|
| Андрей Шепетковский |
– Известно, что ты не раз, и как частное лицо, и как известный актер, принимал участие в работе всевозможных фондов, помогающих восстановлению и обновлению храмов и монастырей. Известно также, что ты частый гость монастыря Ковиль. Подвижничество ограничивает творчество или, как считал протоиерей Георгий Флоровский, освобождает его, утверждая его самоценность? Отец Георгий утверждал, что творчество спасается от разного рода утилитаризма исключительно подвижничеством…
– Это вопрос к настоящим подвижникам, а не ко мне. То, что я декламирую на церковных торжествах или иногда посещаю монастырь, вовсе не делает меня подвижником. Подвижник – это человек, совершивший некий подвиг, а я, если учесть, что я не монах, не юродивый Христа ради и даже не женат, никак не могу сказать о себе, что я совершил какой-нибудь великий подвиг. Легко жить одному и ничем в жизни не жертвовать для общества. Но я уверен, что активная церковная жизнь освобождает творчество. Освобождает, прежде всего, человека, а значит – и все его творческие силы. Творческий потенциал крепнет не только за счет благодатной энергии, но и благодаря неустанному познанию истины. И человека. Искренне вам говорю, что и сам не знаю, как я работал до того, как стал ходить в церковь. Человек по природе своей нацелен на творчество, ведь он создан по образу Божиему, по подобию Творца. А уж что именно создаст человек, зависит от того, какой дух живет в нем.
– Как в наше время предпочесть смирение культу свободы? Каким образом современный человек может приблизиться к идеалу истинного подвига, который начинается со смирения, самопожертвования, послушания, чтобы конечной целью духовной жизни стало наследование вечности?
– Такие вещи вызывают у неверующих людей страх. Они ассоциируются с потерей свободы, ограничением и принуждением. Представьте себе, что кому-то скажут: ты должен быть послушным, ты должен отказаться от многих вещей, которые тебе сейчас доставляют удовольствие, и тогда ты будешь жить вечно. Он бы убежал – пятки бы сверкали. Это можно понять. Само по себе обещание вечной жизни не может побудить к вере, все религии это обещают. Эти слова наполняются смыслом, только когда человек попробует Хлеб Жизни и в любви увидит свободу, вечную свободу и радость, которой не нужно дожидаться, она уже есть – здесь и сейчас. Тогда отказ от многого станет для него потребностью, потому что человек пожелает еще большей свободы и уже не захочет быть рабом какой-либо страсти. Современный человек жаждет, прежде всего, любви, мира и метафизического познания, но часто даже не осознает этого. Мне кажется, что к Богу нас приближает молитва и самосовершенствование. Когда окружающие почувствуют мир, свободу и христианскую любовь, все люди захотят испытать это на себе. Кому-то дано словом нести истину, у кого-то дар молитвы, кто-то приближается к Богу через свою профессию, кто-то просто излучает благодать, и все они привлекают людей, чтобы вместе через молитву, церковную жизнь и теологическое познание совершенствоваться в любви. Этим можно привлечь и удержать современного человека, чтобы он больше не скитался.
Конечно, это всего лишь мой опыт, просто мнение одного мирянина.
– Как Церкви включится в новые общественные процессы, которые диктует жизнь? Я имею в виду, прежде всего, эффективное решение безнадежно запущенных проблем, а именно необходимость деятельного участия христиан в борьбе с наркоманией и алкоголизмом, помощи наркоманам, заботы о стариках. Будем исходить из предположения, что христианство имеет авторитет в общественной сфере. Не изменит ли Церковь усиленной активностью в этой области своим многовековым традициям и евангельским заветам?
– Многие святители строили детские дома, приюты для бездомных и больницы или помогали им. И сейчас у нас есть монастыри, в которых спасают от наркомании. Церковь опекает беженцев, предлагает им лечение. Мне кажется, что именно в согласии с Евангельскими заветам Церковь занимается общественными проблемами, конечно, не в такой степени, как бы хотелось, но нужно учитывать, что Церковь в Сербии была ограблена, гонима, при коммунизме вынуждена была бороться за существование и теперь только оправляется. И сейчас на нее с иррациональной ненавистью нападают те, кто боится, как бы Церковь не отобрала у них светскую власть, на которую ведь Церковь даже не претендует, она хочет лишь заботиться об обществе. Это и есть миссия, прежде всего, Церкви, потому что она свободна от политических и национальных рамок и открыта для всех. Она предлагает решения, которые преодолевают всякую нетерпимость и ломают преграды на пути к здоровому обществу.
– Как зажечь в людях любовь к Богу, как донести до них идею христианства? Как человек искусства, чья деятельность публична, может донести свою веру до людей?
– Творческие люди, а точнее, все люди, живущие церковной жизнью, неизбежно вкладывают этот церковный дух во все, что они делают. Люди, появляющиеся в СМИ, обладают огромными возможностями, ведь их слышат тысячи. Но на них ложится и не меньшая ответственность. Мы часто забываем об этом и злоупотребляем своими возможностями. Произведения искусства способны влиять на людей, воспитывать их. Коммунисты прекрасно знали, насколько сильно воздействие, к примеру, кинематографа. Они уже в 1946 году сняли у нас партизанский фильм «Славица». И как же сильно сцены битв под Неретвой и Сутесками и изображение партизанских отрядов повлияли на сознание людей! И американцы это знают, поэтому трудно найти американский художественный фильм, в котором не развевался бы их флаг. У нас проекты, которые несут веру, любовь к своей стране и нации, трудно осуществимы, и редко какой из них выходит в свет. Я стараюсь выбирать роли, исходя из того, какую идею несет проект, в котором я собираюсь участвовать, и какое воздействие будет иметь это творение на зрителя, хотя это невозможно точно предсказать. Но недавно случилось так, что я согласился на один проект, о котором заранее знал, что он не может нести ничего хорошего, но я пошел на компромисс с собой из-за денег. И теперь жалею.
– Когда и как ты осознал, что Иисус Христос – Истинный Спаситель, и как ты устроил свою жизнь в согласии с верой?
– Мы снимали несколько сцен из фильма «Белый костюм» на железнодорожной станции вблизи монастыря Острог. Однажды в перерыве я пошел в монастырь. Я не стану дальше объяснять, потому что любое описание того впечатления будет бедным по сравнению с тем, что я пережил тогда и по возвращении в Белград. Люди, которые ходят в церковь, знают, о чем я говорю, а тем, которые не ходят, я мог бы долго описывать пробуждение моего сознания, и их это не тронет, пока им Бог «не откроет глаза и уши». Так что я лучше буду молчать. Я задумывался о христианстве и разными способами искал смысла годами до того момента. Я уверен, что не заслуживаю этого открытия. Для меня остается тайной, за что из всех добрых людей именно мы, живущие церковной жизнью, получили этот дар и привилегию. Возможно, этот дар предполагает и большую ответственность. Что касается того, как я устроил свою жизнь согласно вере, я должен признаться, что жизнь моя далеко не примерна. Я ее еще не «устроил», мне далеко до идеала.
– Православие будет отвечать условиям современного мира, когда успешно преодолеет этноцентризм и окаменевший традиционализм – считают некоторые современные православные мыслители. Может ли искусство через свои произведения способствовать обновлению христианской веры путем освещения ее содержания и налаживания диалога с другими народами и религиями?
– Подчеркнутая национальность и традиционность Православия, настороженное отношение ко всему, что выходит за рамки определенного устройства, с объяснением вроде «так надо» или «такова традиция» без ответа на вопрос почему так надо, и мне не по душе. К счастью, мне кажется, что этого становится все меньше и меньше, такая позиция сохраняется только в некоторых отдельных приходах. Я думаю, что главная проблема Церкви – несмиренные верующие. Внешние ее противники менее опасны. А человек не смиряется как раз из-за тех явлений, которые вы перечислили. Они и отталкивают людей, потому что не предлагают идею новой возрожденной жизни и свободы. Сначала и я не хотел исполнять определенные ритуалы, пока мне не объяснят их эсхатологический смысл. Я и сейчас еще многого не знаю, но всегда стараюсь узнать. Я вовсе не считаю, что национальный смысл Церкви и традиция не важны, совсем нет, но мне кажется, что необходимо освободить и то, и другое от контекста прошлого времени и перестать делать из нации безгрешный идол для поклонения. Нет сербского, русского, английского и греческого Христа. К примеру, косовские герои живы, косовская история – вовсе не миф, мы должны их помнить, они всегда будут для нас примером, но нам не следует напоказ кичиться их подвигом. Потому что мы не спасемся только на том основании, что мы их потомки. Лучше подумать, что мы будем иметь сами, когда однажды встретимся с ними.
Для того чтобы привнести в веру новый импульс, люди искусства, прежде всего, сами должны верить. Открываются возможности диалога и контакта с другими народами и религиями, но сегодня, и не только в творческой среде, заметны только два противоположных подхода. Первые предлагают избегать любых контактов с теми, кто в прошлом делал нам зло, а вторые, приверженцы другого подхода, который преобладает в артистическом кругу, заискивают перед Западом и свысока смотрят на все сербское. Первые, как мне кажется, забывают о том, что мы на пути Истины, забывают, сколько любви у нас есть для врага и что этой любовью мы победим; вторые, стремясь к свободе и общению, теряют себя до такой степени, что представителям Запада скоро уже будет не с кем искать контактов. Я думаю, что настоящий диалог, который бы принес плоды взаимопонимания, умножил бы любовь на земле. Нужно строить терпеливо, радостно, осознавая свою национальную идентичность и принадлежность к вере.
– Какое место в твоей жизни занимает молитва? Почему современному человеку стало так трудно понять главный посыл молитвы: мы спасемся через осознание собственного греха, раскаянье и прощение?
– Я стараюсь сделать так, чтобы молитва в моей жизни заняла центральное место, но пока не получается. Я надеюсь, что память об испытанной некогда сладости молитвы, будет во мне жить долго. И сознание того, что нет творчества более возвышенного, чем молитва. Я стараюсь думать о своей жизни не «как о наборе приятных психофизических ощущений, а как о мере осознания космической реальности», как сказал бы старец Софроний.
А современного человека, беднягу, в каждом киоске, по телевизору, просто в дружеском разговоре донимают идеями профессионального успеха; денег как источника счастья; пустыми передачами, предлагающими сомнительные рецепты счастья; отвратительными таблоидами; сексом; новыми «успехами» светских соблазнителей; советами, как посвятить всю жизнь только себе… И молодежь растет, впитывая эту «науку». И из-за невероятного темпа жизни они не успевают передохнуть, им некогда задуматься о смысле ее. Особенно в большом городе. Когда душа до такой степени омрачена, любой истинный благой призыв вызывает беспокойство и протест.
– Ты прислуживаешь в русском храме. Что значит для тебя участие в церковной службе и как ты к этому пришел?
– Я часто хожу в русскую церковь не только из-за моего происхождения. Шесть лет назад в этой церкви меня благословил на служение иерей Виталий Тарасьев[1]. Я этого специально не искал и, вероятно, вовсе не заслужил и воспринимаю это как радостное послушание. Благодаря служению, я многое узнал и осознал на самом святом месте – в храме, и я очень этому счастлив. После сериала «Елена», который принес мне широкую популярность и в котором я сыграл бандита, одна бабушка возмутилась, увидев меня в церкви: «Зачем вы пустили в алтарь этого убийцу?!» Мой друг, чтец, ответил ей: «Это чтобы он раскаялся. Оставьте его». Это он хорошо сказал.
Беседовала Славица Лазич
Перевод с сербского Анастасии Галаниной
специально для Православия.Ru
[1] Иерей Виталий Тарасьев (р. 1966) – настоятель храма Святой Троицы подворья Московского Патриархата в Белграде.
