Призвание Рюрика

Сайт «Православие.ру» продолжает публикацию фрагментов книги церковного историка и канониста протоиерея Владислава Цыпина «История Европы дохристианской и христианской».

Предыдущие фрагменты:

• Восточные славяне в предысторическую эпоху и их верования
• Царство Самуила и Болгарский Патриархат в его пределах
• Ересь богомилов
• Царь Болгарии святой Петр и преподобный Иоанн Рыльский
• «Золотой век» христианской болгарской письменности

Плата дани словенами, кривичами, чудью и мерей варягам, полянами, северянами и вятичами — хазарам (859). Миниатюра из Радзивилловской летописи, конец XV века. Иллюстрация: ru.wikipedia.org

Под 6370-м годом от сотворения мира (862 от Р. Х.) в «Повести временных лет» помещен рассказ о событии, которое принято называть «призванием варягов», или, что то же, началом княжения Рюрика – родоначальника династии, правившей на Руси до конца XVI века:

В «Летописи» зафиксирован конституционный характер княжеского правления

«В лето 6370. Изгнаша варягы за море, и не даша имъ дани, и почаша сами в собе володети. И не бе в нихъ правды, и въста родъ на род, и быша усобице в них, и воевати сами на ся почаша. И ркоша: ‟Поищемъ сами в собе князя, иже бы володелъ нами и рядилъ по ряду, по праву”»^[1].

Таким образом, в «Летописи» зафиксирован договорный, в наше время сказали бы – конституционный, характер княжеского правления – призываемый на престол князь и, очевидно, его преемники должны были править «по ряду, по праву», а не самовластно. Именно такой статус князей утвердился и продержался в течение нескольких веков в Новгороде, но не в Киеве, не во Владимире-на-Клязьме и не в Москве. И далее говорится, что посланцы

«идоша за море к варягом, к руси. Сице бо звахуть ты варягы русь, яко се друзии зовутся свее, друзии же урмани, аньгляне, инеи и готе, тако и си. Ркоша руси чюдь, словене, кривичи и вся: ‟Земля наша велика и обилна, а наряда въ ней нетъ. Да поидете княжить и володеть нами”. И изъбрашася трие брата с роды своими, и пояша по собе всю русь, и придоша къ словеномъ первее. И срубиша город Ладогу»^[2].

Интерпретация этого текста, содержащего не одну загадку, вызывает затруднения, разрешить которые пытался сонм ученых мужей и – в наше время – также жен, отечественных и зарубежных, посвящавших этой теме статьи, трактаты и монографии в течение по меньшей мере последних трех столетий, но и до сих пор нельзя сказать, что все вопросы и недоумения, возбуждаемые этим кратким летописным рассказом, получили окончательное и доказательное разрешение. Хотя летописное сообщение о призвании Рюрика было записано чрез два столетия после самого этого события, его достоверности можно доверять, хотя и не безоговорочно, потому что устная традиция, равно как и записи, сделанные до окончательной редакции «Повести временных лет», могла воспроизводить реальные события, с одной стороны, с искажениями, а с другой, – в виде некоего резюме, для наглядности представленного при этом в лицах. По остроумному замечанию В. О. Ключевского,

«сказание о призвании князей, как оно изложено в Повести, совсем не народное предание, не носит на себе его обычных признаков: это – схематическая притча о происхождении государства, приспособленная к пониманию детей школьного возраста»^[3].

Что же произошло в 862-м г.? Поскольку хронология в повествовании Летописца об этом начальном моменте государственной истории Руси может содержать неточности, выразимся более обтекаемо – что произошло на рубеже 850 и 860-х гг.? Отказ платить дань находникам из Скандинавии со стороны словен, кривичей, а также мери и веси, своего рода мятеж, оказался удачным и не повлек за собой карательных мер и принуждения к возобновлению дани, потому что норманны, вероятно, не располагали для этого достаточными силами. Самый этот сговор об отказе в выдаче дани подразумевает существование политического союза между славянскими и финскими племенами, занимавшими территорию русского Севера, верховьев Днепра и междуречья Оки и Волги, размерами своими сопоставимую с Империей ромеев. Правда, о непрочности такого союза, не позволяющей считать его протогосударством, говорит скорое возобновление племенных и родовых распрей, которые ввергли эти племена в такие бедствия, что их князья и родовые старейшины пожелали возвратиться к былому порядку вещей и направили за море посланцев, чтобы те снова позвали находников, в Летописи именуемых варягами, владеть их страной. Правители со стороны не раз, а множество раз в истории представлялись своего рода беспристрастными арбитрами для разрешения племенных распрей. Если верить Летописи, и в случае призвания Рюрика принято было именно это тривиальное решение.

Призвание Рюрика стало одним из самых значимых по своим последствиям событий. Можно оставить в стороне трескучую тираду на этот счет В. С. Татищева, но заслуживает цитирования глубокомысленное высказывание классика отечественной историографии С. М. Соловьева:

«Призвание первых князей имеет великое значение в нашей истории, есть событие всероссийское, и с него справедливо начинают русскую историю. Главное, начальное явление в основании государства – это соединение разрозненных племен чрез появление среди них сосредоточивающего начала, власти. Северные племена, славянские и финские, соединились и призвали к себе это сосредоточивающее начало, эту власть. Здесь, в сосредоточении нескольких северных племен, положено начало сосредоточению и всех остальных племен»^[4].

Что известно об основателе правящей династии Рюрике из иных документов, помимо «Повести временных лет»? Единственным заслуживающим внимания вариантом идентификации Рюрика с историческим деятелем, упомянутым в западных хрониках, является Рерик Ютландский. Он родился около 810-м г. в Хедебю и происходил из династии Скьелдунгов. Изгнанный вместе со своим братом или дядей Харальдом из Ютландии, он, подобно другим конунгам и викингам, занялся со своей дружиной грабежом прибрежной Фрисландии, или Фризии. В ходе междоусобной борьбы между Каролингами он присоединился к Лотарю, который восстал против отца, Императора Людовика Благочестивого. Унаследовав отцовский престол, Лотарь предоставил Рерику в лен остров Виринген, а также город Дорестад в совместное владение с его родственником Харальдом, и привлекал их дружины для вооруженного противостояния со своими братьями Карлом Лысым и Людовиком Немецким. В 844-м г., после заключения Верденского договора, Лотарь перестал нуждаться в норманнских наемниках, и, обвинив Рерика и Харальда в измене, заточил их в тюрьму, где Харальд умер и откуда Рерику удалось бежать, после чего он возобновил пиратские набеги, на сей раз на приморские владения Лотаря. В 850-м г. ему удалось захватить города Дорестад и Утрехт, после чего он помирился с Императором. Затем он начал войну за овладение своей родиной – Ютландией, на что получил одобрение со стороны Лотаря. Ему удалось овладеть родным городом Хедебю, но лишь на время. Даны вытеснили дружину Рерика из Ютландии. В 863-м г. Рерик, намеренно или вынужденным образом, впустил датские драккары в устье Рейна, которое он обязался охранять. Даны разграбили города, расположенные по берегам Рейна. Архиепископ Реймсский Хинкмар реагировал на этот набег в послании епископу Утрехта, в котором призвал своего младшего собрата наложить на Рерика епитимию, из чего следует, что в ту пору он уже был крещен. В 867-м г., когда во Фрисландии разразилось восстание, Рерик бежал из страны. В хрониках нет сведений о нем, которые бы относились к периоду от 867 по 870 г., когда он возобновил правление Фризией, именуясь в хрониках «королем варваров» (barbarorum rex). В 873-м г. он принес вассальную присягу Людовику Немецкому. Под этой датой он упоминается в источниках в последний раз. Поскольку в 882-м г. Фризия была дана в управление Готфриду, предполагается, что Рерик Ютландский умер ранее этой даты.

Рюрик и Рерик – это одно и то же имя, образованное из прагерманского словосочетания Hrōþirīks («славный правитель», от hrōþ «слава» и rīks «правитель»). Первым попытку отождествления Рерика Ютландского с основателем правящей династии на Руси высказал пастор Г. Ф. Голман, автор книги «Рустрингия, первоначальное отечество первого российского великого князя Рюрика и братьев его. Исторический опыт». В 1836-м г. такое отождествление поддержал профессор Дерптского университета Ф. Крузе. Столетие спустя русский историк Н. Т. Беляев аргументировал ту же идею. В близкие к нам времена с ней солидаризировались археолог А. Н. Кирпичников, в течение долгого времени проводивший раскопки в Старой Ладоге, историки М. Б. Свердлов, Г. С. Лебедев и даже такой последовательный критик норманизма, как академик Б. А. Рыбаков. Основными аргументами сторонники этого тождества считают близость археологических находок в Старой Ладоге и ютландском городе Рибе, но также лакуны в упоминаниях Рерика в западных хрониках, по времени приблизительно, но с разницей примерно в 5 лет, совпадающие с теми годами, под которыми Рюрик упомянут в «Повести временных лет». И все же эта версия не может считаться более чем гипотезой с весьма хрупким обоснованием. Русский историк советской эпохи В.Т. Пашуто отвергал тождество Рерика Ютландского и летописного Рюрика, потому что считал Рюрика вообще лицом легендарным, а не историческим. Скептически относился к тезису о тождестве Рерика и Рюрика и один из видных специалистов по русско-скандинавским связям А. В. Назаренко.

В литературных памятниках имеется и иная версия происхождения Рюрика, та, что основана на цитатах В. С. Татищева из так называемой Иоакимовской летописи. Но поскольку из этой «летописи» ничего не известно, кроме таких цитат, то само ее существование подвергается обоснованному сомнению. Предполагается, что это мистификация, сочиненная самим В. С. Татищевым. В любом случае подлинным памятником средневекового летописания она не является. И поэтому приводимая в Иоакимовкой летописи родословная Рюрика не может считаться документированной всерьез. Согласно этой летописи, Рюрик по материнской линии имеет славянское происхождение:

«Людие же терпяху тугу велику от Варяг, пославше к Буривою испросиша у него сына Гостомысла, да княжит во велице граде; и егда Гостомысл прия власть, абие Варяги большие овы изби, овы изгна, и дань Варягом отрече, и, шед на ня победи, и град во имя старейшаго сына своего Выбора при море построи, учини с Варяги мир, и бысть тишина по всей земли. Сей Гостомысл бе муж елико храбр, толико мудр, всем соседом своим страшный, а людем его любим, расправы ради и правосудия: cего ради вси окольны чтяху его, и дары и дани дающе, купуя мир от него. Многи же князи от далеких стран прихождаху морем и землею послушати мудрости, и видети суд его, и просити совета и учения его, яко тем прославися всюду»^[5].

Гостомысл в подлинных древнерусских летописях не упоминается. Впервые его имя встречается в перечне новгородских посадников, составленном в XV веке и вошедшем в разные списки. В Воскресенской летописи XVI столетии ему приписывается совет звать варягов из Пруссии, чтобы те правили на Руси. Из западных хроник хорошо известно имя племенного вождя ободритов с этим именем (Gestimus, Gestimulus, Gostomuizli), который погиб в 844-м г. в битве славян с франками, которыми командовал король Людовик Немецкий. Присутствие среди словен выходцев из западных славян – факт бесспорный, среди них вполне могли быть и ободриты. И все же реальность существования Гостомысла среди словенской знати этим обстоятельством еше не доказывается.

Согласно Иоакимовкой летописи, у Гостомысла было 3 дочери, а 4 его сына умерли при его жизни:

«Гостомысл имел четыре сына и три дщери. Сынове его ово на войнах избиени, ово в дому измроша, и не остася ни единому им сына, а дщери выданы быша суседним князем в жены. И бысть Гостомыслу и людем его о сем печаль тяжка, и иде Гостомысл в Колмогард (Новгород в скандинавских сагах именуется Холмгаардом – В. Ц.) вопросити боги о наследии… Вещуны же отвещаша ему, яко боги обещают ему наследие от ложесен его; но Гостомысл не ят сему веры, зане стар бе, и жены его не раждаху: посла паки в Зимеголы к вещунам вопросити, и тии реша, яко имать наследовати от своих ему…
Единою спящу ему о полудни, виде яко из чрева средния дщере его Умилы произрасте древо велико, плодовито, и покры весь град великий, от плод же его насыщахуся людие, всея земли. Востав же от сна призва вещуны, да изложат ему сон сей. Они же реша: от сынов ея имать наследити ему землю, и земля угобзится княжением его. И вси радовахуся о сем, еже не имать наследити сын больший дщере, зане негож бе. Гостомысл же, видя конец живота своего, созва вся старейшины земли от Славян, Руси, Чуди, Веси, Мери, Кривич и Дрягович, яви им сновидение, и посла избраннейшие в Варяги, просити князя. И приидоша по смерти Гостомысла Рурик со двумя браты и роды его»^[6].

Если верить «Иоакимовской летописи», по матери Умиле Рюрик имел славянское происхождение, был внуком Гостомысла

Таким образом, если верить «Иоакимовской летописи», по матери Умиле Рюрик имел славянское происхождение, был внуком Гостомысла. В то же время сам В. Н. Татищев,

«ссылаясь на имевшуюся у него Иоакимовскую летопись и, вероятно, действительно используя какие-то несохранившиеся источники... рассказывает о женитьбе Рюрика на Ефанде, дочери новгородского посадника Гостомысла»^[7].

В. С. Татищев считает Ефанду сестрой Олега Вещего. Получается, что Рюрик был не внуком, но зятем Гостомысла. Налицо противоречие между почерпнутыми как будто из одного источника родословными, для устранения которого пришлось бы считать, что Ефанда и Умила были сестрами, Рюрик женился на своей родной тетке, а его преемник в княжении Олег был его дядей. При этом имя Умила, или Мила, но не Ефанда, соответствует славянской ономастике. Едва ли стоит придавать важное значение несообразностям, которые находим у В. С. Татищева, поскольку мы имеем тут дело не с интерпретацией подлинной летописи, а с мистификацией, иначе говоря, со сказкой, но, как известно, «сказка – ложь, да в ней намек». Отрывки из «Иоакимовской летописи» все-таки опираются на разные места из поздних летописей, а те, в свою очередь, отразили народные предания о происхождении Русского государства и начале правящей династии. И суть этого предания заключается в том, что, имея заморское и, всего вероятнее, скандинавское происхождение, Рюрик не был вовсе чужд славянскому миру, возможно, и в самом деле связанный родством по материнской линии со словенской знатью, либо, что важнее, и без такого родства он принадлежал среде той руси, которая обосновалась в Приильменье и Приладожье и там подверглась глубокой славянизации. Родным языком его мог быть и прасеверогерманский, на котором говорили тогда в Скандинавии, и славянский, но владел он, очевидно, и тем и другим. Было бы ни с чем несообразно звать правителем страны человека, совершенно чуждого ей.

Было бы ни с чем несообразно звать правителем страны человека, совершенно чуждого ей

Современный сказитель и поэт А. Шарымов представил родословную Рюрика в таком виде:

«Рюрик был русом и сыном ‟короля народа Рос” Хакана (хакан, или каган, в действительности не личное имя, но титул, тюркский по своему происхождению, заимствованный у хазар правителями русов, или росов – В. Ц.), внуком Бравлина, правнуком Регнальда Русского, праправнуком Рандвера, прапраправнуком Радбарда Гардского и Ауды Глубокозадумчивой, прапрапраправнуком Ивара Широкие Объятия и потомком мифического Скьолда и его отца Одина. Рюрик принадлежал, таким образом, к харизматическому скандинавскому клану Скьолдунгов – и покровительство богов давало его власти качество силы и непререкаемости, реально помогшей его наследникам сохранить ее на протяжении веков, до смерти Царя Федора в 1598-м году. Но при этом Рюрик был потомком и словен – Буривоя и Гостомысла»^[8].

Эта курьезная с фактической стороны генеалогия, составленная, как видно по ней, почитателем Одина, символически отражает дуалистическое происхождение правящей династии, за что ее автор без ложной скромности сам себе воздает хвалу: «Такой взгляд на его генезис и неожидан, и свеж»^[9].

В подлинной Летописи после сообщения о приходе в Ладогу трех братьев говорится:

«И седе старейший в Ладозе Рюрикъ, а другий, Синеусъ на Беле озере, а третей Труворъ въ Изборьсце. И от техъ варягъ прозвася Руская земля»^[10].

Существование братьев Рюрика некоторыми историками ставится под вопрос

Само существование двух братьев Рюрика некоторыми историками ставится под вопрос. Высказывалось предположение, что в некоей саге, послужившей основой для летописного рассказа о призвании Рюрика, говорилось, что он пришел «со своим домом» (sine hus) и «верной дружиной» (tru wor). Другой вариант интерпретации слов «Синеус» и «Трувор» – это «субстанцивация хвалебных эпитетов Рюрика, которые были осмыслены как личные имена его братьев»^[11]: Синеус из Signjotr (победоносный), а Трувор – страж Тора, что значит «верный». Но скорее все-таки следует согласиться с Е. А. Мельниковой, которая писала:

«Хотя имена братьев Рюрика… как и все остальные древнегерманские двучленные личные имена, являются по происхождению хвалебными эпитетами… я не вижу оснований предполагать, что они сохранили в Сказании свою исходную формулу и должны интерпретироваться как эпитеты к имени Рюрика. Напротив, учитывая их широкое распространение в Скандинавии как личных имен, трудно предположить их параллельное употребление в качестве эпитетов. Значительно более вероятным представляется, что в Сказании они выступают именно как личные имена»^[12].

Не стоит поэтому ставить под вопрос летописное сообщение о том, что сам Рюрик устроил свою резиденцию в Ладоге, вокруг которой находились поселения словен и угро-финских народов: карелы, ижоры, води; Синеус поселился на Белом озере, где рядом с проникшими туда словенами обитали вепсы, а Трувор водворился в земле кривичей – в Изборске.

«По дъвою же лету умре Синеусъ и братъ его Труворъ. И прия Рюрикъ власть всю одинъ»^[13].

Таким образом, согласно «Повести временных лет», совместное правление братьев под началом старшего из них продолжалось всего 2 года, а затем Рюрик стал править единолично.

«И пришед къ Ильмерю, и сруби город надъ Волховом, и прозваша и́ Новъгород, и седе ту, княжа, и раздая мужемъ своимъ волости и городы рубити: овому Полътескъ, овому Ростовъ, другому Белоозеро. И по темь городомъ суть находнице варязи; первии населници в Новегороде словене, и в Полотьске кривичи, Ростове меряне, Белеозере весь, Муроме мурома. И теми всеми обладаше Рюрикъ»^[14].

Новгород как таковой, судя по материалам археологических раскопок, основан был только в X веке, но в трех километрах к югу от него уже в IX столетии появилось укрепленное поселение, которое так и стало называться Рюриковым городищем. Летописец подразумевает именно его, когда пишет, что Рюрик «сруби город над Волховом». Упомянутые в Летописи Полоцк, Ростов, Белозерск и Муром обрели городской характер также в более позднее время, чем то, на которое приходится правление Рюрика, но поблизости от соответствующих им весей, или погостов, срублены были крепостные сооружения, внутри которых, вероятно, размещались наместники князя с отрядами воинов и где совершалось взимание подати – полюдье.

В поздней Никоновской летописи XVI века помещен рассказ о мятеже против власти Рюрика, который вспыхнул в земле словен:

«Въ лето 6372 (864)… Того же лѣта оскорбишася Новгородци, глаголюще: ‟яко быти намъ рабомъ, и много зла всячески пострадати отъ Рюрика и отъ рода его”. Того же лѣта уби Рюрикъ Вадима храбраго, и иныхъ многихъ изби Новогородцевъ съветниковъ его… В лѣто 6375… Того же лѣта избѣжаша отъ Рюрика изъ Новагорода въ Кiевъ много Новогородцкыхъ мужей»^[15].

Имеющиеся документальные сведения не позволяют сделать определенный вывод о достоверности рассказа о смуте из Никоновской летописи. В любом случае иранское по своему происхождению имя Вадима, включенное в церковный календарь, могло быть употребляемо на Руси лишь после ее Крещения, а не в эпоху Рюрика. Согласно «Повести временных лет», Рюрик умер в 6387-м г. (879 г. от Р. Х.)^[16].