Елизавета Николаевна Эрсберг (1882–1942) – няня царских детей

Царское Село в 1916 году. Стоят (слева направо): лакей Журавский, Терентий Чемодуров, Васильев, Петров, Пьер Жильяр, Чарльз Сидней Гиббс. Сидят: Владимир Деревенко, Елизавета Эрсберг, Александра Теглева, цесаревич Алексей, Мария Тутельберг, Коля Деревенко, Алексей Деревенко, Александр Деревенко и Сергей Деревенко

Елизавета Николаевна Эрсберг - горничная, служившая при Российском императорском дворе в течение 16 лет. Она родилась 18 сентября 1882 года в семье Николая Эрсберга, бывшего истопником в Аничковом, Большом Гатчинском и Зимнем дворцах во время правления российского императора Александра III (1845-1894). Отец Елизаветы во время крушения императорского поезда у станции Борки в 1888 году получил травму и умер в 1889 году¹. Возможно, что Елизавета родилась в Петербурге, где в это время работал ее отец. О ее матери ничего не известно. У Елизаветы были сестры и брат Николай, служивший инженером Государственной инспекции железнодорожного транспорта.

Елизавета Николаевна Эрсберг - горничная, служившая при Российском императорском дворе в течение 16 лет

Елизавета окончила Патриотическую гимназию.

В 1898 году Эрсберг была нанята императрицей Марией Федоровной (1847-1928) в качестве горничной и проживала в Александровском дворце, в Царском Селе. Ее комната находилась на втором этаже дворца, рядом с комнатой няни августейших детей Александры Александровны Теглевой, в помощницы к которой и была назначена Елизавета. В комнате девушки висела большая икона Царскосельской Божией Матери: в официальных документах Елизавета писала, что она православная. По заведенному в то время порядку весь штат дворцовой прислуги получал вполне приличное жалованье.

В обязанности Елизаветы в качестве горничной входила уборка комнат великих княжон Ольги, Татьяны, Марии, Анастасии и цесаревича Алексея. Она также следила за их гардеробом и обучала великих княжон вязанию и рукоделию. Она сопровождала воспитанниц в их поездках в Крым, когда императорская семья ездила отдыхать в Ливадию. С девочками у нее установились доверительные отношения, которые, как и все члены императорской семьи, ласково называли ее «Лизой». Во время Первой мировой войны Елизавета Эрсберг обучала великих княжон уходу за ранеными. В числе других членов императорского дома она на протяжении всей войны работала в госпиталях.

В письмах к родственникам она сообщала, что царские дети «скромные, трудолюбивые и прилежные». О великой княжне Ольге писала, что она «может немного и полениться», а великие княжны Татьяна и Анастасия «всегда заняты шитьем и вышиванием и помогают убираться в своих комнатах». По словам ее племянницы Марии Эрсберг, Елизавета замечала, что император уделял детям больше внимания, чем супруге, которая была слаба здоровьем и часто подолгу лежала в постели с мигренью.

В 1905 году Елизавета поспособствовала получению места при дворе своей близкой подруге Анне Демидовой, которая некоторое время встречалась с инженером-путейцем Николаем, родным братом Елизаветы Эрсберг. Но слухи об их романе быстро распространились среди служителей высочайшего двора, которые стали поговаривать о скорой свадьбе. Однако из-за привязанности к царской семье (в случае замужества прислуга лишалась места) и нежелания Анны менять ставший столь привычным для нее жизненный уклад, их брак не состоялся. Анна Демидова была назначена помощницей Елизаветы, а позднее и сама стала гувернанткой императорских детей.

Елизавета не покинула царскую семью и добровольно отправилась с ней в ссылку в Тобольск

Когда в 1917 году семью должны были отправлять в ссылку в Сибирь, государыня собрала всех служащих и объявила, что была бы рада, если бы кто-то из них захотел служить им и в изгнании. Но поскольку была полная неизвестность, жалования не обещала. Елизавета, движимая чувством долга и привязанностью к девочкам, не покинула царскую семью и добровольно отправилась с ней в ссылку в Тобольск. В поезде ехала вместе с графом И.Л. Татищевым, князем В.А. Долгоруковым, доктором Евгением Сергеевичем Боткиным и др.

Она оставалась с великими княжнами Ольгой, Татьяной, Анастасией и цесаревичем Алексеем в Тобольске после того, как в 1918 году императора, императрицу и великую княжну Марию увезли в Ипатьевский дом в Екатеринбург. В это время Анна Демидова написала из Екатеринбурга в Тобольск Александре Теглевой, дав ей указания, как спрятать фамильные драгоценности в одежде великих княжон, чтобы их не нашли при обысках. Эрсберг помогала Теглевой и великим княжнам прятать драгоценности, вшивая их в корсажи, пуговицы, в меховые подкладки шляп.

Елизавета Николаевна Эрсберг

Позже Елизавета вслед за остальными членами императорской семьи отправилась в Екатеринбург вместе с Теглевой, Харитоновым, Леонидом Седневым и некоторыми другими царскими слугами, куда они прибыли в ночь на 12 мая 1918 года. Эрсберг не впустили в Ипатьевский дом, оставив ее в вагоне поезда на запасном пути вместе с Жильяром, Александрой Теглевой, Гиббсом и баронессой фон Буксгевден. Ночью к вагону поезда прицепили локомотив и увезли их в Тюмень. Таким образом, они не были расстреляны, в отличие от четырех других придворных слуг.

Когда войска Колчака захватили Тобольск, Елизавета 6 июля 1919 года была вызвана на допрос Комиссией судебного следователя по особо важным делам Н.А. Соколова, которому было поручено расследовать дело расстрела императорской семьи Романовых. На допросе свидетельница Эрсберг показала, что ей 40 лет, сословного происхождения она не знает, что она православная, грамотная, прежде не судилась.

«В продолжение 16 лет я состояла на службе при августейшей семье в качестве помощницы няни Александры Александровны Теглевой».

Далее она рассказала следователю о жизни августейшей семьи после отречения государя от престола, о событиях, которые известны из других источников, но содержат и весьма любопытные факты.

Елизавета Николаевна рассказала следователю, что императрица Александра Федоровна не упала духом, узнав, что супруг отказался от короны. Она, увидев плачущую Лизу, сказала ей в утешение: «Народ одумается, призовет Алексея, и все будет хорошо». По словам Эрсберг, когда приехал государь, то его не пропускали в ворота дворца. Он ждал, пока какой-то прапорщик не отдал приказ впустить прибывшего. Теперь можно было подняться к семье. Анна Демидова рассказывала Елизавете, что при встрече Николай и Александра обнялись и плакали.

«Жизнь внутри дворца в Царском мало изменилась после переворота. Уклад жизни был тот же. Ограничена была августейшая семья в свободе передвижения: Она была арестована и, как арестованная, она не могла никуда выходить, кроме некоторых отведенных для этого мест парка. Всегда в это время за ними следовали по пятам офицер и солдат…»

Эрсберг резко осуждала приближенных государя, которые предали его

Эрсберг резко осуждала приближенных государя, которые предали его. Предоставим слово ей самой:

«Ни разу к ним не явился свитный генерал Нарышкин. Убежал от них начальник конвоя граф Граббе. Ушел граф Апраксин. Ушел командир сводного Его Величества полка Рессин. Я думаю, им неприятно было поведение гвардейского экипажа. Когда экипаж уходил, многие матросы, считавшиеся преданными семье, те самые матросы, которые находились при "Штандарте" и "Полярной Звезде", грозили оставшемуся при семье Нагорному. Ни разу к ним не пришел и ушел от них старший офицер гвардейского экипажа флигель-адъютант Николай Павлович Саблин. Изменил им считавшийся преданным дядька Алексея Николаевича Деревенько. Он оказался вором и после переворота проявил даже злобные чувства к Алексею Николаевичу…».

На вопрос следователя о Керенском Елизавета ответила:

«Относительно Керенского я могу сказать следующее. Я видела его… в одно из первых посещений дворца. Лицо у него было надменное, голос громкий, деланный… Перед отъездом семьи в Тобольск он, разговаривая с государем, говорил ему, что он из добрых побуждений переселяет семью из Царского в Тобольск, как удаленный от железных дорог, тихий и спокойный город, где им будет лучше; что государь не усмотрит в его действиях "ловушки". Государь ему ответил, что он верит Керенскому.

Перед отъездом в Тобольск государь один виделся с Михаилом Александровичем. Керенский, как я слышала, отошел от них в это время на некоторое расстояние».

Далее Елизавета повествует о «путешествии» в Сибирь.

Тобольск (1912 год). Фото С. Прокудина-Горского

«Переезд наш в Тобольск протекал в хороших условиях. Мы ехали в удобных вагонах; наш поезд следовал, приноровляясь к нашим удобствам. Августейшая семья, когда желала, выходила и шла вдоль полотна, а поезд шел медленно за ней. Настроение было хорошее. Дети были веселы. Сама поездка, конечно, создавала такое настроение, в особенности, быть может, после жизни в Царском, где было неспокойно в последнее время. Однако я не могу забыть одной шутки тогда Алексея Николаевича. Играя с нами в карты, он, шутя, сказал: "Э, братцы, стойте! И от тюрьмы не уйдем".

Приехав в Тобольск… разместились в двух домах: в губернаторском доме и в доме Корнилова. В последнем находились: Татищев, Долгорукий, Боткин, Деревенко, Гендрикова, Шнейдер, Буксгевден (прибывшая после нас) и Гиббс. Августейшая семья и все остальные лица, прибывшие с ней, поселились в губернаторском доме. Дом губернаторский был удобный во всех отношениях: теплый, светлый, достаточно просторный, и комнаты были удобно расположены.

Народ оказывал почтение семье. Когда проходившие мимо дома видели в окнах кого-либо из августейшей семьи, кланялись и даже крестили

Уклад жизни в Тобольске был тот же, что и в Царском… Население города относилось к ним хорошо. Много разных приношений из провизии присылалось им. Многие продукты присылал монастырь. Народ оказывал почтение семье. Когда проходившие мимо дома видели кого-либо в окнах дома из августейшей семьи, кланялись и даже крестили… Многие солдаты из нашего караула относились к ним хорошо. Такие жалели и на словах, и на делах… В высшей степени хорошо, душевно относился к ним Кобылинский. Он их любил, и они хорошо все относились к нему. Он был весьма предупредителен к ним и заботился о них. Но ему было очень тяжело ладить с распущенными солдатами и приходилось быть весьма осмотрительным. Он, однако, проявлял большой такт. Не будь около них Кобылинского, я уверена, много худого они могли бы пережить при ином человеке…».

Далее Елизавета Николаевна Эрсберг дает краткую характеристику комиссарам, приставленным к царским мученикам.

Чрезвычайный комиссар ВЦИК В. В. Яковлев (К. А. Мячин)

«Комиссар Панкратов был хороший, честный, добрый человек. Он хорошо в душе относился к ним и, как заметно было, жалел их… Его помощник Никольский был страшно грубый и недалекий. Он худо относился не только к ним, но и к нам… Нам с разрешения правительства было прислано в ящиках из Царского лекарственное вино: "Сен-Рафаэль". Никольский, как увидал это, вскочил на ящики, давай их рубить и все вино уничтожил. Его даже солдаты за это ругали "идиотом"… Потом приехал к нам комиссар Яковлев… Цель приезда к нам Яковлева заключалась в том, что на него большевистским правительством было возложено поручение увезти государя из Тобольска. Все тогда знали, что Яковлев приехал из Москвы и распоряжается по уполномочию из Москвы. И государь, и государыня, по словам княжон, думали, что большевики хотят перевезти его в Москву, чтобы он заключил мирный договор с немцами. Из-за этого государыня и страдала… Императрица решила ехать сама с государем, думая, что она может воздействовать на него в таком направлении, как это лучше для их блага…. Уехали они втроем: государь, императрица и Мария Николаевна. С ними же уехали Боткин, Долгорукий, Чемодуров, Седнев и Демидова. Условия переезда их были уже совсем не те, что раньше, когда мы ехали в Тобольск. Они поехали в отвратительных тележках, без всяких удобств…

Возвратившиеся назад офицеры и солдаты, ездившие провожать их, говорили, что Яковлев из Тюмени поехал на Екатеринбург, но вынужден был вернуться дорогой назад, так как получил сведения, что Екатеринбург их не пропустит. Тогда он из Тюмени поехал по направлению к Омску. Однако и здесь его не пропустили. Тогда, переговорив откуда-то по прямому проводу с Москвой, он отвез их в Екатеринбург…Потом они были доставлены в дом Ипатьева.

Спустя некоторое время приехали и за детьми. К нам пришел в дом комиссар Хохряков, а потом появился Родионов. Главным считался Хохряков. Но он ничем себя не проявлял. Он был похож на простого матроса. А Родионов был не похож на простого, не интеллигентного человека. По моему мнению, это был по всем приемам жандармский офицер, а не солдат. Он худо относился к нам, грубо. Он в грубой форме запретил Ольге Николаевне затворять на ночь двери и предупредил, что иначе сломает дверь…. Отношение его к княжнам было такое, что как будто бы он вызывал их гнев. Он обыскал монахинь, когда они пришли к нам на богослужение, и поставил около священника во время службы красноармейца. Он с видимым удовольствием говорил нам, что в Екатеринбурге режим другой, и прибавлял при этом: "Я устанавливал"…

Кажется, 6-7 мая по старому стилю мы выехали из Тобольска и через несколько дней прибыли в Екатеринбург. Дорогой Родионов худо держал себя с нами. Он не позволял в грубой форме, с придирками затворять княжнам их каюты. Алексея Николаевича с Нагорным он запер снаружи на ключ.

Утром, когда мы были в Екатеринбурге, в наш вагон (я находилась с детьми) явилось двое. Один был Заславский, другого я не знаю и не помню. Фамилии Белобородова я тогда не слышала. Они потребовали от детей, чтобы они выходили. Были поданы извозчики. На одном с Ольгой Николаевной сел Заславский. На другом Хохряков с Алексеем Николаевичем, а на третьем Татьяна Николаевна с Анастасией Николаевной… Потом, спустя некоторое время, явился снова Заславский и потребовал Татищева, Гендрикову и Шнейдер. Он сам их куда-то увел. После этого Родионов сказал нам: "Ну, через полчаса и ваша судьба решится. Только ничего страшного не бойтесь". После этого, кажется, тот же самый, который приходил в вагон с Заславским, увел Труппа, Харитонова, маленького Седнева, Нагорного и Волкова… Мы все остальные были объявлены свободными и уехали в Тюмень. До выезда в Тюмень я с Теглевой и Буксгевден ходила в город и видела дом, где была помещена семья. Весь дом был обнесен забором, закрывавшим и ворота: ничего не было видно. Родионов нам тогда же объявил, что мы не имеем права оставаться в Екатеринбурге и должны уехать. Поэтому мы и уехали. Было разрешено остаться только Деревенко».

На следствии Елизавете были предъявлены различные предметы, многие из которых Эрсберг признала принадлежавшими царской семье

На следствии Елизавете были предъявлены различные предметы: рамочки для портретов, серьги, раздавленные жемчужины, разломленные части украшений из золота, три образка, палец, челюсти, крест, две пряжки от туфель, пряжки от пояса мальчика, стекло от пенсне и очков, 4 пуговицы от дамского пальто и другие предметы, многие из которых Эрсберг признала принадлежавшими царской семье…

Сохранились ее характеристики членов царской семьи:

«Ольге Николаевне было 22 года. Она была среднего роста, стройная, худенькая блондинка. У нее были голубые продолговатые глаза, красивые, добрые; хорошие зубы. Характером она была вспыльчивая, но отходчивая. Она была простая русская девушка. Хорошо она играла на пианино, любила поэзию и литературу. Я не слышала, чтобы она писала стихи. Стихи, кажется, писала Гендрикова. Хозяйства и вообще дамских таких интересов она не переваривала и в жизни была не практична.

Татьяне Николаевне было 20 лет. Она была выше Ольги Николаевны. Глаза ее были светло-карие. Она была энергичная, замкнутая, самостоятельная, деловая. Она любила страшно рукоделия. Хорошо играла по нотам на пианино. Она была ближе всех к императрице.

Мария Николаевна имела 18 лет. Она была такая же блондинка, как и Ольга Николаевна, волосы ее вились. Глаза ее были громадные, светло-голубые. Она была красивая. Характер у нее был приветливый, ласковый. Она была попроще других и любила страшно возиться с ребятами.

Анастасия Николаевна была "толстушка". Она была весельчак и хорошо играла комические роли в любительских спектаклях.

Императрица сильно постарела. Стан ее согнулся. Как женщина она еще сохранилась, но на вид она была старуха. Она была властная, с сильным характером. Но для нас она была весьма доступна и простая. Государя она покоряла своим характером. Он уступал ей. Она любила его и только его одного. Это ясно было видно всем. Она была очень религиозна и верила в силу молитвы. Распутина она таким и считала. Я видела у нас Распутина раза два-три. Каждый раз я его видела около постели больного Алексея Николаевича. На этой почве он у нас и появился: государыня считала его праведником и верила в силу его молитв.

Николай II с дочерьми Ольгой, Анастасией и Татьяной в Тобольске

Государь был проще императрицы. Он был очень простой и добрый. Он любил простой народ, и его любили многие солдаты, которые с ним соприкасались. В Тобольске он любил зайти в караульное помещение и поиграть с ними в шашки, поговорить. То, что случилось с Россией после его отречения, его сильно трогало. Это заметно было по его настроению… Он сильно любил семью и был по натуре редкий семьянин.

Алексей Николаевич был прекрасный мальчик: остроумный, веселый, ласковый. Он был очень хорошенький. Его все любили…».

Елизавета Николаевна с частями Белой армии прибыла в Екатеринбург на поиски останков членов императорской семьи

Елизавета Николаевна с частями Белой армии прибыла в Екатеринбург на поиски останков членов императорской семьи. Почему-то решив, что тела расстрелянных мучеников были выброшены в водоем, она, наняв лодочника, безуспешно искала их в болоте и пруду.

С миссией Красного Креста, через Дальний Восток, Японию, Америку и Францию Елизавета Николаевна приехала в Данию, где встретилась с императрицей Марией Федоровной (1847-1928), которой рассказала все, что знала о трагической гибели ее сына Николая и внуков. Мария Федоровна выделила ей пособие, однако с ее смертью в 1928 году Елизавета Эрсберг осталась без всяких средств к существованию.

Тогда она приняла решение ехать в СССР, где проживали ее родственники. За нее хлопотал брат, который еще до революции служил инженером на железной дороге под началом статского советника Владимира Скрябина, родного брата Вячеслава Скрябина-Молотова, будущего сталинского премьер-министра. Николай обратился за помощью к Вячеславу Михайловичу Молотову, и тот по просьбе родного брата Владимира дал разрешение. Елизавета ехала в Россию через Швейцарию и Чехословакию. При въезде в СССР Елизавете Эрсберг было дано указание в течение 24-х часов явиться во Всесоюзную чрезвычайную комиссию, где с нее взяли подписку о неразглашении сведений о жизни Николая II и его семьи.

Во время Второй мировой войны Эрсберг и ее сестер должны были эвакуировать из Ленинграда и с этой целью в жилищном управлении у них взяли паспорта, но они почему-то не поехали, а без паспорта не могли получать хлебные карточки. Елизавета Эрсберг и ее сестры умерли от голода в один день - 12 марта 1942 года во время блокады Ленинграда и были похоронены на кладбище «Остров декабристов».

ЛИТЕРАТУРА

• Соколов Н.А. Убийство царской семьи. - М., 1990.

• Протокол допроса Е.Н. Эрсберг, 6 июля 1919 г. // Соколов Н.А. Предварительное следствие 1919-1922 гг.: Сб. материалов / Сост. Л.А. Лыкова. М.: Студия ТРИТЭ; Рос. архив, 1998. С. 135-148.

• Чернова Ольга. Верные. О тех, кто не предал Царственных мучеников. Изд-во «Скрижаль». СПб., 2018. С. 741.

• Жук Ю.А. Претерпевшие до конца. Судьбы царских слуг, оставшихся верными долгу и присяге. - СПб., 2013.

• Платонов О.А. Убийство царской семьи. - М., 1991.