Благодаря русским священникам, богословам, монашествующим и простым верующим, прибывшим в Сербию после революции, в Сербской Церкви началось духовное возрождение, почва для которого была подготовлена религиозным движением, возглавленным святителем Николаем (Велимировичем). Среди многих лиц, способствующих возрождению монашеской традиции, практически прерванной в Сербии во время турецкого владычества, были схиархимандрит Амвросий (Курганов) и игумения Екатерина (Ефимовская), подвизавшиеся в монастырях Мильково, Кувеждин и Хопово.

Ситуация в Сербии после Первой мировой войны

Первая мировая война имела для Сербии катастрофические последствия. За время войны (1914–1918) Сербия потеряла почти треть всего населения, около 60% мужского населения. Это было время, когда ни о каком развитии не могло быть и речи: всему народу нужно было просто выжить. Труднее всего в это время было монашествующим.

В 1914 году в Сербии насчитывалось 54 монастыря, в которых жило 93 монаха; женское монашество почти полностью исчезло

Данные о ситуации в монастыре Студеница красноречиво свидетельствуют об этом периоде общего выживания. В монастыре Студеница, «матери сербских монастырей», в первые годы после освобождения не было ни мебели, ни дров. Причиной бедственного положения была не только недавно завершившаяся война, приведшая к сокращению числа монашествующих, но и отсутствие в Сербской Православной Церкви механизмов для поддержки экономической устойчивости монастырского общежития в условиях жестких аграрных реформ, угрожавших большому количеству древних монастырей. Исторические обстоятельства, вызывавшие психологическую нестабильность в ситуации жизненного выбора, способствовали тому, что количество монахов и монахинь сократилось и монастыри в Сербии наполовину опустели. Согласно данным 1914 года, в Королевстве Сербия насчитывалось 54 монастыря, в которых жило 93 монаха; женское монашество почти полностью исчезло.

Однако благодаря богословско-миссионерской деятельности святителя Николая Сербского (Велимировича) была подготовлена почва души сербского народа для принятия семени русского монашества, что принесло в итоге богатые плоды.

Прибытие в Сербию русских эмигрантов

«Совесть наша заставляет нас плакать, когда русские плачут, и радоваться, когда русские радуются. Велик долг наш перед Россией. Может человек быть должен человеку, может и народ – народу. Но долг, которым Россия обязала сербский народ в 1914 году, настолько огромен, что его не могут возвратить ни века, ни поколения. Это долг любви, которая с завязанными глазами идет на смерть, спасая своего ближнего. Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих – это слова Христа. Русский царь и русский народ, неподготовленными вступая в войну за оборону Сербии (защищая Сербию), не могли не знать, что идут на смерть. Но любовь русских к братьям своим не отступила пред опасностью и не убоялась смерти. Блаженны вы, плачущие в эти дни с Россией, ибо с нею и утешитесь! Блаженны вы, скорбящие сегодня с Россией, ибо с нею скоро и возрадуетесь».

Этими словами в своей проповеди святой епископ Николай Сербский (Велимирович) наилучшим образом выразил чувства сербского народа по отношению к России и к жертве святого царя Николая II.

Это чувство благодарности, которое было не просто в сердце, но было деятельным, проявилось особенно тогда, когда необходимо было предоставить убежище русским изгнанникам. Поэтому после Первой мировой войны на канонической территории Сербской Православной Церкви русская церковная эмиграция (верующие и священство) создала один из центров русской церковной жизни. Русская эмиграция (священство, богословы и верующие) принесли свое, освященное и подтвержденное веками, особое благочестие православным сербам. Эта особая «русская душа» вплелась в жизнь объединенной и обновленной Сербской Церкви в XX веке, и дружественные сербско-русские церковные связи, начавшиеся еще в XIII веке, стали еще прочнее.

Вклад русской эмиграции в жизнь и культуру Сербии

В результате Октябрьской революции, победы большевиков и последовавшей за этим Гражданской войны из России прежде всего в родственные славянские страны хлынули потоки русских эмигрантов, беженцев-монархистов. Первые беженцы в Сербии появились в конце 1919 года. По оценкам, в землях сербов, хорватов и словенцев (Королевство СХС) в общей сложности нашли свой новый дом 50 000 беженцев. В 1920 году была образована специальная государственная комиссия, которая занималась проблемами беженцев, их социальной защитой, обеспечением статуса эмигрантов, проживанием и т.п.

В феврале 1921 года в Сербию приехал митрополит Антоний (Храповицкий). Сразу после его прибытия Архиерейский Собор Сербской Православной Церкви принял решение взять под свою защиту Высшее церковное управление Русской Православной Церкви, и в ноябре 1921 года была образована Русская Православная Церковь за рубежом. Русская Православная Церковь за рубежом пользовалась в период между двумя мировыми войнами моральной, финансовой и дипломатической поддержкой Сербской Православной Церкви.

В результате эмиграции российских беженцев Сербия получила серьезную научную и культурную поддержку

В результате эмиграции российских беженцев Сербия получила серьезную научную и культурную поддержку, поскольку в эмиграции оказалась наиболее образованная часть русского общества. В Сербии на тот момент 50% населения старше 12 лет было неграмотным, количество же неграмотных среди русских беженцев составляло только 3%. Русские эмигранты составили четверть профессоров Белградского университета, а на некоторых факультетах, таких как сельскохозяйственный и медицинский, – 50% преподавательского состава. В составе медицинского факультета они основали Клинику внутренней медицины. Двенадцать русских ученых стали академиками Сербской академии наук. Среди них хотелось бы упомянуть профессора филологического факультета Георгия Острогорского – одного из величайших византологов XX века и лауреата многих отечественных и зарубежных научных премий.

Русскими артистами (среди них следует упомянуть балерину Нину Кирсанову и декоратора Владимира Зедринского) были восстановлены балет и опера в Белградском национальном театре.

Российскими архитекторами было возведено большое количество общественных зданий, сохранившихся до настоящего времени. Среди них – здание Главного почтамта в Белграде на ул. Таковской, здание Правительства Сербии, Министерство иностранных дел, старый Генеральный штаб, проект Белого дворца, здание Патриархии СПЦ, церковь Александра Невского, Русский дом и церковь Святой Троицы, построенная в основном на пожертвования сербских чиновников. Сербский и югославский политик и дипломат Никола Пашич пожертвовал на строительство церкви 40 тысяч динаров (огромная сумма в переводе на современные деньги). В 1929 году церкви Святой Троицы на Ташмайдане были переданы останки генерала Врангеля, который просил, чтобы его похоронили «на клочке русской земли».

В области церковной жизни и миссии, то есть работы православного духовенства и монашества на сербских землях, «фактор русской эмиграции» сыграл значительную роль. Многие русские эмигранты, в том числе, православное духовенство, по уровню образования часто превосходили своих собратьев.

Сербская помощь православным братьям

О первой волне русских монахов-беженцев, направляющихся в Сербию и Сербскую Православную Церковь, известно из письма (апрель 1923 г.) представителей афонских судов в Константинополе, которые узнали от своего народа из Одессы и Петрограда, что 185 монахов Пантелеимоновского, Ильинского и Андреевского монастырей были изгнаны из страны «живоцерковников» (или «духовных чекистов») и попросили Сербского Патриарха Димитрия принять их.

Священноначалие Сербской Православной Церкви надеялось, что русские монахи, как воплощенный архетип восточного христианского аскетизма, смогут обновить сербскую монашескую жизнь, повысив качество духовной жизни.

Однако в среде сербских монашествующих возникла зависть к русским собратьям. Некоторые сербские священники начали высказываться против участия русских священников-беженцев, знавших литургию и церковнославянский язык, в богослужении, предлагая, чтобы русских отправляли служить исключительно в городские районы, объясняя это тем, что они не знают специфики патриархальной сельской жизни.

Но среди сербских священников были и те, кто, напротив, встал на защиту своих собратьев-беженцев из России, отмечая качество их пастырской работы, тактичность и успешное руководство словесным стадом. В анналах деревенской церкви Тимокской епархии сохранилась запись приходского священника:

«Русский брат пришел на приход, где я служил. Он обустроил ветхую церковь. Посещение церкви и св. литургии мужчинами и женщинами и их приобщение стало более частым… священник пользуется любовью прихожан».

Благодаря монахам-беженцам в Сербской Православной Церкви увеличилось число людей, выбравших аскетический образ жизни

Самое главное, что произошло благодаря монахам-беженцам, – это значительное увеличение числа людей в Сербской Православной Церкви, выбравших аскетический образ жизни. Двумя самыми лучшими представителями тех, кто вдохновлял сотни сербов на монашество и влияние кого на монашество мы ощущаем и по сей день, были схиархимандрит Амвросий (Курганов) и игумения Екатерина (Ефимовская).

От Оптиной до Миљкова

Схиархимандрит Амвросий (Курганов) рядом с митр. Антонием Схиархимандрит Амвросий, в миру Владимир Зиновьевич Курганов, родился 1/14 января 1894 года в селе Говорово Саранского уезда Пензенской губернии в семье потомственного священника – Зиновия Курганова. Сохранилось имя его деда-священника – Симеон Курганови; имя матери – Любовь. Мать умерла рано, и детей воспитывала няня. Известно, что у Владимира был брат, который покончил жизнь самоубийством. Владимир учился в Краснослободском духовном училище, затем до 1912 года – в Пензенской духовной семинарии, которую не окончил, поступив на историко-филологический факультет Варшавского университета.

Во время учебы в университете он встретил своего первого духовника – протоиерея Константина Коронина, который, хотя и недолго руководил духовной жизнью Владимира, научил его Иисусовой молитве. Через какое-то время отец Константин перепоручил свое духовное чадо епископу Вениамину, который тогда был в Твери. Общение с новым духовником продолжалось недолго: когда началась Первая мировая война, Владимир ушел работать в санитарный отряд («летучку»), где, по рассказам очевидцев, самоотверженно трудился, ухаживая за больными и ранеными. Когда в 1914–1917 годах Варшавский университет был эвакуирован в Ростов-на-Дону, студенты, в том числе и Владимир, по Высочайшему повелению были отозваны для завершения обучения. В эти годы Владимир Курганов обучался не только наукам, но и духовному деланию под духовным окормлением приходского священника отца Иоанна, глубоко верующего и сострадательного человека.

Владимир Курганов окончил университет накануне Февральской революции. В Ростове он, будучи монархистом и патриотом, принимал активное участие в демонстрациях за победоносное окончание войны. Примерно в то же время он ездил домой и учился у простых монахов отношению к ближнему, умению жить по-христиански в сложных обстоятельствах начала XX века. Находясь на юге страны, Владимир недолгое время жил в Свято-Григорьевском Бизюковом монастыре Херсонской епархии. Но, не найдя там того, что искал, он отправился в Москву, чтобы получить военное образование.

Окончив Московское Александровское военное училище, он стал фельдфебелем. В октябре 1917 года принимал участие в обороне Кремля. В Кремле он встретился с архимандритом Вениамином, который познакомил его со своим духовником Феофаном Полтавским. После поражения белых сил Владимиру Курганову удалось уехать из Москвы в Оптину пустынь. Поскольку он был в военной форме и без документов, его с трудом пустили в монастырь, разрешив остаться только на одну ночь. Наутро его приняли послушником и в скором времени назначили на послушание в Оптинский скит. Он проходил послушание у требовательного монаха-садовника отца Иова. Говорили, что тот, кто сможет работать у него, станет монахом. Духовным развитием послушника Владимира руководили старец Нектарий и скитоначальник отец Феодосий. После революции он остался послушником в Оптиной пустыни, и его духовным отцом стал игумен Феодосий Оптинский.

В Гражданскую войну будущий схиархимандрит Амвросий (Курганов) воевал на стороне Белой армии и был тяжело ранен

В Гражданскую войну он воевал на стороне Белой армии и был тяжело ранен. Затем эмигрировал в Константинополь, после попал в Сербию в монастырь Мильково. Он оставил неизгладимый след в церковной и общественной жизни этого монастыря.

Свое настоящее название Мильков монастырь получил во второй половине XVIII века, более раннее его название – Буковица. Кем был основан монастырь Буковица, доподлинно не известно; некоторые считают, что деспотом Стефаном Лазаревичем (однако это не более, чем предположение). Первый письменный документ, в котором упоминается монастырь Буковица, – «хрисовула» (грамота) князя Лазаря, датирован 1374 годом. Из документа известно, что князь даровал монастырю Раваница подворья. Среди прочих упоминается «Буковица брод на Гложанах на реке Морава». Известно, что около 1420 года в монастыре Буковица работала монастырская школа писцов. Поскольку никаких данных за XVI и XVII века (время турецкого правления) о монастыре нет, можно предположить, что монастырь был разрушен и сожжен.

В 1787 году монастырь был восстановлен на средства Милька Томича, купца из с. Гложане, в честь которого монастырь и получил свое название – Мильков. В преклонном возрасте Милько проживал в монастыре, где и был похоронен. Очевидно, во время повторной турецкой оккупации монастырь был разрушен и сожжен; восстановление монастыря началось около 1820 года.

Миљков манастир В XX веке Мильков монастырь стал местом русско-сербского монашеского симбиоза. В 1914–1915 годах братство монастыря состояло только из двух человек – иеромонаха и иеродиакона. Возрождение монашеской общины Мильковского монастыря связано с именем архимандрита Амвросия Курганова († 1933), подвизавшегося здесь с 1926 года.

Старец Амвросий собрал вокруг себя большое братство, состоявшее как из русских беженцев, так и из сербов. Больше всего он радовался, по словам его биографа, возрастанию взаимной любви в монастырском братстве. Это особенно видно из описания жизни в монастыре и монастырского типикона. В монастыре ежедневно совершалась Божественная литургия и строго соблюдался ежедневный богослужебный цикл. Братия пела на двух клиросах, попеременно византийские и сербские песнопения. Иногда старец Амвросий сам руководил клиросом или служил церковным канонархом. Он часто совершал богослужения и произносил проповеди (чаще всего о неосуждении и любви). Его очень волновала активная литургическая жизнь братьев. Он часто побуждал их приобщаться Святых Даров. В тех случаях, когда кто-то объяснял свой отказ от частого приобщения своим недостоинством, он учил подходить к Чаше, говоря: «О, Господи, какой я недостойный». Вне богослужения монахи-иконописцы, пришедшие из Валаамского монастыря, учили сербских монахов иконописи, старец Амвросий занимался переводом произведения святых отцов. В трапезной всегда читались жития святых и Добротолюбие. Старец поддерживал братские отношения с митрополитом Антонием (Храповицким), епископом Феофаном Полтавским и иеромонахом Иоанном (Максимовичем), будущим святителем Иоанном Шанхайским.

Воспитанный на исихастской традиции Святой Горы (пришедшей через святого Паисия Величковского и его учеников в конце XVIII в. и восстановленной в Оптинском монастыре), старец Амвросий был ревностным молитвенником. Один из тех, кто лично знал старца Амвросия, писал:

«Он не писал книг, он не произносил речей, он редко проповедовал, но своей любовью, которая излучалась из всего его существа, он покорял нас больше, чем все речи и книги, которые мы слушали и читали».

Миљков манастир Об этом свидетельствовал и старец Фаддей Витовницкий, подчеркивая, что у старца Амвросия был дар непрестанной молитвы Иисуса. Будучи послушником в Мильковском монастыре, он имел возможность лично познакомиться со старцем Амвросием и оставить о нем такое воспоминание:

«У старца архимандрита Амвросия я видел, что он правильно понял, что Господь хочет, чтобы мы превратились в любовь. У него царила любовь».

Благотворное влияние старца Амвросия, проводника Оптинской традиции, на старца Фаддея видно и из его прямых свидетельств, и из записанных им духовных наставлений старца.

О жизни в обители писал в своих мемуарах и монах, будущий богослов Киприан (Керн), который прожил в монастыре Мильково с Пасхи 1926 года до Страстной недели 1927 года: «С точки зрения чистого аскетизма все было хорошо и спасительно». Свидетельство Киприана (Керна) особенно ценно, поскольку он настороженно относился к монастырской жизни: его мучил «ужас монашеской жизни», «необразованный физический труд», «среда, полная неграмотных людей», чья сфера интересов была «ежедневный стол, новости монастыря и о том, кто служит завтра».

От Лесны до Хопова и Кувеждина

Игумения Екатерина (Ефимовская) Традиция женского монашества в Сербии во время турецкого владычества была прервана, и до окончания Первой мировой войны не было никаких перспектив ее возобновления. Женское монашество начало возрождаться благодаря Народному движению богомольцев, возглавленному святым епископом Николаем (Велимировичем), и сестрам знаменитого Леснинского монастыря. Около 80 монахинь во главе с игуменией Екатериной (в миру Евгения Борисовна, графиня Ефимовская; 1850–1925) присоединились к Сербской Православной Церкви. Оказавшись в крупных монастырях Фрушской Горы, Хопово, Кувеждин, Петковица, леснинские сестры во многом способствовали тому, что сербские женщины начали принимать монашество.

О том, что толчком для возрождения женского монашества в Сербии стало прибытие русских монахинь из Лесны, свидетельствуют статистические данные, обнародованные Радославом Груичичем: после 1921 года в Сербской Православной Церкви насчитывалось 3179 священников, 346 монахов и 83 монахинь. Согласно переписи в соответствии с «Схематизмом» 1925 года,

«до объединения народа и нашей Церкви в нашей стране почти полностью исчезли женские монастыри, в нашей стране было всего 75 православных монахинь».

Согласно историческими исследованиям, вместе с игуменией из Лесны (Холмская область) через Бессарабию в новое южнославянское государство пришло от 75 до 80 монахинь. Сестер, прибывших в Кувеждин, перенаправили в соседний монастырь – Хопово, который имел больший материально-технического потенциал для приема и размещения вновь прибывших монахинь, поскольку там находился Дом для брошенных детей.

Из доклада Священного Синода министру религии мы узнаем о том, что количество Леснинских монахинь было неожиданно большим для Сербии:

«Как вы уже знаете, 60–70 русских монахинь из женского Леснинского монастыря недавно переехали в нашу страну».

Современники отмечали важность русского примера для возрождения сербского женского монашества

Современники отмечали важность русского примера для возрождения сербского женского монашества. Монастырь Кувеждин, находящийся недалеко от монастыря Хопова, превратился в настоящий русско-сербский женский монашеский союз.

Некоторые сведения о хозяйстве и количестве монахинь мы получаем из первой монографии о монастыре (24 монахини и 575 акров земли и леса). Русский митрополит Евлогий (Георгиевский) писал:

«Приход монастыря Лесны имел большое значение для Сербии. Дело в том, что женское монашество в Сербии давно умерло. В последние столетия в Сербии не было ни одного женского монастыря, и сербы начали считать это совершенно нормальным явлением».

Так что сербское женское монашество имеет русский корень:

«Христос, Который привел сюда русских сестер-монахинь, желал, чтобы именно они зажгли свечу своих сербских сестер и разожгли огонь любви ко Христу».

Монастырь, устроенный благодаря совместным усилиям русских и сербских монахинь, стал истинным духовным центром, а человеколюбие и благотворительность монахинь стали «визитной карточкой» обители еще тогда, когда она была детским домом.

Архиерейский Синод обратился к Патриарху Димитрию с просьбой разрешить основать в монастыре Кувеждин «женский монастырь, который бы принял на себя попечение о детском доме».

В 1929 году монахини Кувеждинского монастыря начали опекать Дом для немощных пожилых в Сремской Митровице. Это послушание выполняли пять монахинь. В этом же году они взяли на себя попечение о Детском доме, Детском саде и Столовой для бедных церковной общины Сараево. Так Кувеждин стал новым явлением в Сербской Православной Церкви в духовно-нравственном, социальном и во всех других смыслах.

Пример монахинь Кувеждинского монастыря привлек внимание общественных деятелей и интеллектуалов, заговоривших о том, что необходимо уделять больше внимания монастырю Кувеждин и русскому монастырю Хопово, которые стали примером хорошей социальной практики и образцом для других монашеских общежитий.

Среди популяризаторов возрождения женского монашества была первая образованная сербская женщина – Мария (Илич-Агапова)

Среди популяризаторов возрождения духовной жизни и женского монашества в Сербии хотелось бы упомянуть первую образованную сербскую женщину, библиотекаря Марию (Илич-Агапову). Она выступила на Белградском радио, рассказав о целях женского монашеского служения и современной ситуации с женским монашеством в Сербии. Ее выступление стало фактором популяризации женского монашества, и по образу монастырей Кувеждин и Хопово в других монастырях в Сербии начали формироваться женские общины. Так, в окрестностях Ниша по решению Священного Синода женским монастырем стал монастырь святого Иоанна. По инициативе Народного союза женщин там была создана артель слепых девушек, которые закончили обучение портняжному ремеслу в доме для слепых в Земуне.

На юге Сербии был еще один монастырь, где также жили русские леснинские монахини. Это монастырь святого Кирика возле Цариброда. В середине 1932 года в Дивлянском монастыре насчитывалось 40 монахинь и послушниц, выполнявших разные послушания, среди которых были занятия иконописью. С увеличением числа сестер был расширен хозяйственный и жилой фонд монастыря.

Возрождение женского монашества в Сербской Православной Церкви дало толчок к развитию женской христианской культуры, культивированию женского благочестия. И хотя различные женские филантропические и религиозные общества существовали и раньше, акцент в их деятельности теперь был смещен в сторону христианства. Благочестивые женщины представляли различные свои идеи на страницах церковной прессы.

В марте 1920 года было основано общество «Женское христианское движение». Его целью было укрепление веры и нравственности народа. Способы достижения своих целей члены общества видели в личном подвиге, организации просветительской работы: чтении лекций, издательской деятельности, а также налаживании «более тесного контакта с женским миром и детьми». Женское христианское движение, осуществлявшее общественную деятельность на основе христианской этики, работало под покровительством королевы Марии и надзором Священного Синода и Сербского Патриарха.

В русле общей тенденции развития женского благочестия в целом и монашества в частности в Загребской митрополии был основан женский монастырь во имя святой Параскевы Пятницы. Идея основания такой обители возникла у митрополита Досифея (Васича) еще в 1933 году, когда он приехал в Загреб. Уже через три года, 16/29 марта 1936 года, митрополит принял участие в освящении монастыря. Монахини вели большую социальную работу, выполняли послушания, помогая одиноким матерям, бедным детям и вообще нуждающимся, в этом их активно поддерживал митрополит Досифей. В приоритете монастырской деятельности была именно благотворительная работа. В начале 1938 года в монастыре подвизалось 12 монахинь, игуменьей была мать Таисия. Сестры также занимались рукоделием, многие изучали основы медицинской деятельности, чтобы стать медсестрами и выполнять социальную работу, которая была основной деятельностью сестер Римско-католической церкви.

Архимандрит Дамиан (Цветкович)     

Из неопубликованных данных «Схематизма Сербской Православной Церкви» за 1940 год можно получить некоторые сведения о монастыре и его насельницах. В частности, известно, что игуменья Таисия (Прокопюк) была из числа русских беженцев. Три монахи из Загребского сестричества монастыря святой Параскевы Пятницы работали в Детском доме короля Александра I Объединителя в Загребе. Имя митрополита Загребского Досифея (Васича) записано в церковной истории как имя основателя женского монастыря святой Параскевы: «работал над подготовкой православных монахинь к работе в больницах».

После Первой мировой войны в Сербской Православной Церкви, несмотря на колоссальные потери, началось духовное возрождение

Таким образом, после Первой мировой войны в Сербской Православной Церкви, несмотря на колоссальные человеческие и экономические потери, началось духовное возрождение, а русские беженцы оказались Промыслом Божиим направлены выполнять важную миссию – помогать сестринской Церкви и братскому народу, принявшему их в годы гонений и бед.

Как сказал святитель Григорий Нисский, существуют тысячи дорог смерти, но гораздо больше существует дорог любви. Этими дорогами любви и шли те сербы и русские, которые помогали друг другу.