Как правнук прабабушку воскрешал,
или Дети в храме

Бабушка Тоня из нашего храма (ныне покойная) и моя Маша

Недавно мы с Машей опоздали на исповедь. Ну как – недавно? Если честно – то прямо в праздник Сретения Господня взяли и опоздали. Муж уехал раньше, кто из детей собирался на службу (а их, увы, было немного – одна Тоня), ушел на своих ногах. А мы возились, возились, в итоге выехали позже запланированного.

Маша протиснулась к аналою, а там – пустота. Дочка смотрит удивленно по сторонам и спрашивает: «Мама, а где же Боженька?»

Примчались, залетели в храм, Маша протиснулась к аналою (она же тоже исповедуется, несмотря на свой драгоценный синдром Дауна), а там – пустота. Батюшка уже ушел. Дочка смотрит удивленно по сторонам и спрашивает:

– Мама, а где же Боженька?

Вот так, оказывается, чистое дите к священникам относится.

«Батюшка живет в храме!»

Я потом это нашему отцу Сергию рассказала, который Машу чаще других исповедует. И в тот день он должен был. Ну как – исповедует. Она к нему подходит, он присаживается на корточки, и они начинают обниматься. Я пыталась спросить: говорит ли она что-то? Но была жестко отправлена восвояси – тайна исповеди.

В общем, рассказала, на какие недосягаемые высоты мой ребенок его вознес. А батюшка тоже историей поделился:

– Был у меня такой случай. Мои дети ходили в православную группу в детском саду. Православие у них выражалось в том, что они перед едой молились, священник к ним приходил на праздники. Новый год, 23 февраля, 8 марта они не отмечали, а вот Покров, Рождество, Пасху, Крещение – это да. Делали какие-то концерты и так далее. И вот как-то я привел в сад одного из своих, не помню уже – кого. И девочка, лет пяти, такая: «А ты на батюшку похож». – «А я и есть батюшка». – «А где ты живешь?». Я ей назвал адрес, где проживаю. «Ну, значит, ты не батюшка, – говорит. – Батюшка живет в храме!» Устами младенца глаголет истина, ничего не могу сказать.

Ничего страшного. Зато Маша моя отцу Сергию подняла его священническую самооценку.

Но вообще, дети в храме – это отдельная богатейшая тема. Да и не в храме тоже. Как ляпнут – хоть стой, хоть падай. Но церковные дети – это прямо отдельная субкультура. Да и мы, взрослые, – не менее.

«Ба! Смотри – Дед Мороз!»

Я тогда ту историю про Машу и Боженьку у себя в соцсетях рассказала. И люди начали делиться своими.

«У нас батюшка худой и высокий. Как-то побывал в садике, пришел, смеется. Кто-то из малышей, продвинутый в теме, подошел к нему: “Это тебя гвоздями прибивали?” – “Нет, – отвечает батюшка. – Не удостоился еще”».

«Идем с детьми, навстречу батюшка. Такой худенький, бледный, с длинными развевающимися волосами. Ходит служить пешком и в рясе. Дети увидели, остановились как вкопанные и на всю улицу: “Господь!”».

Так что Маша моя в этом оказалась не уникальна.

А иногда бывает, что дети батюшек, наоборот, низлагают. Как тогда девочка нашего отца Сергия. Или был у нас как-то храмовый праздник. Я его хорошо запомнила по двум причинам. Первая – потому что у нас владыкой был тогда епископ Тихон (Шевкунов), ныне – митрополит. Было это совсем недолго, но есть такая страница в истории нашего прихода.

У нас и еще одна уникальная страница, кстати, есть. Наш храм после советского времени освящал митрополит Киевский и всея Украины Владимир (Сабодан). Только он тогда никаким митрополитом Украинским еще не был, а, по-моему, управлял делами Московской Патриархии.

А тогда на праздник служил у нас владыка Тихон. Понятное дело, во всем своем облачении, в митре. Я с девчонками впереди сбоку стояла. Рядом мальчишка какой-то с бабушкой.

И вот выходит на амвон владыка. Облачение при свете переливается. И тут мальчик этот во весь голос: «Ба! Смотри – Дед Мороз!». Лицо бабушки в тот момент достойно было кисти художника. Хорошо, владыка не слышал. Или наоборот – жаль, что не слышал. Ну, или виду просто не подал.

Как обнимает Бог

А под постом о Маше читатели продолжали делиться своими историями. Были две очень трогательные.

«У меня был случай. До сих пор вспоминаю о нем с теплотой и любовью. В тот весенний вечер я долго молилась, пытаясь избавиться от внезапно обрушившейся хандры. Молитва шла тяжело и закончилась словами: “Господи, просто обними меня!”. На следующий день после литургии мы с моей духовной сестрой одевались в притворе храма. Дверь в храм была открыта. Люди, собираясь домой, обменивались впечатлениями. И вдруг я увидела, что в нашу сторону очень активно пробирается незнакомая мне девочка лет шести-семи с синдромом Дауна. Подбежав к нам, она заключила меня в свои объятия. Сказать, что мы с духовной сестрой были удивлены, – ничего не сказать. Она была такая искренняя и настоящая! В ответ я тоже стала обнимать ее и почувствовала, что уныние отступает и приходит свет. А после, по дороге домой, пришло и понимание того, что это был ответ от Господа на мою просьбу “просто обнять”. Теперь-то я знаю, как обнимает Бог».

У Маши, когда она родилась, был такой мудрый взгляд, что мне тогда казалось, будто ее глазами на меня смотрит Бог

По понятным причинам меня эта история растрогала до слез. И я пригласила эту женщину приезжать к нам в храм, чтобы Маша ее обнимала. Вспомнила сейчас. Знаете, как было, когда у меня младшая дочка только родилась? У нее первый месяц, наверное, был очень серьезный и как будто бы даже мудрый взгляд. И вот она смотрела всё время на меня этими своими мудрыми глазами пристально-пристально. Как будто в душу заглядывала – что там у меня. И мне тогда казалось, что этими ее глазами на меня смотрит Бог. И чего-то ждет. Наверное – принятия и благодарности.

Настоящая отсталость

«Дочка – аутистка, – читала я дальше. – Когда батюшка при открытых вратах поднимает руки, то дочь встает напротив него и тоже поднимает руки. Как-то прихожанка спросила ее, что она чувствует. И дочь ответила: “Мне приятно”. Я спросила прихожанку – почему она спросила об этом, ведь раньше не спрашивала. А та ответила, что у Вики была блаженная улыбка».

Еще вспомнила – про особых людей в храме. Но это уже про взрослого. Это было на вечерней службе перед помазанием. Стояли священники со свечами, потом вынесли Евангелие. А прямо напротив меня на другой стороне стоял один наш прихожанин, сейчас он уже умер. Хотя он приходил на службы самостоятельно, у него явно было что-то с психикой. Умственная отсталость – точно. Он плюс-минус нормально говорил, правда, не всегда нормальные вещи. А лицо его чаще имело бессмысленное выражение.

И вот стоял он с этим своим бессмысленным выражением и глазел по сторонам. Я, правда, тоже глазела – вместо того, чтобы молиться. Не знаю, что там было у меня с выражением. Начали читать Евангелие. А человек этот – напротив меня. И тут лицо его меняется – прямо в одну секунду. Оно вдруг стало не только осмысленным, но прямо одухотворенным. Он смотрел своими глазами – светлыми, глубокими – куда-то вдаль, поверх всех и как будто что-то видел, что не видела я. Или Кого-то. Это было настоящее чудо.

Священник закрыл Евангелие – и всё. На лице того человека как будто погас свет. Опять обычное, привычное выражение. А я тогда стояла и думала: «Большой вопрос – у кого тут умственная отсталость. А скорее – духовная. У меня – или у него».

«В крещении – просто Смирнова»

А что касается детей, иногда правда бывает очень забавно.

Помню, однажды пришел на Причастие мальчик. В шапке. Почему-то не снял в храме. Ну и стоял впереди перед амвоном. И бабушка какая-то строго так: «Мальчик! Шапку сними!» – «А он почему в шляпе?» – не растерялся малыш. И показал рукой на диакона в камилавке, который как раз вышел. По-моему – в камилавке. Я, если честно, сама в богослужебных «шляпах» плохо разбираюсь.

Диакон наш тогда аж закашлялся. А бабушка крепко задумалась – было видно.

А еще я однажды наблюдала, как подошла ко Причастию девочка лет пяти.

– Как тебя зовут? – спрашивает батюшка.

– Владлена Игоревна Смирнова, – отвечает.

Я это прямо навсегда запомнила.

Батюшка взял себя в руки и дальше спрашивает:

– А в крещении?

– Просто Смирнова.

– Анфиса, Анфиса, – раздался на весь храм шепот.

«Причащается младенец Анфиса…» – «Игоревна», – уточнила девочка

– Причащается младенец Анфиса.

– Игоревна, – уточнила девочка.

Батюшка уже ничего не сказал. Причастил и всё.

Хотя чего я удивляюсь. Мы как-то долго учили Машу называть ее фамилию, имя и отчество. Так она в итоге, подойдя к Чаше, так и сказала: «Прищепа Мария Вадимовна».

На отпевании

А это мне знакомый батюшка рассказывал, отец Димитрий. Тема эта «детская» богатая, конечно. Я, наверное, никогда не закончу.

Он сейчас – не знаю даже где. Раскидала нас жизнь. А когда-то служил на новых территориях. Только тогда это Украина была.

Отпевал он в тот день какую-то бабушку. Лежала она в гробу – беленькая, ясненькая, как ромашка. Вот-вот улыбнется. Сразу видно – хороший человек. Вокруг гроба – родственники безутешные. Дети, внуки, правнуки даже. И муж ее, на удивление еще живой. Но вряд ли понимающий, что происходит. Отец Димитрий говорил, что дед, в связи с почтенный возрастом, был уже как самый младший правнук.

А вот правнук этот лет трех смотрел на все это дело, смотрел… Потом пошел к кувшинчику со святой водой (он там на столике стоял), взял его, вернулся – и в гроб на бабушку вылил. Никто даже сориентироваться не успел. Когда начали выяснить да прояснять ситуацию, параллельно ругая мальчугана, он им всем ответил:

– Так вы же сами говорили, что эта вода – живая! Вы плачете, а я хотел ее оживить!

Кто-то крякнул, кто-то хмыкнул. А потом вообще хохот раздался. Это дед заливался как ребенок.

…И это мне тоже отец Димитрий когда-то рассказывал. Поехал он с воскресной школой в близлежащий монастырь – женский. В паломничество. А до этого деткам на занятиях рассказывал, кто такие монахи. Книжки читал, картинки показывал.

Приехали в лавру, Максимка на насельника одного пальцем показывает: «Папа, смотри, аэромонах!»

Приехали, идут по обители. Навстречу – игумения. Подходит, здоровается, расспрашивает. И тут один мальчишка. Ну как – один. Батюшкин сын, если честно, Максимка, дергает ее за рукав и спрашивает: «А ты почему без бороды?». Книжки-то про мужчин-монахов были.

У этого Максимки батюшкиного вообще с монашеством не задалось. Отец Димитрий рассказывал, как они как-то в Киево-Печерскую лавру ездили. И батюшка детям своим по пути объяснял, в чем разница между иноком, монахом, иеромонахом и так далее. Приехали, Максимка на насельника одного пальцем показывает:

– Папа, смотри, аэромонах!

Смешно было. Особенно монах смеялся. Эх, жаль, сейчас не смешно. Монахам киево-печерским вообще не до смеха. И где отец Димитрий с семьей? Где Максимка его говорливый?..