Максимовка в Русском Космосе

Храм Казанской иконы в Сухом Карабулаке

Сколько их еще осталось в России – сел, основанных полтора, два, а подчас и более трех веков назад? Приезжаешь в такое село – и видишь, что оно не согласно умирать, что оно борется за свою жизнь, а жизнь его – неотъёмная часть жизни России. И история такого села – часть российской истории. За каждой деталью, за каждым эпизодом, за каждой судьбой – Русский Космос. И для тех, кто это понял, кто это для себя открыл, каждое старое село значит не меньше, чем столица.

33-летний иеромонах Алипий (Пышин), насельник саратовского Спасо-Преображенского монастыря, по послушанию покинул стены родной обители и живет теперь в лесной глубинке. Он – настоятель Казанского храма в селе Сухой Карабулак Базарно-Карабулакского района Саратовской области и Покровской церкви в соседней Максимовке. Оба этих села он сразу принял как родные. А о родном, о любимом всегда хочется знать побольше, правда же? Отец Алипий стал завсегдатаем областного архива и раскопал там массу интересного, прекрасного и страшного. Но обо всем по порядку. Мы едем в Максимовку, основанную в 1740-х годах^[1].

Покровская старая и Покровская новая

Поклонный крест на месте старого Покровского храма Мороз и солнце. Церковка с желтыми, как вологодское масло, стенами и ярко-синими куполами в пушистых снегах – просто чудо. Этому чуду не так много лет: в 2008-м году максимовская православная община с трудом упросила районную администрацию отдать ей помещение бывшего сельского магазина – за ту сумму, которую верующие сумели собрать. Епископ Саратовский и Вольский Лонгин – ныне митрополит Симбирский и Новоспасский – видя ревность сельских прихожан, поддержал их и нашел для храма жертвователя. Так и родилась новая Покровская.

Что же касается старого Покровского храма в Максимовке, освященного в декабре 1900 года (мы еще вернемся к его истории), – он, хоть и в поруганном и разоренном состоянии, достоял-таки до 2005 года. В конце 1980-х верующим максимовцам разрешили устроить в его колокольне молитвенный дом. Традиции благочестия в селе были живы! Люди принесли в колокольню дореволюционные храмовые иконы, хранившиеся по домам, стали молиться; когда не было священника – пели и читали сами, как могли. Но в августе 2005 года в молитвенном доме случился пожар. Самоотверженные максимовские христианки успели вынесли из огня все святыни – теперь они в новом храме. А на месте старого – совсем недалеко – Поклонный крест.

Терновый венец приходского старосты

Отец Алипий и Анна Петровна Никифорова

В Максимовке нынче праздник, который отмечается второй год подряд в определенный день – 12 января. Его можно назвать праздником малой родины или Днем сельского краеведа. А почему именно 12 января? Это день мученической кончины старосты Максимовской церкви, председателя приходского совета, крестьянина-скорняка Михаила Васильевича Куприянова, расстрелянного в 1938-м году. Рядом со мною в машине – его внучка, бодрая и энергичная Анна Петровна Никифорова, ей в феврале исполнится 86. Она живет сейчас в Саратове, но Максимовку регулярно навещает, и здесь всегда ей рады. Анна Петровна родилась через месяц после смерти деда; впрочем, семья о его смерти не знала. В прошлом году, при первом нашем знакомстве, Анна Петровна рассказывала:

– Бабушка моя, Анна Федоровна, до последнего своего часа молилась о муже как о живом. У дедушки было шестеро детей: три сына и три дочери. Мой отец вспоминал, как дед приучал их всех к труду с раннего детства: поднимал до рассвета, сажал на телегу – и в поле на весь день. Когда деда арестовали, дети были уже взрослые, у них были свои семьи, и они стали спешно разъезжаться из Максимовки. Мне было всего 3 года, когда мы перебрались в Саратов. Здесь мы пережили войну – помню голод, помню, как бомбили Увек^[2], завод «Комбайн», «Шарик» (шарикоподшипниковый завод – М.Б.). Мы на огороде своем по утрам находили осколки бомб. Бабушка моя всех нас, своих внуков, воспитала в вере. В городе действовал только один Троицкий собор, и каждую субботу мы с бабушкой ехали на трамвае на всенощную. Потом ночевали у какой-то женщины, потому что слишком далеко было домой возвращаться, трамвай редко ходил, – а утром были на литургии. То, что я выросла верующим человеком, – заслуга бабушки, я очень ей благодарна. Но и родители мои тоже никогда не отрекались от веры. В доме у нас всегда были иконы, горела лампадка, лежала на виду Псалтирь – отец и мама никого не боялись и веры своей не скрывали. И дедушку, конечно, помнили.

В доме у нас всегда были иконы, горела лампадка, лежала на виду Псалтирь – отец и мама никого не боялись и веры своей не скрывали

Постоянная прихожанка Христорождественской церкви в Саратове, Анна Петровна увидела в ее притворе объявление: те, чьи родственники претерпели репрессии за веру, те, кто хочет побольше узнать об этих родственниках, увидеть их уголовные дела, – могут обратиться к клирику храма, секретарю Епархиальной комиссии по канонизации подвижников благочестия иерею Максиму Плякину. Анна Петровна обратилась – и вскоре смогла увидеть уголовное дело своего дедушки.

В характеристике, выданной сельсоветом, Михаила Куприянова именуют «кулаком нераскулаченным», сообщают о его зажиточности, о большом земельном наделе и количестве скота (я тут же вспоминаю слова Анны Петровны о том, как Михаил Васильевич приучал к труду своих сыновей). Также в характеристике говорится, что Куприянов

«…имел овчинную кустарку, выделывал овчины и сбывал их большими партиями на рынок. Церковник, был председателем церковного совета до 15 лет (на протяжении 15 лет. – М.Б.) и церковным старостой. До настоящего времени единоличник, ведет агитацию против колхозного строительства…».

Семья Михаила Куприянова, он в картузе справа Из протокола допроса:

– Следствием установлено, что вы имеете близкую связь с монашкой Назаровой и активной церковницей Абрамовой, в октябре месяце лично вы проводили контрреволюционную агитацию о свержении советской власти, а церковница Абрамова и монашка вас поддерживали и вместе с тем восхваляли царскую старую власть…

В ответ допрашиваемый поясняет, что муж Марфы Абрамовой – валяльщик валенок, и если он, Михаил Куприянов, бывал в их избе, то только по этой причине: валенки-то всем нужны! «Контрреволюционной агитации никогда не слышал, а о Назаровой сказать ничего не могу, так как я ее не знаю…».

– О монахине Аграфене (Назаровой ) удалось узнать, что она была насельницей Борисоглебского монастыря в Аносино, это Подмосковье, – говорит отец Алипий, – там же, под Москвой, она и родилась. В Максимовке она оказалась, скорее всего, после закрытия этой обители – потому что здесь жили ее родственники. Ее арестовали вместе с Михаилом Куприяновым и расстреляли в один день с ним. В родстве с Аграфеной Назаровой состоял сельский учитель Сергей Ананьевич Никитин, который был арестован и расстрелян через месяц после нее. Марфа Алексеевна Абрамова получила 10 лет, в Максимовку не вернулась, ее судьба нам пока неизвестна. Когда мне удалось собрать данные о репрессированных крестьянах Максимовки, меня удивило, прежде всего, количество. 30 человек. Половина из них – расстреляны. И это только одно небольшое русское село…

Одно из родословных древ, подготовленных Максимовскими школьникам Отец Алипий говорит это, выступая на краеведческой конференции в почти нетопленом сельском Доме культуры. Конференция завершает день, начавшийся с Божественной литургии в Покровском храме. Богослужение совершил благочинный Базарно-Карабулакского округа иерей Николай Протасов в сослужении отца Алипия. Максимовское гостеприимство нам уже знакомо: ради трапезы, которая имела место после службы, вся женская часть села, кажется, два дня не отходила от плиты. После обеда – концерт мужского вокального квартета Спасо-Преображенского монастыря (певчие приехали в Максимовку ради праздничной службы и этого выступления перед сельчанами). И, наконец, конференция. Ее ведет Галина Теплова – местный учитель и краевед, неустанно прививающий детям любовь к родному краю и чувство корней. Под ее руководством ребята составили свои родословные: в фойе Дома культуры – целая выставка этих нарисованных «деревьев» с наклеенными старыми фотографиями. Вслед за отцом Алипием выступают Галина Золотых и Ирина Захарова, учителя-краеведы из соседней Елшанки, это уже Воскресенский район. Они собрали сведения обо всех 28 исторических поселениях родного района («Очень красивого!» – подчеркивает Галина Петровна), у них много материала о служившем в Елшанке священнике Гаврииле Архангельском и его семье^[3]. А еще – там же, в Елшанке, служил священник Александр Иванович Розов – весьма вероятно, что это родной брат отца Петра Розова, который трудился в Максимовке больше трех десятков лет, с 1890 года; но установить их родство с точностью еще предстоит.

Сердце отца Петра

Отец Петр Розов Сведения о своем предшественнике, настоятеле Максимовской церкви священнике Петре Ивановиче Розове, отец Алипий искал долго и упорно. Как и когда он окончил свой земной путь, где похоронен, что стало с его потомством?

– Наконец, я наткнулся на статью о Сергее Петровиче Розове, педагоге, директоре школы в селе Саломатино Камышинского района Волгоградской области, участнике войны, уроженце Максимовки. Я позвонил в эту школу и буквально тем же вечером уже разговаривал с внуком отца Петра, Владимиром Сергеевичем Розовым. Он знал, что его дед был священником, отец рассказывал ему об этом. По словам внука, отца Петра сначала выселили из священнического дома, потом из церковной сторожки, и он поселился в заброшенной избушке на краю села, и там – предположительно, в 1928-м году – окончил свой земной путь. И был похоронен под стенами церкви, которая еще действовала. То есть он лежит где-то рядом с нынешним Поклонным крестом, но где точно – мы пока установить не можем.

Отец Петр был обычным русском священником той эпохи. Наши сведения о нем пока фрагментарны. Но когда мы всматриваемся в эти осколки – мы видим: русское духовенство той эпохи составляло подлинное счастье державы и народа.

Русское духовенство той эпохи составляло подлинное счастье державы и народа

– Когда он был поставлен на приход в Максимовке, – продолжает отец Алипий, – здесь был старый, 1772 года постройки, холодный Покровский храм. Первое, что сделал новый настоятель, – отопление: старая церковь стала теплой. Будучи окружным миссионером, отец Петр написал небольшую книжку «Обличение раскола. Пособие для простецов – ревнителей Православия». Рассчитанная на людей, не имевших духовного образования, на крестьян – грамотных, но не более того, – она оказалась очень востребованной и выдержала два издания…

В 1899-м году по приглашению отца Петра в Максимовку приехал священник Павел Шалкинский, миссионер, для бесед о старообрядцами-раскольниками. Стенограмму этой беседы в «Епархиальных ведомостях» печатали на протяжении 11 номеров. Сторону раскольников представлял Терентий Худошин. Это был своего рода профессионал: что-то вроде платного адвоката для различных старообрядческих согласий и иных сект – молокан, духоборов и т.д. За большие – действительно большие по тем временам! – деньги он представлял эти секты или старообрядческие согласия... нет, не перед судом! – перед народом на многочисленных в те годы диспутах с «никонианской» Церковью. То есть становился на точку зрения секты и спорил с «царскими попами»: «Так, в 1894-м году Худошин был вызван в Морозов хутор Донской области казаками-беглопоповцами и провел 10 бесед с православным миссионером за 400 рублей», – рассказывает автор отчета о диспуте, опубликованного в «Ведомостях» за 1900 год. Ну, а максимовские кулугуры оказались поприжимистей: из них Худошин вытряс только 120 рублей. Но ведь в ту пору жалованье 12 рублей в месяц считалось неплохим!

Диспуты проводились в мае, после Пасхи, в пожарном сарае, в каких-то иных помещениях – и на них собиралось все село. Прямо как на футбол! Все слушали, и все болели – кто за наших, кто за оппозицию. А отец Петр был своего рода арбитром – следил, чтобы не использовались нечестные приемы, чтоб дискуссия держалась в рамках корректности и не вызывала ожесточения – ни у диспутантов, ни у болельщиков.

Покровская церковь в Максимовке

Следует отметить: теперь, когда читаешь запись этих бесед, она очень трудно воспринимается, кажется плотной, вязкой, не продерешься через все цитаты. Другим было внимание у тогдашних русских людей, не было оно измельчено телевизором.

Отец Петр был постоянным корреспондентом «Саратовских епархиальных ведомостей». Не он один – многие священники тех лет были хорошими журналистами: их заметки, их проблемные статьи и репортажи (как в церковной, так и в светской печати), написанные ими некрологи по собратьям и владыкам в тех же «Епархиальных ведомостях» – живо, ярко, рельефно показывают нам то время, его события и его людей.

Одна из публикаций отца Петра озаглавлена «Перст Божий». Она рассказывает о крестьянской девице Евдокии, дочери церковного сторожа. Семья жила в нужде, но до поры до времени Евдокия вместе со своими родителями держалась церковного благочестия. Как вы уже поняли, в Максимовке обитало немало раскольников, в их числе и самые радикальные – беспоповцы. Одна из них, соседка родителей Евдокии, агрессивная фанатичка, почему-то решила женить своего сына именно на ней – уговорив девицу, таким образом, на невенчанный брак и фактический выход из церковной ограды. Вера бедной Дуни, судя по всему, не имела глубоких корней: девушка соблазнилась жизнью в достатке, ведь семья беспоповцев слыла зажиточной. Поддержала Евдокию и мать, у которой с корнями было, видимо, не лучше, чем у дочки: пришел лукавый и похитил посеянное в сердце (ср. Мф.13,19).

Но тут вмешался отец Петр. «Горько и до боли обидно стало мне, недостойному пастырю, – пишет он в своем очерке, – о похищаемой волками овце стала Христова».

Отец Петр пригласил Евдокию с матерью к себе – для беседы, но те к нему не пришли. Тогда пастырь сам пошел к своим заблудшим овечкам. Как же он боролся за душу Евдокии! Убеждал, уговаривал, читал вслух книжки, просил опомниться, задуматься, напоминал, что вне Церкви нет спасения душе… Отец Евдокии, бывший церковный сторож, слушая, прослезился. А Дуня с матерью смотрели в пол и тупо повторяли: «Мы так надумали… Что уж теперь». Отцу Петру оставалось только молиться за этих несчастных. И он молился. И когда на Евдокию, вошедшую-таки в беспоповский дом, обрушились беды – смерть ребенка, кончина невенчанного мужа, – она, вероятно, поняла, отчего это всё произошло. И с покаянием вернулась в Церковь. И через некоторое время обвенчалась с православным односельчанином. Мать Евдокии перед смертью также принесла покаяние^[4].

Да, читая этот рассказ отца Петра, я вспоминаю слова Христа о заблудившейся в горах овце и ее пастыре (ср. Мф.18,12). И думаю: у этого сельского батюшки было воистину евангельское сердце.

«Владыка Николай отечески вник в беду нашу…»

Наш космос расширяется – от отца Петра Розова, настоятеля Максимовской церкви, мы переходим к одному из самых заметных (впрочем, незаметных среди них не было) саратовских правящих архиереев.

В 1897-м году в Максимовке случился жуткий пожар, слизавший своими языками всё село: 360 изб, амбары, хозяйственные постройки, церковь, школу. Подробности этой драмы мы узнаем также от отца Петра Розова. К легендарному максимовскому пожарищу отец Петр вернулся через 17 лет после него – когда из Александро-Невской лавры пришла весть о преставлении архиепископа Владимирского и Суздальского Николая (Налимова; 1852–1914). С 1893 по 1899 год владыка Николай был епископом Саратовским и Царицынским. В отклике своем на его смерть отец Петр вспоминает, как в те скорбные дни после пожара, оставшись – вместе со всей своей паствой – без дома и без храма, он пришел к владыке Николаю за благословением на создание благотворительного Погорельческого комитета и за утверждением его устава:

«Владыка отечески вник в беду нашу, подробно расспросил обо всем, о прихожанах, даже о семье моей… и, по обычаю своему, поцеловав меня, при архипастырском благословении прибавил: ‟Живи, живи в приходе, не бросай своих прихожан-погорельцев, построй им святой храмˮ. Затем, удалившись в другую комнату, владыка немедленно положил резолюцию на моем прошении об утверждении устава комитета, причем вложил в середину листов моих бумаг… довольно крупное пожертвование и, как мне показалось, как бы конфузясь… спешил скорее оставить меня… Сильно растроганный, я все-таки нашелся спросить владыку: ‟Как, Ваше Преосвященство, благоволите употребить вашу лепту?ˮ Он полушепотом молвил: ‟По пункту 2-му уставаˮ (половину на храм и половину – на погорельцев)»^[5].

Кстати: когда владыка Николай служил уже не в Саратове, а во Владимире, его иподиаконом и рипидоносцем был семинарист Сергей Сахаров, будущий священноисповедник Афанасий Ковровский. Владыка Николай стал для него примером истинно христианской любви, смирения и бескорыстия. Вот куда тянутся максимовские ниточки…

Тогда, после пожара, за 3 месяца был построен молитвенный дом – надо же где-то молиться, пока не подняли еще церкви! – а сам храм был освящен, как уже сказано, в декабре 1900. Об этом – репортаж отца Петра:

«Народу было столько, что Помазание елеем, совершавшееся двумя священниками, затянулось до конца службы. Радость и восторг крестьян, 3 года остававшихся без благолепного храма, были безграничны»^[6].

«По прекрасной мысли прихожан», молитвенный дом после освящения храма переоборудовали под школу для мальчиков, а в прежнем ее помещении открылась школа для девочек^[7].

Судя по историческим данным, Максимовка конце XIX века была вполне справным и живым селом, она растила и продавала хлеб, разводила неприхотливую среднерусскую овцу, дубила овчины, валяла валенки. Водных мельниц в ней было – целых 6, кузниц 7, сапожников – 4, портных – 2.

Корреспонденция максимовского священника свидетельствует: после страшного пожара его паства не разбежалась, не бросила родное село, превратившееся было в пепелище; все вместе смогли заново поднять Максимовку и с великой радостью войти в новый храм (да, тот самый, который сгорит в 2005-м). Это говорит о жизненной силе, о сплоченности земляков, о привязанности крестьян к земле. О том, чего нам так не хватает сегодня… Но мы уже едем из Максимовки в Сухой Карабулак.

Возрождение Щербатовской Казанской

Июль 2023. Престольный праздник храма в Сухом Карабулаке - летняя Казанская

Сухой Карабулак – ровесник Максимовки. Каменный Казанский храм в этом селе был выстроен в 1860-м году – местным землевладельцем, действительным статским советником князем Владимиром Алексеевичем Щербатовым; князю продала Сухой Карабулак его родная тетка по материнской линии, вдовая княгиня Наталья Степановна Голицына, урожденная Апраксина. Князь Щербатов – личность весьма заметная: в 1858–1862-м годах он был губернским предводителем дворянства, а в 1863–1869-м – саратовским губернатором. Будучи губернатором, он открыл первое Земское губернское собрание, положив, таким образом, начало работе Саратовского земства. При нем заработал также и институт мировых судей.

Не менее примечательна супруга Владимира Алексеевича, Мария Афанасьевна, в девичестве Столыпина. Ее отец Афанасий Алексеевич Столыпин, владелец имения в Лесной Неёловке Базарно-Карабулакского района,  – родной брат Елизаветы Алексеевны Столыпиной, в замужестве Арсеньевой, бабушки Михаила Лермонтова. Таким образом, Мария Афанасьевна приходится поэту двоюродной тетей. Известно, что она немало делала ради просвещения крестьян, в ее доме находилось четырехклассное училище.

Возрождение старинного храма после долгих лет поругания и запустения началось в июне 2002 года – именно тогда протоиерей Александр Ткачев († 2020) совершил в этих стенах – в пространстве, только что расчищенном от мусора – чин положения антиминса и первую Божественную литургию. С тех пор здесь сменилось несколько настоятелей, но восстановление храма двигалось очень медленно… до момента, когда настоятелем стал отец Алипий. У него почему-то дело сразу пошло. Появились жертвователи, удалось заменить сгнившую крышу, храм увенчался куполом и крестом, обрел окна и двери, стал теплым, огласил округу колокольным звоном.

Появились жертвователи, храм увенчался куполом и крестом, огласил округу колокольным звоном

Последний раз я была в этой церкви летом 2022 года, и сейчас, войдя в нее, вижу просто разительные перемены. Запустение отступает; очевидно, что в храм потянулись люди, что здесь живет молитва, даже букет роз перед Рождественской иконой – это в селе-то, среди зимы – говорит об этом.

Возвращаясь из Максимовки и Сухого Карабулака в Саратов, вспоминаю слова святого праведного Иоанна, пастыря Кронштадтского:

«Помните, что Отечество земное с его Церковью есть преддверие Отечества небесного, потому любите его горячо и будьте готовы душу свою за него положить».

И понимаю, что для всех людей, которых я сегодня встретила, с которыми общалась, это действительно так. Их путь к Небу не может пролечь мимо родного села, мимо бабушки и прабабушки, мимо старой церкви или того места, где она стояла. День вчерашний для них столь же важен, сколь и сегодняшний, потому можно надеяться, что завтрашний их день будет достойным; что в этом будущем дне они сами, их дети и внуки смогут четко ответить на вопрос «Кто вы такие?» – и с этим ответом войти в Отечество Небесное.