«На страже духа». Письма и дневники. Часть 13

В издательстве Сретенского монастыря готовится к выходу в свет книга архиепископа Никона (Рождественского) "На страже духа". Предлагаем нашим читателям познакомиться с отрывками из этой работы.

Архиепископ Никон. 1900 г.

Уже и Пятидесятница преполовилась, а я, пользуясь Вашим позволением не спешить с ответом, еще не ответил Вам… Вы ждете от меня «сатисфакции» за сие, а мне приходится просто просить у Вас смиренно прощения… Ведь все еще болею – вот уже почти год (28 мая), как малярия меня захватила, а тут – экзамены отнимают время, иногда с 9 утра до 6 вечера… Кое-как не умею делать, а как следует – еще не научился, а хочется и частичку души вложить в это дело… Сего ради простите.

Живем в каком-то бреду. Сегодня, наприм[ер], ночью – вдруг сильнейший взрыв, и никто не может сразу даже понять: что и где? Думается: уж не на вулкане ли? А наши либералы мутят и мутят и все дерзостнее становятся, и неведомо, что будет завтра. За Великий пост целую войну я выдержал за говенье учащихся в городских школах: и плодом было то, что дух антихриста повеял воочию… Читаете ли «Моск[овские] вед[омости]»? Конечно, читали мой дневник? Это мой ответ преосв[ященному] Исидору^[1] – либералу из епископов. Читали и заметку Православного^[2]? Она имела плодом то, что премия не утверждена. В академии великий раскол. Либералы выходят из берегов. Студенты, не пожелавшие пристать к стачке, мучатся на репетициях, им грозят единицы на экзаменах. Обидно за Церковь, за власть. Сумасшедший дом… Мой цензор говорит: «Прежде я подписывал статьи о[тца] Никона, не читая, теперь прочитываю каждую строчку». И изволит иногда вычеркивать… Вот Вам и мое архиерейство: попал в неблагонадежные, в школьники, коим тетрадки черкают… Но суть-то в том, что хочется меня уколоть чем-нибудь. В угоду Тихомировым, Каптеревым, Кареевым^[3] и комп[ании], им же имя легион. Старичок^[4] подслуживается, либеральничает, кокетничает с либералами, будто те старички, что в театр ходят… Ох, время! Преосв[ященный] Евдоким собирается в Палестину. Я так измучился за зиму с своею болезнью, что только и мечтаю на подножный корм. Нервы никуда не годятся.

Красное яичко 17 апреля^[5] для всех раскольников, сектантов, особенно для поляков, иезуитов, для нас было… горькою пилюлей. О, если бы эта пилюля имела свое целебное действие, если б она протрезвила всех нас, пастырей Церкви, от архи- до просто иереев, если бы мы поняли, что теперь нельзя называться только христианином, надо быть таковым… Но где признаки такого отрезвления? Говорят, что затея с патриаршеством^[6] была так ведена, чтоб потом и патриарх был «белый»: совсем в духе Розанова…

Наш владыка, к чести его сказать, один был против спешности церковной реформы. Исидор получил выговор чрез Синод от царя. Но как прискорбно, что 25-летие великой по своему значению деятельности Константина Петровича^[7] ничем не было отмечено Свыше!.. Так-то ценят ныне великих людей. Приветствуя его, я дерзнул сказать, что его служение особенно благопотребно ныне, когда «Держай» отъемлется от среды, а на его место грядет ин… во имя свое^[8]. В самом деле, не думаете ли Вы, что сей «ин», о коем говорит Христос, близок уже? Одна ветхая денми старица-юродивая сказала недавно об антихристе: «О, да он уже не маленький паренек, у него уже усы пробиваются». Если не в буквальном, то в переносном смысле верно…

Лишь только написал эти строки – звонит телефон и говорит преосв[ященный] Серафим: «Что поделываете?» – «Пишу преосвященному Арсению в Псков». – «От меня ему низкий поклон», – что и исполняю.

Кто сей «большой муж», пред кем Вы раскрыли подпись «Православного»? Рад, что он утешен: пусть же утешится и тем, что премия сорвалась…

Печатаю второе издание своего «Голоса». Исправил кое-что. А получили ли Вы мое «Братское слово» к инокам? Послано, кажется, с полсотни экземпляров. Ах, если б здоровье было получше: надо бы ночи просиживать над машинкой. А то – до вечера бы добраться да в постельку поскорее… И в постели не ладно: к утру кошмары мучат. Летом хотелось бы хоть недельки две-три провести «на лоне природы».

Я писал Вам, кажется, что в академии откроется кафедра противосектантских учений. Как бы хотелось в Москве образовать братство или кружок ревнителей Православия ввиду того поругания, какому святая наша вера будет подвергаться теперь ради грехов наших многих. Бороться ведь придется, а мы безоружны… Наши «профессора», «доктора богословия» на что способны? Разве только ереси разводить.

Скорее бы Владыка возвращался из Питера.

Живу я на краю Москвы^[9]: уголок сравнительно тихий, не всякий ко мне сюда поедет: и дорого, и далеко – времени жаль, да и воздух куда лучше Москвы. Зелени много, могилы Гоголя, Хомякова, Самарина, Языкова^[10] и многих других писателей – перед глазами. Сегодня, наприм[ер], был директор Учит[ельского] института^[11], я подвел его к краю своей терраски и сказал: «Вот могилы Гоголя и Хомякова, поклонитесь этим носителям русских заветов христианских»… […]

Перечитываю возмутительную, гадкую литературу: прислал мне генерал-губернатор 68 сортов разных прокламаций для ознакомления (в видах писательских). Что за мерзость, какой адски-смрадный дух… Кстати, попадала ли Вам прокламация «христианского братства борьбы»? Это уже не жиды писали, а какой-нибудь из наших ренегатов-профессоров: так и веет духом богословских вестников. Я не удивлюсь, если окажется и так, хотя слухи идут, будто это диавольское «братство» составилось в среде питерского духовенства. Не клевета ли на честных отцов? И по делам: не суйтесь туда, куда вас не просят, а делайте свое дело.

На каждом экзамене я веду речь с молодежью о том, что для счастья надо быть истинным христианином – не на словах, а на деле. Слушают внимательно, кажется. Оделяю их своею лекцией «Что нам нужнее всего?» Если из тысячи ляжет на сердце хоть одному – и за то хвала Богу.

Прошу святых молитв Ваших и, с любовью о Господе объемля Вас всем сердцем, имею честь быть Ваш искренний собрат и сомолитвенник — подпишу уже рукою

Ваше Преосвященство, возлюбленный о Господе Владыко.

Ради нового года простите мне старые долги. Вашу приветственную телеграмму с Ангелом я получил ровно через три недели: не посетуйте, если письмо получите через месяц после телеграммы.

Благодарю и с новым годом поздравляю. О новом счастье уж как-то и заикаться не хочется: хоть бы ушло от нас старое несчастье, и то будет уже счастье.

Бурную пучину пережили мы, но берега еще не видно, так себе, какой-то Мелит среди океана^[12]… Жиды меня приговорили к смерти, подстерегали, но Бог пока хранил меня. Пять праздников кряду стоял некто у моей двери, ожидая выхода или возвращения из церкви, но безуспешно, я или не выходил, или раньше его появления выходил и возвращался поздно. А тут еще травля от отцов иереев, Бог им прости. Ведь какая же низенькая подкладка под все это: простая месть за мой сильный протест в защиту святителя Филарета, осмеянного в О[бществе] губителей духовного просвещения. Протест читан им 11-го, а 15-го они получили мою проповедь с предписанием ее читать, отсюда и воспылал их гнев… Впрочем, как обычно в таких случаях, проповедь искали, перекупали, и «Мос[ковские] вед[омости]», ее поместившие, перекупались по пяти рублей. А без протеста иерейского сего бы не было. Так и зло обращает Бог во благо.

Посылаю Вам первый опыт… если угодно – архиерейской газеты. Приглашаю собратий епископов к взаимному общению. А кому нет времени самому писать – пусть мне присылают: буду гектографировать и рассылать… Право же, надо спеваться, да будем едино… Поучимся объединению у наших же врагов. Ведь душа изболелась. И хоть бы высшая-то наша власть церковная не шаталась, а то на что это похоже: 2-й член Синода издает проповедь, а другие члены, даже ничем не прикрываясь, подписывают, по приказу мирянина, косвенный выговор ему за то. Издается «Воззвание», и верные Церкви пастыри и даже миряне – критикуют сие «Воззвание». Хотят возродить приход и обращаются к городским головам… Что-то непонятное: будто во сне живешь… Именуемый «священник»^[13] издает газету, с позволения сказать, «Божию правду», которую следовало бы назвать «Прелестью бесовскою», миряне возмущаются, а церковная власть молчит… Он открыто ходит по улицам древнеправославной Москвы в мирском костюме, посещает театры, и все остается бесследным… А ведь все это – пробные шары. За ними пойдут и его страстные почитатели, коих в Москве немало среди иереев.

Чует сердце, что готовится раскол, если Церковь не станет крепко на своих вековечных устоях. А что творится в народе – страшно думать.

В вашей академии разыгрался скандал, который всячески стараются замолчать. Мышцин отбил жену у Тихомирова, а тот подал прошение об отставке с мотивировкою, конечно, нелестною для соперника. Жена соперника подала тоже в совет заявление, что муж ее неповинен – читай: я ему позволяю завести и еще хоть пару жен… И все это разбирается в совете, сидят часа три, спорят, точно ищут квадратуру круга… Нечего сказать: самое приличное ученым богословам занятие. И вот такие-то люди хотят преобразовывать Церковь. Ведь страшно становится, когда подумаешь: куда же мы идем?

Помолитесь за меня грешного, так осуждающего тех, кого, яко ненавидящих мя, должен бы благословлять. Не скорбите на меня. А впрочем, от Вас готов принять я слово колкое, ибо люблю Вас.

Купить эту книгу можно будет в розничном магазине «Сретение»   в оптовом интернет магазине