Княжение Аскольда и Дира в Киеве и Фотиево Крещение Руси

Сайт «Православие.ру» продолжает публикацию фрагментов книги церковного историка и канониста протоиерея Владислава Цыпина «История Европы дохристианской и христианской».

«Аскольд и Дир отправляются на юг». Миниатюра Радзивилловской летописи. Кон. 15 в. Библиотека Российской Академии наук (С.-Петербург).

Предыдущие фрагменты:

• К вопросу о происхождении этнонима «русь»
• Норманисты и антинорманисты. Трехсотлетний спор
• Призвание Рюрика
• Восточные славяне в предысторическую эпоху и их верования
• Царство Самуила и Болгарский Патриархат в его пределах

В «Повести временных лет» под 6370-м (862-м) г. помещено сообщение о том, что у Рюрика было

«два мужа, не племени его, но боярина, и та испросистася къ Цесарю граду с родом своимъ. И поидоста по Днепру»^[1].

Летописец называет затем этих двух бояр по именам: Аскольд и Дир.

Оставив Рюрика под предлогом путешествия в Константинополь с торговыми целями или ради найма на службу, Аскольд и Дир со своей дружиной остановились близ Киева и легко овладели городом и землей полян, с которой до них взимали дань хазары, чей каганат в ту пору терял былую мощь и, вероятно, не попытался возвратить контроль над утраченной территорией:

«И поидоста по Дънепру, идуче мимо и узреста на горе городокъ. И въспрошаста, ркуще: ‟Чий се городъ?ˮ Они же ркоша: ‟Была суть три братья – Кий, Щекъ, Хоривъ, иже сделаша городъ сий, и изъгыбоша, а мы седимъ род ихъ, и платимы дань козаромˮ. Асколдъ же и Диръ остаста в городе семъ, и многы варягы съвокуписта и начаста владети польскою землею»^[2].

Упоминание о Кие, Щеке и Хориве представляет собой отголосок народных преданий

Упоминание о Кие, Щеке и Хориве, без какой бы то ни было хронологической привязки, представляет собой отголосок народных преданий, не поддающихся строгой исторической интерпретации.

Аскольду и Диру удалось набрать многочисленное войско, в котором их собственная дружина составила ядро, но в него вовлечены были и другие отряды русов, или, как их называют греческие источники, россов, а также полян и выходцев из других соседних славянских племен, из аланов, адыгов и тех же хазар. О грозной силе этого войска можно судить по предпринятому им нападению на столицу ромеев.

В «Повести временных лет» этот поход датируется 6374-м (866-м г.). Но поскольку византийские источники, в которых отразилось нападение россов на Константинополь, обладают большей достоверностью, а в них присутствует другая (на 6 лет более ранняя) дата, приходится поход Аскольда и Дира отнести к 860 г., а значит, если последовательность событий в нашей Начальной летописи отражена верно, то есть вначале было призвание Рюрика, а потом уже уход от него его бояр, то, значит, и дату призвания Рюрика приходится отодвинуть на более ранний срок, чем тот, что указан в нашей «Повести» – на 850-е гг., что вполне совместимо с весьма приблизительной хронологией Начальной летописи применительно к IX веку.

Из несовпадения дат в русской летописи и в греческих источниках можно сделать и иной вывод, что поход на Константинополь предприняли не Аскольд и Дир, – их имена ни один византийский источник не упоминает, за исключением болгарского списка славянского перевода хроники Продолжателя Амартола, – а другие россы; и такая версия присутствует в историографии – предполагаются при этом россы, обосновавшиеся в Тавриде, позже переименованной в Крым, в Приазовье или на Кубани, с центром их «каганата» в Таматархе – Тмутаракани. Косвенным и сомнительным аргументом в пользу этой версии может служить широко употреблявшийся в византийских текстах по отношению к русским архаический экзоним «тавроскифы».

Г. В. Вернадский по поводу состава войска Аскольда и Дира высказывает предположение, что «кампания была предпринята совместными усилиями Аскольда и Дира и Русского каганата»^[3]. Вернадский полагал, что верхушку этого каганата, который он локализует Приазовским регионом, составляли выходцы из Скандинавии или потомки таких выходцев, составивших народ россов, а в его составе присутствовал как славянский, так и ираноязычный аланский элемент:

«Видимо, тмутараканский каган взял на себя инициативу в этом деле. Во всяком случае, установление связи с Тмутараканским каганатом… было изначальной целью Аскольда, и, вероятно, он отправил посланников в Тмутаракань вскоре после прибытия в Киев… Кампания 860 г. была хорошо подготовлена, и для нее было выбрано подходящее время. Империя находилась в самом разгаре войны с арабами»^[4].

Нападение предпринято было, как считает В. О. Ключевский, в основном не с грабительскими целями:

«оно вызвано было, по словам Фотия, тем, что греческий народ нарушил договор, предпринято было Русью с целью отмстить за обиду, нанесенную ее землякам, русским купцам, по-видимому, за неуплату долга, – следовательно, имело целью силой восстановить торговые сношения, насильственно прерванные греками»^[5].

Косвенным свидетельством о том, что торговые связи россов с ромеями поддерживались издавна, служит следующее место из договора, заключенного посланцами князя Олега с ромеями в 912-м г.:

«на удержание и на извещение от многыхъ летъ межю християны и Русью бывшюю любовь... Наша светлость боле инехъ хотящихъ же о Бозе удержати и известити такую любовь, бывшюю межю хрестияны и русью многажды, право судихом... такую любовь известити и утвердити по вере и по закону нашему».

Аскольд и Дир подходят на ладьях к Константинополю, Лицевой летописный свод, XVI век Поход на Константинополь и его катастрофический финал в «Повести временных лет» охарактеризован предельно лаконично:

«Иде Асколдъ и Диръ на Грекы, и приде въ 14 лето Михаила Цесаря. Цесарю же отшедъшю на агаряны, и дошедшю ему Черное рекы, весть епархъ посла ему, яко русь идеть на Цесарьград, и воротися Цесарь. Си же внутрь Суда вшедъше, много убийство християномъ створиша, и въ двою сту кораблий Цесарьград оступиша. Цесарь же одва в городъ вниде, и с Патриарьхом Фотиемъ къ сущий церкви Святий Богородици Вълахерни всю нощь молитву створиша, такоже божественую ризу святыя Богородица с песьнеми изнесъше, в реку омочиша. Тишине сущи и морю укротившюся, абье буря с ветром въста, и волнамъ великымъ въставшим засобь, и безъбожных руси корабля смяте, и къ берегу приверже, и изби я, яко малу ихъ от таковыя беды избыти и въсвояси възвратишася»^[6].

Ввиду очевидных параллелей этого места из Летописи с византийскими источниками, нет сомнения, что этот рассказ основан не на предании о походе, дошедшем до Летописца, а на переводах греческих текстов, в частности, на хронике Продолжателя Георгия Амартола. О нападении руси на Константинополь известно также из посвященных этому событию проповедей Патриарха Фотия и других источников. Найденная в 1894-м г. анонимная византийская хроника позволила точно датировать набег 18-м июня.

В Босфор вошло около 200 моноксилов, или однодеревок, с воинами на борту. Проследовав до Принцевых островов, россы подвергли их грабежу, а затем напали на предместья столицы. По словам Никиты Пафлагонянина,

«злоубийственный скифский народ, называемый русы ρώς, через Евксинское море прорвались в залив, опустошили все населенные местности и монастыри, разграбили всю утварь и деньги. Умертвили всех захваченных ими людей. Врывались и в патриаршие монастыри с варварской пылкостью и страстью. Забрали себе все найденное в них имущество и, захватив ближайших слуг в числе 22-х, на корме одного корабля всех их изрубили топорами на куски»^[7].

Узнав о бедствии, постигшем Константинополь, Василевс срочно возвратился из похода против мусульман

Узнав о бедствии, постигшем Константинополь, Василевс срочно возвратился из похода против мусульман, и, как пишет Лев Грамматик,

«пребывал с Патриархом Фотием во Влахернском храме Божией Матери, где они умоляли и умилостивляли Бога. Потом, вынеся с псалмопением святой омофор Богородицы, приложили его к поверхности моря. Между тем как перед этим была тишина, и море было спокойно, внезапно поднялось дуновение ветров и непрерывное вздымание волн, и суда безбожных руссов разбились. И только немногие избежали опасности»^[8].

В одной из своих проповедей святитель Фотий напоминал об этом грозном событии:

«Помните ли вы ту мрачную и страшную ночь, когда жизнь всех нас готова была закатиться вместе с закатом солнца, и свет нашего существования поглощался глубоким мраком смерти? Помните ли тот час, невыносимо горестный, когда приплыли к нам варварские корабли, дышащие чем-то свирепым, диким и убийственным. Когда море тихо и безмятежно расстилало хребет свой, доставляя им приятное и вожделенное плаванье, а на нас воздымая свирепые волны брани. Когда они проходили перед городом, неся и выдвигая пловцов, поднявших мечи и как бы угрожая городу смертью от меча…Когда, воздевая руки к Богу, всю ночь мы просили у Него помилования, возложив на Него все свои надежды, тогда избавились от несчастья, тогда сподобились отмены окружавших нас бедствий. Тогда мы увидели рассеяние грозы и узрели отступление гнева Господня от нас. Ибо мы увидели врагов наших удаляющимися, и город, которому угрожало расхищение, избавившимся от разорения…»^[9].

Патриарх Фотий охарактеризовал напавших на Империю варваров со свойственным ему блестящим красноречием:

«Народ неименитый, народ, не считаемый ни за что (άνάριθμον), народ, стоящий наравне с рабами, неизвестный, но получивший имя со времени похода на нас, незначительный, но получивший значение, униженный и бедный, но достигший блестящей высоты и несметного богатства. Народ, где-то далеко от нас живущий, варварский, кочующий, гордящийся оружием, неожиданный, незамеченный, без военного искусства, так грозно и так быстро нахлынул на наши пределы, как морская волна»^[10].

Византийские историки упоминают о Крещении побежденных россов

Византийские историки, в отличие от нашей Летописи, хотя и вскользь, упоминают о состоявшихся после поражения россов переговорах с ними, результатом которых было возобновление торговли, и более подробно – о Крещении побежденных россов. Главным свидетельством достоверности этого события служит «Окружное послание» Патриарха Фотия, датируемое 866–867-м г.:

«Многие многократно прославленные (пресловутые) и в жестокости и скверноубийстве всех оставляющие за собой так называемые Руссы... в настоящее время…променяли эллинское (то есть языческое – В. Ц.) и нечестивое учение, которое содержали прежде, на чистую и неподдельную христианскую веру, с любовью поставив себя в чине подданных и друзей наших, вместо ограбления нас и великой против нас дерзости, которую имели незадолго пред тем. И до такой степени разгорелись у них желание и ревность веры, что приняли епископа и пастыря и лобызают верования христиан с великим усердием и ревностью»^[11].

Крещение руси византийским архиереем, Лицевой летописный свод, XVI век Константин Порфирогенет писал об этом событии, опираясь на сведения, которые можно было извлечь из документов, хранившихся в Императорской канцелярии:

«Народ россов, воинственный и безбожнейший, Император щедрыми подарками золота, серебра и шелковых одежд привлек к переговорам и, заключив с ними мирный договор, убедил их сделаться участниками Божественного Крещения и устроил так, что они приняли епископа»^[12].

Затем он рассказывает о беседе прибывшего в столицу россов епископа, имя которого остается неизвестным, с «Царем россов» и его вельможами, названными сенаторами, которые

«пригласили Архипастыря и спросили его, чему он намерен учить их. Епископ разверз Евангелие и стал благовествовать пред ними о Спасителе и Его чудесах, упоминая вместе о многоразличных знамениях, совершенных Богом в Ветхом Завете. Руссы, слушая благовестника, сказали ему: ‟Если и мы не увидим чего-либо подобного, особенно подобного тому, что, по словам твоим, случилось с тремя отроками в пещи, мы не хотим веритьˮ. Не поколебался служитель Божий, но... смело отвечал язычникам: ‟Хотя и не должно искушать Господа, однако, если вы искренно решились обратиться к Нему, просите, чего желаете, и Он все исполнит по вашей вере, как мы ни ничтожны пред Его величиемˮ. Они просили, чтобы повергнута была в огонь, нарочито разведенный, самая книга Евангелия, давая обет непременно обратиться к христианскому Богу, если она останется в огне невредимою. Тогда епископ, возведши очи и руки свои горе, воззвал велегласно: ‟Господи, Иисусе Христе, Боже наш! Прослави и ныне святое имя Твое пред очию сего народаˮ, – и вверг священную книгу Завета в пылающий костер. Прошло несколько часов, огонь потребил весь материал, и на пепелище оказалось Евангелие, совершенно целое и неповрежденное; сохранились даже ленты, которыми оно было застегнуто. Видя это, варвары, пораженные величием чуда, немедленно начали креститься»^[13].

Прошло несколько часов, и на пепелище оказалось Евангелие, совершенно целое и неповрежденное

Из дальнейшей истории известно, что это первое Крещение Руси, названное Фотиевым, не сделало еще Русь христианской страной. Крещены были, по-видимому, Аскольд, возможно, также его соправитель Дир, крещены были пожелавшие принять христианскую веру бояре и дружинники, – как много их было и какую часть дружины они составляли – на этот счет данных не имеется, крещена была и некая часть племени полян, очевидно, не составлявшая большинства. Вопрос о Крещении самого Аскольда остается спорным, но, помимо косвенно подтверждающих этот факт греческих источников, хотя и без упоминания его имени – вместо которого у Константина Багрянородного говорится о «Царе россов», веским аргументом, подтверждающим факт его Крещения, служит запись, помещенная в «Повести временных лет»:

«И убиша Асколда и Дира. И несоша на гору, и погребоша и на горе, еже ся ныне зоветь Угорьское, где ныне Ольмин двор. На той могиле поставил церковь Святаго Николу. A Дирова могила за Святою Ориною»^[14].

Цитируя это место из Летописи, А. В. Карташев резонно замечает:

«Для чего боярин Олма, уже христианин конца XI в. (время составления летописи), поставил церковь? Не для посрамления же язычества Аскольда, что через 100 лет практически не интересовало уже крещеных киевлян. Конечно, для почтительной памяти об Аскольде, как христианине. Также и нахождение могилы Дира сзади церкви Св. Ирины говорит об излюбленном месте погребения почетных христиан»^[15].

Поставление епископа для Руси и его прибытие в Киев приходятся приблизительно на 862 г

Г. В. Вернадский, делая особый акцент на участии в походе под предводительством Аскольда и Дира приазовских россов, полагает, что епископ из Константинополя направлен был после его провала не в Киев, а в столицу этих россов Таматарху – Тмутаракань, где уже ранее присутствовало христианское население^[16], но ведь и епископская кафедра там существовала задолго до 860 г., и во время похода она, вероятно, была занята.

Поскольку поставление епископа для Руси и его прибытие в Киев приходятся приблизительно на 862 г., А. В. Карташев пафосно декларирует:

«Итак, 862-й год – не год начала Русского государства, а год начала Русской Церкви с епископом во главе»^[17].

Тем не менее положительных данных о событиях, которые бы происходили в Русской епархии с центром в Киеве и приходились на вторую половину IX века, в источниках нет. Но, опираясь на византийские тексты, в которых упоминается Крещение россов и поставление епископа в их страну, можно с большой уверенностью заключить, что православная кафедра в Киеве была учреждена и продержалась, вероятно, до захвата «Матери городов русских» дружиной Вещего Олега.

Православная кафедра в Киеве продержалась, вероятно, до захвата «Матери городов русских» дружиной Вещего Олега

В церковной историографии присутствует версия, что первый Предстоятель Русской Церкви святой Михаил подвизался не в эпоху равноапостольного Владимира, а был тем самым епископом, который послан был в Киев при Патриархе Фотии. Так, Митрополит Макарий (Булгаков) писал, что он

«в наших домашних известиях… постоянно называется Михаилом. Откуда заимствовано это имя? Оно встречается не только в сочинениях или изданиях позднейшего времени, как то: в печатной Кормчей книге, в предисловии к Киево-Печерскому Патерику и в Чети-Минеи (июля 15), но... и в некоторых древних русских списках… Не перешло ли это имя в наши древние рукописи из устного предания, сохранявшегося целые века, или из хроники какого-либо летописца греческого или болгарского, еще неизвестного нам, как долго оставался неизвестным болгарский список хроники Амартоловой, который один только и упоминает об именах Аскольда и Дира при описании нападения руссов на Константинополь в царствование Михаила? По крайней мере отвергать помянутые свидетельства о нашем первом епископе мы не имеем никакого основания»^[18].

Крещение киевлян митрополитом Михаилом I, Лицевой хронограф Фёдора III, 1682 г. Допуская возможность, что Михаил был епископом, посланным в Киев в правление Аскольда и Дира, Митрополит Макарий в дальнейшем изложении церковной истории считает святого Михаила современником и совершителем Крещения Руси при равноапостольном Владимире, что, конечно, представляется более надежным и в любом случае более сообразным с характером его церковного почитания.

Между тем повод для путаницы в вопросе о времени жития и служения святого Михаила дает курьезное место из начала первого памятника русского права – Церковного Устава князя Владимира Святославича, где от его имени сообщается, что он

«усприял…Крещение Святое от греческих Царей Констянтина и Василия и Фотея Патриарха, взях перваго Митрополита Михаила на Киев»^[19].

Поскольку Патриарх Фотий не современник Императоров Василия Болгаробойцы и Константина, то налицо хронологическая ошибка, и, рассуждая формально, Митрополита Михаила можно считать как современником святого Владимира и упомянутых Царей, так и современником Патриарха Фотия, а значит, Аскольда и Дира, и тогда другого Императора Василия – Македонянина. Но этот вариант все же маловероятен, а значит, если епископом, присланным в Киев, был Михаил, то он был соименником того другого Михаила, который прибыл на Русь при равноапостольном князе Владимире и почитается первым Предстоятелем Русской Церкви.

Христианская община в Киеве и на земле полян, подвластной Аскольду и Диру, судя по дальнейшему ходу событий, была немногочисленной, включая как славянизированных россов, так и тех выходцев из Скандинавии, которые прибыли на службу Аскольду и Диру незадолго до похода на Константинополь или уже только после него, но, конечно, также и природных славян. В «Списке епископий» («тактикон») Императора Льва Мудрого, составленном на рубеже IX и X века, на 61-м месте по диптиху помещена «Русская Митрополия». Для сравнения: в подобном списке, составленном чрез несколько столетий после Крещения Руси, Киевская Митрополия занимала уже только 77-е место.

В «Повести временных лет», как, впрочем, и в византийских источниках, нет сведений о событиях, которые происходили на Руси в два десятилетия, последовавших за походом на Царьград, как называли столицу ромеев славяне. Под 6390-м (882 г-м) в «Повести» помещена запись об убийстве Аскольда и Дира, учиненном захватившим Киев Олегом.