«Когда свершится воля Божия, жизнь здесь наладится!»

Время это, несмотря ни на что, изобилует радостью потому, что свершилось главное – монашествующие обитают у себя дома, в родных монастырских стенах, где нужно и можно устраивать жизнь так, как устраивали ее предшественники, жертвенно служившие Богу и ближним. Но есть и печальные факты, когда монастырь находится в ведении государственной организации, например, музея, и «музейные объекты» охотно посещают экскурсионные группы, туристы. А монахи там часто оказываются «на птичьих правах».

Алания стала первым государством на территории нашей страны, принявшим христианство от Византии

Нижне-Архызский историко-архитектурный и археологический комплекс называют одним из самых крупных памятников древнехристианской культуры в Карачаево-Черкесии. Наиболее известным его объектом является Аланское городище VII-ХIV веков. Здесь когда-то располагалась столица Алании ­– город Магас или Маас (история не сохранила его точного названия), а Алания стала первым государством на территории нашей страны, принявшим христианство от Византии за несколько десятилетий до Крещения Руси. Игумен Григорий (Бочаров), член нынешней монашеской общины, состоящей из трех человек, заметил, что должно было пройти продолжительное время, чтобы небольшая группа греческих миссионеров, небольшая группа христиан дала такие плоды – Аланскую епархию, которая позже, в 997­­– 998 годах, получила ранг митрополии и заняла в списках кафедр Константинопольского Патриархата 61-е место, сразу после Киевской. «Вот этот храм в честь пророка Илии, где с 1995 года совершаются церковные службы, предположительно самый древний из всех храмов городища. В долине реки Большой Зеленчук их было около двадцати, но сохранились только три: Северный, Средний и Южный. (Георгиевский, Троицкий и Ильинский). После нашествия татаро-монгол жизнь в этом крае угасла: часть алан была уничтожена, перебита; часть укрылась в горных ущельях, но так как плотность населения в горах резко возросла и люди не могли прокормиться, многим из них пришлось эмигрировать. Аланы рассеялись по лицу всей земли, вплоть до Северной Африки. А это место пришло в запустение», – с грустью продолжил рассказ отец Григорий.

К слову сказать, у историков можно найти такое высокое сравнение: по своему христианскому значению этот город был для Кавказа тем же, чем был Афон для Византии и Херсонес для Тавриды. Был… Маленький по своим размерам Ильинский храм Православная Церковь арендует у музея-заповедника. С этим, по словам батюшки, сопряжено немало искушений. Серьезно монашескую общину беспокоит сырость и плесень в храме. Когда-то здесь был дренаж, и в бытность Свято-Александровской Афонской Зеленчукской пустыни, о которой речь пойдет дальше, грунтовые воды, а также талые, приходившие с гор, отводились в озеро. Сейчас они идут под фундамент храма. При этом – удивительное дело! – сколько ни предлагали монашествующие руководителям музея-заповедника: давайте, мы поучаствуем в работах по устройству дренажа, отклика это предложение так и не нашло.

Дыхание Афона на Северном Кавказе

Много интересных и волнующих сведений дошло до нас о создании монастыря на развалинах древнего города исчезнувшей аланской цивилизации. Например, такой факт: наслышанный о том, что в раннехристианские храмы в долине реки Большой Зеленчук местные жители загоняют скот и «творят многие оскорбления древней святыне», иеромонах Серафим (Титов) осенью 1886 года обратился к епископу Ставропольскому и Екатеринодарскому Владимиру (Петрову) с прошением об устройстве мужской общежительной пустыни на этом месте. «Посвятить таковую пустынь памяти Святого благоверного князя Александра Невского, доблестного защитника православной земли Русской», – написано было в том прошении. Если задуматься: святогорец-келиот, настоятель совсем не бедной Благовещенской кельи Хиландарского монастыря (кельи тогда были как хутора), мог всю жизнь подвизаться на Афоне – Вертограде Божией Матери, где огромное количество святых икон, мощей и сильны духовные монашеские традиции. С другой стороны, боль об осквернении святынь на Родине не давала покоя. Монах, устремленный мыслями к Небесному Отечеству, не может не разделять беды земного Отечества. Указ Святейшего Правительствующего Синода об учреждении на Северном Кавказе монастыря по уставу Святой Горы Афон был получен через год. А 12 ноября 1889 года состоялось его торжественное открытие. Хотя и с большим трудом добирался сюда, в предгорья Кавказа, епископ Владимир, вынужденный провести три дня пути во время снежного бурана, затем переправляться вброд через бурную реку, но то, чего ждали подвижники духа, свершилось! Иеромонах Серафим был возведен в сан игумена, став первым настоятелем монастыря, первым его строителем. С ним приехали еще 10 иноков из Благовещенской кельи, а со временем пустынь стала разрастаться, и число братии все увеличивалось и увеличивалось. Еще здесь жили мастера и чернорабочие – от 30 до 150 человек, в зависимости от времени года. Кстати, в прошении отца Серафима обращают на себя внимание следующие строки: «…общежительную пустынь на такое число братии, какое пустынь сия содержать будет в состоянии своим трудом, без пособия от казны».

Своим трудом! В свободное от богослужений время насельники занимались изготовлением одежды и обуви. На хуторе для скота завели более 100 голов лошадей, а того зерна, что выращивала братия, полностью хватало для собственных нужд, и иногда монастырь делился хлебом с соседними станицами. Монастырь имел свою паровую гидравлическую маслобойню, кроме того, использовал земледельческую технику – косилку, жатку, паровые молотилки – для заработка в соседних казачьих станицах. Появились мастерские, амбары, сараи, конюшня, каретник, баня, водяная мельница, хутор для скота рабочего и гужевого, пчельник в 120 ульев. Был создан искусственный водоем с проточной речной водой, где насельники разводили форель. Спустя время при новой обители были открыты иконописная школа, приют для детей. Чуть позже – приют для отставных солдат венгерской войны, за которыми братия ухаживала. Но главное – желание подвижников с Афона возродить древнехристианские храмы стало претворяться в жизнь. Монахи полностью восстановили Ильинский храм (тогда освященный в честь святого благоверного князя Александра Невского), и Троицкий (освященный как Спасо-Преображенский). Были возведены доныне сохранившиеся братские корпуса. Монастырь начал вести планомерную миссионерскую деятельность среди горских народов.

Две созидательные высокодуховные личности стояли у истоков создания обители, полюбившейся множеству паломников и богомольцев (их во время Великого поста пребывало здесь от ста до тысячи человек!). Это афонский монах Серафим и поддержавший его патриотические устремления епископ Владимир – выдающийся миссионер, который до этого на Алтае обратил в христианство из язычников и магометан и присоединил из старообрядчества более шести тысяч человек, а Ставропольской епархией он хотя и управлял всего лишь три с половиной года, однако сумел оставить в ее жизни глубокий след. «История русского монастыря была непродолжительная по времени, но очень насыщенная», – заключил игумен Григорий. Для него самого, для архимандрита Антония (Данилова) и иеродиакона Николая (Марзаева), составляющих в XXI веке монашескую общину Зеленчукской обители, чрезвычайно важны свидетельства того, что монастырь был оплотом Православия на Северном Кавказе. Это не менее важно и для нынешних прихожан монастыря. Их, по словам батюшки, немного, но с ними, сказал он вроде бы в шутку, в то же время очень серьезно, можно в разведку идти. Верные монастырю люди. Достойные. Многие из них уже около 30 лет молятся в Ильинском храме, помогают приводить его в порядок, украшают его. А ветхозаветный святой, в честь которого назван этот храм, на Кавказе так же почитаем, как и великомученик Георгий Победоносец…

За Христа пострадавшие… Какого венца сподобились они у Господа!

Непродолжительная история монастыря, о которой говорил его насельник, насчитывает около трех десятков лет. Когда советская власть добралась и до Северного Кавказа, красноармейцы пришли в обитель из станицы Зеленчукской, опечатали все помещения, амбары – словом, все что было у братии, реквизировали, ну и впоследствии самой братии предложили освободить территорию. Об этом имеется упоминание в труде нашего современника, приснопамятного митрополита Ставропольского и Владикавказского Гедеона (Докукина), при котором, попутно отметим, Русской Православной Церкви было возвращено и построено 100 храмов, в два с половиной раза увеличилось количество приходов на Северном Кавказе. А книга называется так: «История христианства на Северном Кавказе до и после присоединения его к России». Братия Зеленчукской обители оставила родные стены не сразу: кто сторожем устроился, кто еще кем-то. Некоторые ушли в горы. Но к началу 20-х годов стало совсем сурово. Сохранилось предание, согласно которому трех самых стойких монахов, решительно отказавшихся покинуть монастырь, расстреляли на берегу реки. Расправа над ними была совершена под праздник Крещения Господня. Убиенные лежали, их не разрешали хоронить. Присыпавший их тела снег до самой Троицы не таял… Также под страхом смерти не разрешалось брать иконы, сваленные в кучу, но девочка Зоя, дочь репрессированного священника, презрела этот богоборческий запрет. Отец Григорий поделился своими детскими воспоминаниями, связанными с монастырем: «Я еще мальчиком приезжал сюда. А моя бабушка пешком сюда приходила из Заречного с другими старушками, людьми церковными – на Троицу, на Духов день. Они пытались залезть в монастырский храм через окно, чтобы свечечку поставить, помолиться. Помню Зоин рассказ, как она в 12-летнем возрасте проникла внутрь храма, тоже через окно, и утащила отсюда икону Святой Троицы. Несла ее на спине через горы в Маруху (это следующее ущелье за Зеленчукским). И там у них дома икона сохранялась все эти годы. Пришло время, и она была передана в храм».

И одно глубоко личное переживание связывает батюшку с монашествующими, попавшими под каток репрессий. Его родственница по бабушке с 12 лет подвизалась в Спасо-Преображенском Сентинском женском монастыре (Нижняя Теберда). Ее родители поначалу были против, но видя устремления дочки к монашеской жизни, в конце концов согласились с ее выбором. А в годы лихолетья родственницу отца Григория репрессировали, и она десять лет отбыла в тюрьмах и лагерях ГУЛАГа. Вернулась оттуда с подорванным здоровьем и с почти неподъемным грузом страшных воспоминаний. Пришлось ей, по словам батюшки, слоняться по хатам: то у одних родственников поживет, то у других. Не все ее пускали: монастырь, тюрьма – для кого-то это было вроде клейма на человеке. В конце концов бабушка нашего собеседника – боголюбивый милостивый человек – сказала: «Живи у нас!» Скиталице выделили небольшое строение наподобие летней кухни, и она дожила до глубокой старости. Вела подвижническую жизнь. За сорок дней почти сорок раз прочитывала Псалтирь. Читала с умилением и сердечным сокрушением.

А некоторые сестры этого монастыря, когда его закрыли, стали рыть под горой землянки и в них селиться. На пожилых монахинь власти смотрели сквозь пальцы: мол, бабки из ума выжили, пускай себе в земле копошатся. Те же, кто был помоложе, большие скорби претерпели… Последняя благочинная обители монахиня Серафима – карачаевка по национальности – приняла Святое Крещение и ревностно подвизалась в монастыре. Затем жизнь пошла по известному «сценарию»: закрытие обители, скитания, поиски крова над головой. Отец Григорий слышал от людей, что дававшие ей приют прятали монахиню за печкой, чтобы не дай Бог! – не увидели соседи или знакомые. Если кто-либо посторонний в дом приходил, ее тихонько спроваживали на чердак. Умерла мать Серафима зимой, и снова пришлось таиться. Среди ночи женщины повезли усопшую на санях на кладбище на краю станицы. «Как они зимой смогли вырыть могилу?» – спросил батюшка и сам же ответил, что это Господь давал им силы на все. Продолжил: «Вообще есть истории, которые без слез невозможно слушать. Прячешь слезы и думаешь: как мужественно люди встретили лишения! Как сумели их превозмочь и какого венца сподобились они у Господа!»

О скитальческой жизни насельников Александро-Афонской Зеленчукской пустыни мало сведений. Известно только, что еще до революции часть братии избрала отшельничество и поселилась в горах. Их кельи находят до сих пор. В некоторых сохранились остатки лежанок, печки, причем дымоходы были устроены столь искусно, что дым выходил через расщелины скал далеко, в стороне от самой кельи. Монахи-аскеты уходили в горы ради Христа, ради Царствия Божия и несли подвиг среди этих расщелин земных. После октябрьского переворота 1917 года отшельников перестреляли: на них охотились, как на диких зверей. В числе постриженников монастыря есть один новомученик – иеромонах Никандр (Прусак). Выходец из крестьянской семьи, способный и трудолюбивый, он принял здесь монашеский постриг, затем священный сан. Позже был переведен в Россию. Летом 1918 года богоборцы, лютовавшие на Ярославской земле, расстреляли его и погребли в безвестной могиле. Ярославская епархия собрала сведения, необходимые для канонизации, и отец Никандр был канонизирован определением Священного Синода от 17 июля 2001 года. «Для нас это большое утешение, что один из братий, который у нас подвизался, причислен к лику преподобномучеников», – сказал игумен Григорий.

Каждое богослужение в Ильинском храме совершается с молитвой о почившей братии…

Как только будет воля Божия, все вмиг изменится!

Сначала в Ильинском храме служил иерей Виктор Плотников. (Теперь он –протоиерей – служит в Киржаче Владимирской области). Поддерживая огонь веры, священник в своей небольшой книжечке о монастыре писал: «Несмотря на то, что монастырь официально как бы не существует, но вся жизнь здешняя наполнена монашеским духом». Отец Виктор, бывший сотрудник астрофизической обсерватории РАН, которая находится рядом с монастырем, активно работал и с коллегами, оставшимися без работы после сокращения рабочих мест, и с казаками. Они-то и составили в то время костяк прихода. Потом были другие священники. Теперь вот маленькая монашеская община во главе с настоятелем Ильинского храма архимандритом Антонием (Даниловым) все силы полагает на то, чтобы не угасла лампада веры в одной из древнейших колыбелей христианства. Приезжают сюда паломники – из Ставрополя, Краснодара, Ростова-на-Дону, из других мест, но, к сожалению, разместить их негде. Поучаствуют люди в богослужении, монахи их покормят, покажут святыни, и все – приходится прощаться. В ответ на вопрос, как ему видится жизнь монастыря в ближайшем будущем (и что, по его мнению, реально здесь восстановить), игумен Григорий сказал, что неплохо было бы начать с передачи монашеской общине братского корпуса, соединенного в XIX веке с храмом. Причем не в собственность, потому что восстановлением святынь, связанных с седой древностью, должны заниматься специалисты высокого уровня. Должны проводиться серьезные исследования, археологические изыскания. А вот передать в пользование Церкви разрушающиеся монастырские здания (того и гляди они скоро превратятся в руины) – этого шага со стороны руководства Республиканского государственного Карачаево-Черкесского историко-культурного и природного музея-заповедника ждут, и правящий архиерей архиепископ Пятигорский и Черкесский Феофилакт, и монахи. Именно – в пользование!

Далее отец Григорий с нотками горечи заметил, что в некоторых городах России древние монастыри и музеи находят «точки соприкосновения», а у них – нет. О государственной охране уникального храмового комплекса говорить не приходится. В этой связи невольно вспомнился один из самых ярких примеров современной церковной истории, связанный с Богородице-Смоленским Новодевичьим женским монастырем в Москве. На его территории долгие годы располагался филиал Государственного исторического музея. По словам митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия, отношения между музейными работниками и руководством Московского епархиального управления, что находится в ограде монастыря, а также руководством женской обители всегда развивались в форме взаимоуважительного сотрудничества. Владыка неоднократно подчеркивал, сколь высоко он ценит труд музейных работников и реставраторов, которые посвятили свои жизни сохранению того, что осталось от церковного достояния после его разорения в ХХ веке. И когда Московская епархия получила Новодевичий монастырь в безвозмездное бессрочное пользование (чей архитектурный ансамбль в 2004 году был объявлен объектом всемирного культурного наследия ЮНЕСКО), то со стороны епархии никаких ограничений доступа к памятникам культуры не последовало. Обитель открыта для посетителей от начала утреннего богослужения и до окончания вечернего. На протяжении 15 лет отношения двух сторон развивались гармонично, затем филиал музея переселился в более просторные помещения. Помимо этого, имеются другие примеры, когда Церковь и музей продолжают мирно сосуществовать и плодотворно сотрудничать на одной (монастырской) территории. Вариантов много – появилось бы только искреннее желание выбрать один из них и следовать ему.

Запомнились размышления игумена Григория о судьбе монастыря и о воле Божией. В тех словах была великая надежда смиренного монаха, родившегося и выросшего в Карачаево-Черкесии. Это его родная земля, политая кровью христиан древней Алании и христиан-мучеников XX века. Это тот дорогой сердцу монастырь, куда, как уже говорилось, его верующая бабушка тайком приходила с другими богомолками в дни великих православных праздников. «Волю Божию постичь невозможно, она во много превосходит наш разум, – сказал батюшка. – Не знаю почему, но ее пока нет на возрождение обители. Когда она совершится, все вмиг изменится. Мы даже глазом не успеем моргнуть, как жизнь здесь наладится!» Ожидание воли Божией нашим собеседником и его собратьями – не бесплодное или созерцательное ожидание. Оно проходит в неотступных молитвах, в совершении богослужений, в окормлении прихожан и встречах с паломниками. В беседах с людьми, как не лишиться радости наследия вечности. Идет работа над небольшой книжечкой об истории монастыря. Эта маленькая монашеская община востребована, у нее своя духовная миссия. Насколько ее горизонты могут стать шире, даст Бог, отцу Антонию, отцу Григорию и отцу Николаю доведется увидеть в ближайшие годы. И – поучаствовать в возрождении Зеленчукской Александро-Афонской пустыни уже со статусом монастыря.

Хочется добавить, что в одном из интервью архиепископ Пятигорский и Черкесский Феофилакт, отвечая на просьбу корреспондента прокомментировать статус «Зеленчукских храмов», дать свой прогноз относительно их будущего, твердо и предельно ясно сказал: «Храмы строятся для молитвы, этим определяется их статус. Господь сохранил храмы в Нижнем Архызе – значит, и мы со своей стороны должны заботиться о них, сохранять, реставрировать. Это наша позиция. Мы ведем диалог об этом с государством, в собственности которого находятся храмы. Не вижу юридических препятствий к тому, чтобы наконец началась научная реставрация этих древних памятников христианского Кавказа. Также нет законов, которые препятствовали бы молитве в храме».

* * *

…Картина событий последнего времени в этом крае будет неполной, если не сказать о наскальном Лике Христа. Обнаружен он был напротив древнего городища, на противоположном берегу реки Большой Зеленчук, рядом с одной из келий отшельников. Произошло это в мае 1999 года, в канун празднования 2000-летия Рождества Христова. К удивительной находке вела труднопроходимая крутая тропа. Позже установили металлическую лестницу, огражденную высокими перилами. Теперь по ней поднимаются паломники и туристы на 100-метровую высоту к Образу. А внизу, у подножия лестницы, находится недавно построенная церковь. Некоторые историки и искусствоведы утверждают: наскальный Образ представляет собой фреску X–XII веков и является наиболее ранним на территории России иконографическим типом Спаса Нерукотворного. Но высказывается и другое мнение: Лик был написан в XIX веке. Споры ученых мужей продолжаются, аргументы с той и с другой стороны выдвигаются весомые. Но как бы там ни было, для верующих Лик Христа сразу стал почитаемой святыней. Митрополит Гедеон, возглавлявший в то время архиерейскую кафедру нашей Церкви на Северном Кавказе, летом 1999 года побывал в Нижнем Архызе и благословил почитать наскальную икону как Нерукотворный Образ Спасителя.