«Как только я увидела детские глаза, вся неуверенность пропала и пришло вдохновение»

Хор имени преподобного Иоанна Дамаскина

Один из самых известных в Санкт-Петербурге церковных хоров носит имя преподобного Иоанна Дамаскина – великого богослова, гимнографа и мелурга Вселенской Церкви, создателя осмогласия. Мелургами называли создателей мелодий церковных песнопений в византийской традиции, а главное направление работы хора и действующей при нем певческой школы – византийское и знаменное пение. Хор этот существует при соборе в честь Владимирской иконы Божьей Матери, и его название связано так же с тем, что в честь преподобного Иоанна Дамаскина освящен нижний храм собора.

Хор – неотъемлемая часть истории постсоветского церковного возрождения в России. В прошлом году коллективу исполнилось 30 лет, но из-за ограничений, связанных с пандемией коронавируса, празднование перенесено на конец нынешнего года. Хористы и слушатели только готовятся к этому событию.

Главное направление работы хора – византийское и знаменное пение

О том, чем живет, чем дышит такой большой и сложный коллектив, о кропотливой работе с детьми разных возрастов рассказывает бессменный руководитель хора Ирина Валентиновна Болдышева.

– Работать с детьми я не предполагала, хотя уроки педагогической практики в консерватории меня увлекали. Я была композитором и органистом. С середины 1980-х годов начала ездить в Псково-Печерский монастырь. Милостью Божией несколько раз мне довелось беседовать с приснопамятным старцем Иоанном (Крестьянкиным). В ответ на вопрос: «Как мне использовать мое образование, чтобы послужить Церкви?», – прозвучали неожиданные слова: «Вы будете с детьми. Как это будет хорошо!».

Вскоре в Петербурге появились две первые воскресные школы – при Александро-Невской лавре и при вновь открывшейся церкви Владимирской иконы Божией Матери. На Пасху 1990 года, совпавшую с Благовещением, к несказанной радости верующих людей Петербурга во Владимирском храме совершилось первое богослужение. Здесь, оставив свою научную деятельность в области астрономии, начал совершать священническое служение приснопамятный протоиерей Николай Беляев, впоследствии старший священник Свято-Иоанновского ставропигиального монастыря.

Ирина Болдышева

Отец Николай предложил мне создать небольшой хор из прихожан – петь молебны и панихиды. Осенью он возглавил нашу только что открывшуюся воскресную школу и пригласил меня помогать ему, обучая детей церковному пению. Тогда я почему-то не связала это предложение с благословением отца Иоанна (Крестьянкина) и поспешила отказаться. Детские души и их воцерковление – это такая ответственность! Да и не вполне достаточными мне казались мои познания в церковном пении. Хоть за спиной и были два факультета консерватории и небольшой опыт пения в Никольском соборе Петербурга и Никольской церкви в Изборской крепости, где моя подруга была регентом, я не чувствовала себя готовой и не решалась. Отец Николай звонил мне несколько раз и наконец сказал: «Вы же все-таки знаете, наверное, немного больше, чем они?» А он набрал тогда 6–9-летних детей. Я не нашла, что возразить (смеется), а вскоре вспомнила о благословении архимандрита Иоанна (Крестьянкина). Благословение старца – большая помощь, которая сопутствует нам более 30 лет.

Благословение о. Иоанна (Крестьянкина) – большая помощь, которая сопутствует нам более 30 лет

Как только я увидела детские глаза, вся неуверенность пропала, и пришло вдохновение. Было ясно, что детям говорить, как с ними общаться и чему учить. Изначально мы занимались минут по 15, до или после батюшкиных уроков Закона Божьего, но очень скоро отец Николай увидел в детях такой интерес к пению, что предложил мне создать хор. Тогда мы повесили прямо на двери храма объявление, и вскоре собралась большая группа детей разного возраста – от 5 до 14 лет. Незабываемо, как на первой встрече я попросила их спеть ноту определенной высоты, а в ответ прозвучало множество других нот (смеется)… Я вздохнула, осознав, какой огромный труд мне предстоит.

Но этот труд был взаимно радостным и очень живым. К тому же, мы чувствовали, как каждому выученному песнопению радуется отец Николай, и это тоже нас окрыляло. Очень скоро под его духовным окормлением, при благосклонном внимании ключаря храма протоиерея Владимира Фоменко, поддержке иерея (ныне протоиерея) Михаила Петропавловского и других священников нашей церкви хор стал единой счастливой семьей. А главным в жизни этой семьи была и остается Божественная литургия, которую впоследствии мы удостоились петь не только в нашем соборе, но и у многих святынь православного мира: у Гроба Господня в Иерусалиме, в храме Рождества Христова в Вифлееме, у Гробницы Божией Матери в храме Ее Успения в Гефсимании, в Троицкой церкви на вершине горы Синай, в пещере Апокалипсиса на острове Патмос, во многих монастырях и храмах России, Сербии, Греции и других стран.

– Какие дети к вам приходят? Это дети прихожан Владимирского собора?

– Детей прихожан сравнительно немного. Помимо церковно-певческой школы, при нашем храме действуют воскресная школа и театральная студия. Детям в приходе уделяется большое внимание, за что невозможно не благодарить ключаря собора протоиерея Георгия Шмида и председателя приходского совета Ивана Сергеевича Раевского. Дети приезжают в наш хор со всего города и даже из пригородов. Одна девочка в течение 15-ти лет ездила из Тосно, не пропустив практически ни одного занятия, а добираться нужно было почти 2 часа в один конец.

Сейчас наш хор уже известен, и многие родители стремятся привести детей в нашу певческую школу. В августе мы обычно размещаем на доске объявлений в соборе сообщение о днях прослушиваний. Последние 10–15 лет обычно приходят дети и подростки из верующих семей. В первые же годы, как правило, приходили дети из семей совсем далеких от Церкви. Наступало время, когда вера больше не порицалась, и многим стала интересна церковная жизнь.

Очень много семей воцерковилось благодаря тому, что Господь привел их детей в хор

Но некоторые родители были категорически против того, чтобы их дети посещали церковный хор. Мама одной 14-летней девочки увлекалась эзотерикой. Ее дочь, уходя на спевку, была вынуждена говорить, что она идет гулять с друзьями, и в подъезде переодеваться, меняя брюки на юбку. И вообще ей пришлось немало претерпеть. Сейчас у нее восемь прекрасных детей, и почти все они учатся в нашей певческой школе, а ее родители давно и глубоко воцерковились, став прихожанами нашего храма. Очень много семей воцерковилось благодаря тому, что Господь привел их детей в хор. Некоторые семьи были готовы распасться, но, обретя веру, снова крепли и делались счастливыми. Знакомясь и поддерживая друг друга, они становились настоящими друзьями и вместе укреплялись в вере. Поначалу было очень мало духовной литературы, люди обменивались и книгами, и опытом, было очень живое время. Ведь так важно в этом мире иметь духовных единомышленников.

– Сколько человек в вашем в хоре?

К концу первого учебного года в хоре было 60 человек, с каждым годом их становилось все больше, появлялись новые группы, и через несколько лет возникла необходимость создать церковно-певческую школу. Помимо церковного пения, вокала, сольфеджио преподавался Закон Божий, а также церковнославянский и греческий языки.

Наша школа включает в себя основной состав (собственно хор, который состоит из более опытных певчих разного возраста) и нескольких подготовительных групп (от 4 до 6, от 7 до 10 и от 11 до 16 лет – границы возрастов приблизительны). Основной состав регулярно поет за богослужениями, ездит в концертно-паломнические поездки и делает записи альбомов (вышло уже 15 аудиодисков). На протяжении почти двух десятилетий в церковно-певческой школе одновременно обучалось около 200 человек. Я никогда не стремилась к какому-то конкретному числу учащихся, просто детей всегда приходило много.

– Расскажите, пожалуйста, об основах вашей преподавательской методики.

– Конечно, я преподаю детям не только пение. С самого начала главным для меня были сами дети, то, чем они живут. Хотелось помочь им полюбить Бога, полюбить Церковь, открыть им красоту православного богослужения, познакомить с нашей богатейшей православной традицией – певческой, гимнографической, иконографической, с церковным уставом. Поводом к глубокому разговору становятся слова песнопений, жития святых и праздники церковного календаря. Чем живее что-то любишь, тем сильнее хочешь этим поделиться.

С самого начала главным для меня были сами дети, то, чем они живут

Такие беседы необходимы. К сожалению, с годами становится не так легко находить для них время, как в начале. Тогда еще не было поездок в Сербию, Грецию, Польшу и Францию, паломничеств в Палестину, концертов в Кремлевском Дворце Съездов и в филармонических залах разных городов. Не было и записи альбомов с непростыми византийскими песнопениями и моей хоровой музыкой. Все это требует решения высокохудожественных задач и напряженного труда. Бывает, каждую секундочку репетиции с основным составом бережешь для работы над произведением. К тому же дети, вырастая, имеют все меньше возможностей посещать спевки, поэтому со старшими мы, к сожалению, видимся реже и не так много беседуем. Зато как бываем вознаграждены, видя отклик наших слушателей!

Необходимо, чтобы молодежь обрела веру. Но важно еще и воспитать в юных душах духовное благородство, самоотверженность и другие душевные качества, которые испокон веков ценились на Руси. Духовное семя не прорастет, если не взрыхлена и не удобрена почва души. Важно, чтобы они любили Родину, интересовались историей России и историей Церкви, святынями нашей земли, чтобы они умели в стремительном потоке жизни отличать добро от зла. Очень помогают в этом не только богослужебные песнопения, но и песни, которые мы поем.

Я написала более 100 хоровых композиций на стихи русских поэтов: Алексея Хомякова, великого внязя Константина Романова, игумении Таисии (Солоповой), Сергея Бехтеева, Николая Гумилева, Александра Солодовникова и нашего талантливейшего современника протоиерея Андрея Логвинова из Костромы. Получился большой цикл песен о русских святых на его слова. Очень тронуло меня, что замечательный исследователь классической музыки Сергей Феликсович Тухленков написал целый ряд эссе, посвященных моим хоровым произведениям (пока что они размещены только на его странице в «Вконтакте»). Ноты с моей хоровой музыкой, большинство из которых выпущено издательством Союза композиторов, берут в репертуар многие хоры, певческие и воскресные школы – на сегодняшний день вышло в свет 16 нотных изданий.

Становясь музыкальными композициями, стихи русских поэтов глубже проникают и в чуткое юное сердце, и в сердца наших слушателей. Часто бывает: приношу новую песню, начинаем учить – у одной девочки в глазах слезки, у другой… В самих стихах этих авторов живет способность преображать душу, а когда они соединены с музыкой, это углубляет впечатление. Возрастая в такой атмосфере, душам детей легко напитаться красотой и воспринять важнейшие духовные и нравственные понятия. Таким образом, моя методика тесно сопряжена с воспитанием, а основа подлинного воспитания – любовь.

Моя методика тесно сопряжена с воспитанием, а основа подлинного воспитания – любовь

Если же говорить собственно о методике преподавания церковного пения, то она основана на исследовании природы певческого слова и физиологичном звучании голоса. Доклад на эту тему я прочитала на II Международном съезде регентов и певчих Русской Православной Церкви, который проходил в храме Христа Спасителя в 2019 году. Ознакомиться с ним можно в видеоматериалах последнего фестиваля «Сибирь знаменная». Это будет интересно не только певчим и филологам, но и широкому кругу церковных людей.

– Много ли ваших хористов остается в музыке? Сохраняете ли вы связь с выпускниками?

– Да, достаточно много. Некоторые посвятили себя светской музыке: окончив консерваторию, концертируют, становясь лауреатами международных конкурсов, преподают в музыкальных школах, занимаются теорией музыки, фольклором. Нескольких учеников я подготовила к поступлению на кафедру древнерусского певческого искусства. Все они не оставляют пения в храме.

Многие наши воспитанники стали регентами и певчими. Причем не только в Петербурге. Иногда я неожиданно узнаю, что кто-то из учеников регентует в Каире, на Украине, в Лондоне… Кто-то учился у нас лет 15, кому-то хватило 2–3-х лет, чтобы получить импульс и поступить на регентское отделение семинарии в Петербурге или в Москве, а кто-то, и повзрослев, старается оставаться рядом. Радуюсь, что немало наших воспитанников стали священниками и монашествующими.

Конечно, я стремлюсь не терять общения с повзрослевшими певчими. Сейчас, в связи с подготовкой юбилейного альбома к 30-летию хора, мы стали восстанавливать связи с теми, кого не видели долгое время. Было отрадно найти их людьми церковными. Само же празднование 30-летия мы были вынуждены перенести на год. Надеемся, оно состоится осенью-зимой 2021 года.

– Вы готовы обучать любого приходящего ребенка? Или обязательно нужны музыкальные способности? Может, даже предварительная подготовка?

– Я считаю, что нужно принимать только талантливых, но всю жизнь поступаю иначе (смеется). Когда вижу ребенка, который пришел на прослушивание и стоит, трепещет, возьмут его или не возьмут, у меня не поворачивается язык сказать «нет», и часто бывает, что он потом неплохо поет. Раньше я даже вела отдельную группу для таких не очень талантливых детей (они об этом не догадывались). Занималась с ними отдельно, чтобы обучение остальных не замедлялось, много с ними беседовала, воцерковляла. Все они, к нашей общей радости, научились хорошо петь несложные песнопения.

Я считаю, что нужно принимать только талантливых, но всю жизнь поступаю иначе

Бывали и потрясающие моменты, когда ученик, никогда не попадавший в ноту, начинал петь чисто. На первом занятии я всегда рассказываю о преподобном Сергии Радонежском: о том, как в ответ на свою молитву он получил чудесную помощь и не только научился читать, но и стал великим святым. Стараюсь вдохновить детей молитвенно обращаться к преподобному и думаю, что многие из них действительно молились и молятся ему.

Один такой мальчик совсем не попадал в ноты, а когда мы стали заниматься знаменным пением, разучивать попевки по крюкам, он вдруг запел совершенно чисто. Ученые говорят, что существует генетическая память. У наших с вами православных предков, живших в России, эта связь разорвалась: в каких-то местах уже в конце XVII века, в других (особенно в монастырях) – веком позже. Но все равно это где-то живет в нас, ведь столько столетий наши предки впитывали за богослужением богатство древнерусского знаменного распева. Когда этот мальчик запел чисто, мы с остальными детьми были поражены. Обычно я разрешала ему петь со всеми только тогда, когда мы уже проучили то или иное песнопение, и заранее предупреждала других: «Не обращайте внимания, когда он фальшивит, ведите себя, будто все хорошо». И когда наш маленький певчий ошибался, никто ни разу не посмотрел в его сторону с укоризной или насмешкой. Очень важно, чтобы была доброжелательная атмосфера: где еще юные души научатся любви, если не в Церкви? Дети понимают, что именно здесь можно научиться строить христианские отношения, и ценят это. Верю, что дружба, созревшая в хоре, не разрушится никогда.

– Есть мнение, что для развития обязательно нужна конкуренция…

– Когда педагог опирается на чувство конкуренции, радость от победы появляется, но это плоская радость, она эгоистична и конечна. Другое дело, когда трудишься для Господа и знаешь, что Небо радуется, если ты себя преодолеешь, станешь лучше. Ведь Бог хочет, чтобы все спаслись. А пение очень помогает раскрыть душу навстречу Божьей любви.

Более благородное побуждение более действенно: когда ребенок полюбил Христа, он понимает, зачем встает к ранней Литургии, притом, что никто его не заставляет это делать. Благородный настрой дает детям радость. И не только детям! Полнота радости там, где дышит Дух Истины. Другое дело – нужно время, чтобы эта любовь вызрела и дитя поняло, что Господь страдал и из любви к нему, чтобы детское сердечко тепло отозвалось ответной любовью.

Верю, что дружба, созревшая в хоре, не разрушится никогда

Дети удивительно восприимчивы к словам Евангелия. Когда говоришь с ними о Царствии Небесном, которое уготовано любящим Бога, они переживают это лично. Дети вообще в силу своей чистоты могут понять многое. Духовные истины открываются через чистоту: «Блаженни чистии сердцем, яко тии Бога узрят». Ведь как человек возрастает духовно? Следует заповедям Божиим, оживает в таинствах Церкви, очищаясь от исповеди к исповеди, и тогда невидимый мир божественной реальности становится для него все более явным. А дети изначально более чисты. К сожалению, взрослые иногда думают: «Он маленький, ничего не понимает. Пусть он там играет в уголке, а подрастет – поймет». Не могу с этим согласиться! Дети живо воспринимают красоту духовную! Я не знаю тему, на которую нельзя было бы с ними говорить. Учение Григория Паламы о нетварном свете, конечно, нелегко объяснить, но некоторые понятия заложить можно и об этом. Главное – любить то, о чем говоришь.

Ребенок радуется, когда узнает, что каждый цветочек – это не просто красиво; это – подарок от Бога. И тогда к малышу приходит мысль: «Ага! Кроме папы и мамы есть Кто-то еще! Он создал для меня цветочек! И не только его, но и солнышко, и радугу, и речку, и котенка!» И весело делается детской душе. Ведь не сказал Господь: «Три цветочка – и будет вам довольно», – а вон какое многообразие создал! Чем больше мы любим маму, тем больше стараемся не просто порадовать ее, а придумать для нее что-то необыкновенное. А Бог так сильно нас любит – какой прекрасный мир создал! И каждый день одаривает нас подарками. Чуть-чуть для них это приоткрыть, помочь им… Господь сказал: «Пустите детей приходить ко мне». Именно «пустите». Ведь душа ребенка таинственно знает Бога. Надо только помочь ей познать Евангелие. А дальше – «Ты еси Бог, творяй чудеса!»

– Но ведь дети, подростки бывают, что называется, трудными…

– Школа так устроена, что младшие часто видят старших. Петь Литургию я приглашаю учеников из всех групп. Даже 5–6-летний ребенок может прийти и спеть что-то несложное – «Господи, помилуй!», «Подай, Господи», «Святый Боже». Так он принимает участие в богослужении, как большой. Дети постепенно проникаются сознанием, что благодаря литургии стоит мир, что литургия – самое главное и великое, что совершается на Земле. Большая честь – принимать участие в Божественной литургии, а петь за ней – значит уподобляться служению ангелов.

Дети постепенно проникаются сознанием, что литургия – самое великое, что совершается на Земле

Старшие мне очень помогают в воспитании младших – в первую очередь, своим примером. Они могут ответить на многие вопросы, если кто-то не вовремя зашалил, бережно дадут понять, что сейчас этому не время, подскажут, в какой момент службы можно присесть, если кто-то устал. 10-летнему ребенку хочется быть похожим на тех, кому 14, 16, 18 лет. Дети видят, что девушки в хоре одеваются благообразно, и в их сознании запечатлевается образ, восходящий к образу великих княжон святой семьи царственных страстотерпцев. Они начинают любить этот чистый и светлый образ. Конечно, неизбежна и внутренняя борьба, неудивительно желание некоторых подростков поискать себя в другом образе, но со временем более высокие идеалы возобладают, ведь дух творит форму. Важно отнестись к человеку, переживающему свой сложный возраст, мягко, по-доброму. Нужно время, чтобы созрела жемчужина, чтобы бутон раскрылся и превратился в розу – так же и юные души.

Вообще дети иногда проявляют удивительную твердость в вере. Одна девочка, дочь священника, привыкнув дома молиться перед и после трапезы, стала делать это и в школе. Конечно, это вызвало насмешки у детей из нецерковных семей. Но маленькая первоклашка нисколько не сконфузилась и продолжала делать то, что считала нужным. Такая твердость и независимость от чужого мнения со временем вызвали уважение у одноклассников, она стала лидером класса и оставалась им до окончания школы.

В воспитании детей помогает и то, что мы много путешествуем по России и другим странам: приходит помощь от святых, в чьих храмах и у чьих мощей хор поет. Мы познакомились со многими удивительными священниками, мирянами, архиереями и старцами. Я была бы счастлива в своем детстве, когда было время безбожия, узнать хоть одного такого человека – он стал бы для меня маяком на всю жизнь! Эти люди как живые Евангелия. Только увидеть их, видеть, как они молятся – это уже много, поговорить с ними – бесценно. У священников много разных даров. Есть отцы, у которых в сердце столько любви и умения наставлять молодежь, у них так болит сердце о каждой юной душе…

Куда бы мы ни приехали, Господь посылал нам кого-то такого (улыбается). Мы благодарно поддерживаем отношения с ними, поздравляем с праздниками. У нашего хора столько друзей, которые молятся о нас! Очень важно юной душе доверить себя кому-то любящему и духовному. В сложной ситуации дети задаются вопросом: «А что сказал бы мне батюшка?»

– Каковы временные рамки вашего курса?

– Не знаю, хорошо это или плохо, – у меня нет временных рамок (улыбается). Дети приходят и, вырастая, если есть возможность, не уходят. Церковное пение, особенно его древние традиции, неисчерпаемо, как океан, – погружаться в его изучение можно всю жизнь.

– Помогают ли детям занятия в хоре почувствовать и понять нашу веру и нашу Церковь с такой стороны, которая недоступна людям немузыкальным?

– Думаю, да. Особенно если занимаешься древним пением. Мелодика древних песнопений – и византийских, и древнерусских – всецело вырастает из слова. Она устроена так, что слову невозможно не внимать. Благодаря этому гораздо глубже воспринимается смысл богослужебных текстов. А ведь именно в них – после Священного Писания – мы призваны черпать главное научение нашей веры. Византийская православная певческая традиция – самая древняя. Она богодухновенно создана и завещана нам святыми отцами, в ней запечатлена их живая молитва. Это так драгоценно в современном мире, в котором мы сталкиваемся со столькими препятствиями молитвенному деланию! Для тех, кто хочет научиться молитве, воспринять ее святоотеческий дух, очень дорога возможность молиться в храме, где звучит византийское пение. То же можно сказать и о древнерусском знаменном пении, которое выросло на древе византийской певческой традиции как прекрасная самобытная ветвь.

Мелодика древних песнопений – и византийских, и древнерусских – всецело вырастает из слова

По древней благочестивой традиции иконописец готовил себя к написанию иконы молитвой и особым постом. Он был очищен самой жизнью по Евангелию, ведь создатели древних икон, как и творцы песнопений, были монахами, подвижниками. Следование канонам и такая духовная подготовка помогали им не привнести в образ что-то случайное, какую-то неправду. Соборным молитвенным подвигом византийские иконописцы нашли такие линии, такие полные света краски, такие их сочетания, что написанные ими иконы подлинно являют бытие без греха, бытие, полное фаворского света. Это невозможно было бы вне Божественного откровения. В том же русле византийского канона трудились и сербские, и древнерусские иконописцы, также достигая исключительных высот. Их иконы помогают нам познавать Бога, и это надежный путь, указанный соборным разумом Церкви. Душа через дар зрения прикасается к своему Небесному Отечеству, таинственно узнает его, как это было с апостолами на горе Фавор.

Когда мы смотрим на более поздние иконы картинного, живописного стиля – в них неизбежно присутствует некий вымысел. Сам реалистический художественный язык, которым они созданы, не несет в себе способности передавать неотмирное. В канонической иконе нет произвола, в ней всегда дышит Истина.

Древняя икона и древнее пение – это свидетельство, в них таинственно присутствует откровение о Святой Троице. Известный религиозный философ князь Евгений Николаевич Трубецкой, мысль которого глубоко укоренена в Предании Православной Церкви, называл древнерусскую икону «богословием в краске». Вторя ему, «богословием в звуке» исследователи называют древнее церковное пение. Через это пение мы таинственно прикасаемся к горнему миру.

По слову святого праведного Иоанна Кронштадтского, Церковь – это земное Небо. Важно, чтобы, когда мы переступаем порог храма, ничто в нем не напоминало нам о дольнем мире – мире, живущем по страстям и лежащем во зле: ни иконопись, ни пение, ни язык богослужения. Когда мы поем в древних храмах, где древнему пению созвучны иконы, фресковая живопись и архитектура с ее акустикой (как, например, в Мирожском монастыре в Пскове), это звучащее пространство ярко свидетельствует о мире горнем, и этот мир открывается как нечто неизъяснимо прекрасное. Однажды в Черногории нам довелось петь Литургию в храме XIV века. Заходит женщина, чтобы поставить свечку и спешить дальше по своим делам, – и не может уйти… После она призналась: «Если бы я была некрещеная, услышав такое пение, я бы сразу крестилась».

Когда мы начали заниматься, то первым делом освоили трехголосный обиход: Литургию, Всенощное бдение, великопостные и пасхальные песнопения. А вскоре стали заниматься знаменным пением. Дети есть дети, им хочется и на клиросе иногда отвлечься, дернуть соседку за косичку (смеется), тем более младших певчих было тогда большинство – это теперь уже много старших. И удивительно – как только мы начали петь за богослужениями древние песнопения, все эти нелады с поведением ушли. Дети стали глубже вникать в слова, им было легче сосредоточиться, им стало интересно – а что там? А там – красота Небесная! Замечательно, что все маленькие дети предпочитают древнее пение партесной музыке, звучащей обычно в наших храмах. Это мое открытие неизменно подтверждается разными поколениями хористов.

Маленькие дети предпочитают древнее пение партесной музыке

Когда я первый раз предложила хору византийскую ектенью – сейчас уже многие ее поют, а тогда еще, кажется, никто в России не пел – они меня не отпускали домой: «А давайте еще! Ирина Валентиновна, пожалуйста!» Уже 20 минут, как спевка должна закончиться… Дети чувствуют эту духовную красоту! Но поскольку она десятилетиями, а точнее столетиями, была сокрыта от наших соотечественников – сформировался другой вкус, многие привыкли молиться под концертное пение. Некоторым сразу открывается молитвенный дух каноничного древнего пения, кому-то нужно время, чтобы его почувствовать и понять, отвыкая от эмоционально увлекающей музыки в храме. Конечно, очень важно и качество исполнения.

Некоторые профессиональные певцы, привыкшие к концертному партесному репертуару, считают, что могут сходу хорошо исполнить древнее одноголосие. Но так ли это? В древних песнопениях главенствует не мелодия, а слово, и требования к его подаче очень высоки, ведь распев создан так, чтобы раскрыть всю смысловую наполненность слова, несущего догматы нашей веры. Требуются навыки другого уровня – культура более выразительного и благоговейного произнесения слова. Интересно, что певцам, много лет певшим в церкви и впервые начинающим исполнять древние одноголосные песнопения, в привычных словах вдруг открывается новая глубина.

Возвращаясь к вашему вопросу, скажу, что поющие в храме, глубоко восприняв богатство древней певческой традиции, через свое пение делают это сокровище достоянием всех молящихся.

– Есть современные церковные композиторы, сочиняющие в этой же традиции. Как вы к этому относитесь?

– Я к любому творчеству отношусь хорошо, ведь таланты даны нам Богом, чтобы мы могли ответить на Его любовь не только своей молитвой, но и творчеством, и трудами. Петербург – культурный город мирового значения, здесь должны быть представлены на высоком уровне все православные певческие традиции. Это, к сожалению, пока не совсем так.

Современные распевщики, работающие в лоне древних певческих традиций, тоже существуют; надеемся, их будет больше. Мои коллеги и я создаем песнопения вновь прославленным святым, новомученикам, царственным страстотерпцам – и в византийской, и в древнерусской традиции.

Слово «композитор» здесь не совсем точно, так как, создавая песнопения, мы должны опираться на канонические правила и пользоваться мелодическими оборотами, попевками, которые во множестве сохранило для нас богатейшее певческое Предание нашей Православной Церкви. Несмотря на эти канонические требования, у нас остается большой простор для творчества. Интересно, что при переложении византийских песнопений для церковнославянского языка мы только отчасти можем опираться на греческий оригинал. Часто количество слогов и распределение их ударности в церковнославянском тексте иное, чем в греческом. Это требует использования других мелодических оборотов и создания новых мелодий в рамках правил соответствующего гласа и жанра. Это настоящее мелургические творчество. Все византийские песнопения, которые поет наш хор на церковнославянском языке, – мои переложения.

Вне византийской и знаменной традиций я написала одно-единственное богослужебное песнопение – «Не рыдай Мене, Мати». Это было в 1993 году, как раз перед тем, как мы с хором стали изучать древнее пение. Поставить свою фамилию я тогда не решилась (улыбается), ведь древние распевщики и иконописцы свои труды не подписывали, – пряталась за словами «старинный напев». Это строгое трехголосное песнопение, основанное на древних интонациях, мы с хористами поем до сих пор, они его очень любят. Оно уже записано различными хорами и везде значится как песнопение старинного напева (улыбается).

Я почувствовала, что должна сделать эти сокровища церковной музыки известными для моих соотечественников

Когда в нашей консерватории открылась единственная в России кафедра древнерусского певческого искусства под руководством профессора Альбины Никандровны Кручининой, я стала там преподавать по ее приглашению. Еще прежде, открыв для себя неизреченную духовную красоту древних песнопений, я почувствовала, что гораздо правильнее (для меня – у каждого свой путь) попытаться сделать эти церковные сокровища более известными для моих соотечественников, от которых их наследие так долго скрывалось. Мне хотелось этого гораздо больше, чем писать новые богослужебные песнопения. Я думала, что так совершенно не напишу.

– Сочиняя музыку, вы как-то ориентируетесь на то, что ее будут исполнять ваши воспитанники?

– Начав воспитывать детей, я вскоре убедилась, что человеку, который не созрел нравственно, очень трудно усвоить духовные истины. Мне понадобилась помощь другого репертуара – внебогослужебного, песенного. Я пробовала найти в нескольких сборниках дореволюционного времени интересные песни для детей и подростков, но они показались мне не вполне созвучными нынешнему поколению. Современным подросткам нужен насыщенный текст, дающий богатую пищу для переживаний и размышлений. Не найдя ничего, что вдохновило бы меня как педагога и дирижера, я вспомнила, что я – композитор, и, обратясь к любимым поэтам, начала писать хоровую музыку. С тех пор каждое новое произведение сразу разучивается хором.

Одна из первых песен была написана на стихотворение Сергея Бехтеева «Немногим»:

Блажен, кто, вписывая повесть
В скрижали четкие веков,
Сберег, как девственница, совесть
И веру дедов-стариков.

Сколько здесь мысли, какой объем важных понятий! Они воспринимаются все глубже и глубже с каждым исполнением. Дети с любовью поют мои песни и на стихи современных поэтов. Помимо протоиерея Андрея Логвинова, это Алексей Критский и Евгений Санин.

– Можете ли вы вспомнить какие-то интересные реакции людей на выступления хора?

После каждого концерта, а иногда и после богослужения, мы слышим теплые слова благодарности и нередко видим искренние слезы радости. Знаете, что мне особенно дорого? Некоторые люди, любящие Родину и страдающие за ее судьбу, были готовы упасть духом, видя, в каком состоянии сегодня молодежь… Услышав и увидев хор, они утешались и уходили окрыленными.

– А как вам кажется, у нас плохо с молодежью или хорошо?

– Время покажет. Задействованы такие технологии воздействия на юную душу, такие информационные артобстрелы… Сегодня непросто вырасти достойным человеком, а тем более стать носителем высокой духовной традиции. Но мы знаем, что любой человек потрясающе премудро создан Богом, в нем заложена способность к пробуждению, покаянию и преображению. Нужно создавать больше детских православных образовательных проектов, иконописных школ, хоров. Нужно привлекать талантливых и благочестивых людей к работе с детьми и молодежью. Поверьте, их в России достаточно много. Важно начать заниматься с ребенком как можно раньше, пока его не захватила стихия лежащего во зле мира. Чем раньше ребенок начинает познавать и любить Бога – тем лучше, тем надежнее его спасение.

Важно начать заниматься с ребенком как можно раньше, пока мир не захватил его

Есть, конечно, особые избранники Божии, которых Господь с детства ведет и хранит. Бывает, в хор приходит 14–16-летний подросток, и видно, что его душа сохранилась чистой, ничто плохое на него не подействовало. Но лучше все-таки начинать воспитывать детей в вере в дошкольном возрасте.

В Послании апостола Павла сказано: «…вам дано ради Христа не только веровать в Него, но и страдать за Него…» (Флп. 1: 29). Конечно, не может этот путь для педагога быть без скорбей, ведь всякое неблагородство ранит. Идет война за каждую душу. Если я вижу, что у кого-то начинаются сложности, то сразу нескольким батюшкам-молитвенникам посылаю весточку: «Помолитесь о девочке такой-то...» Очень важно, что мы живем одной духовной семьей, хористы любят и поддерживают друг друга.

Больно за всех детей, которые не соприкасаются с глубиной богатства Церкви и с красотой Божьего мира, которые не знают, как любит их Господь и как Он близок, не знают, что жизнь без Него не приведет их ко спасению.

– В Санкт-Петербурге ваш хор принимал участие в фестивале православных певческих традиций «Истоки». Что это для вас значит?

– Я высоко ценю труд отца Димитрия Кулигина, который устраивает этот фестиваль. Все больше хоров приобщается к древнему пению, люди хоть понемногу, но начинают узнавать о нашем церковно-певческом наследии. Как-то мы беседовали с одним известным театральным режиссером. У него было представление о средневековой Руси как о чем-то очень темном. В то время я преподавала в консерватории и поделилась:

«Сейчас студенты в течение почти двух лет изучают знамена, которыми записаны древнерусские песнопения, в том числе тайнозамкненные знаки, с помощью которых зашифровываются более или менее длинные мелодические построения – лица и фиты. 4–6 знаками может передаваться мелодия длительностью от 9 до 90 нот. На Руси в любом сельском храме пели по знаменам, мальчиков начинали учить пению с 9 лет, и 12-летний певчий тех времен прекрасно знал науку, которую теперь изучают в консерватории».

Мой собеседник был потрясен.

12-летний певчий на Руси прекрасно знал ту науку, которую теперь изучают в консерватории

Конечно, всем нам – всем хорам, исполняющим древнерусские песнопения, – предстоит еще много потрудиться, работая и над звуком, и над тем, чтобы исполнение соответствовало сути распева, чтобы мы понимали богословие, заложенное в знаменах, чтобы живое слово раскрывало и доносило духовные смыслы. Наши слушатели должны понимать, что 10, 20, даже 30 лет в деле возрождения знаменного распева – это только первые шаги. От того, насколько осмысленно и качественно исполнение, зависит, раскроется или нет духовная красота и глубина. Но мне представляется, что ни один православный человек, стремящийся к нерассеянной молитве, особенно русский, услышав за богослужением качественное исполнение песнопений знаменного распева, его не отвергнет.

Древнерусское певческое искусство соответствует уровню совершенных иконописных образов преподобного Андрея Рублева, о которых князь Евгений Трубецкой писал:

«Никакие слова не в состоянии передать красоты и мощи этого несравненного языка религиозных символов».

Это искусство надо уметь духовно воспринять. Для верующего русского народа язык богословия, на котором говорил в своих иконах Андрей Рублев, был понятен. К большому сожалению, его не понимают или не вполне понимают многие современные церковные люди, даже иконописцы, регенты, певчие. Я вижу большую опасность в том, что многие из нас недостаточно хорошо знают живое Церковное Предание, ведь может произойти оскудение при передаче его следующим поколениям. Мы в ответе за наше Православное Церковное Предание и должны сохранить его неискаженным, душу должны быть готовы положить за него.

Какая радость – слышать и понимать язык, который был родным для Александра Невского и преподобного Сергия!

А какая радость видеть, слышать и понимать язык – словесный, певческий, иконописный, который был родным для наших благочестивых православных предков, пока их не коснулся процесс секуляризации, для наших святых – благоверного князя Александра Невского, преподобных Сергия и Серафима! Они стяжали этот дар подвигом поста и молитвы и оставили нам это сокровище. А мы как посмотрим им в глаза – живущие по верхам, по верхам?.. Взыскуем ли мы оставленное нам бесценное наследие или по небрежению готовы предать его забвению и потерять? Что надежнее может помочь нам оградить души детей, когда охотников за ними много как никогда?

Будем же трудиться, пока есть время, чтобы не выпустить из рук и попытаться соединить эти две ускользающие нити – души наших детей и святое наследие наших православных предков.