Евгения Матвеевна Грика: «Доброта — эта самое основное, что есть в человеке»

Несколько лет назад сотрудники Сретенского монастыря, ухаживавшие за Евгенией Матвеевной Грикой, записали с ней беседу. Сегодня, в 9-й день по упокоении Евгении Михайловны, мы публикуем из нее отрывки.

Евгения Матвеевна Грика. Фото: Православие.Ru

Родилась я в 1914 году прямо на Рождество Христово, и дали мне имя Евгения. Я коренная москвичка. Когда произошла революция, мне было три года. Кругом разруха. Мать убили бандиты, отец делал революцию, а я жила, можно сказать, на улице: кто что подаст покушать. Москва была чудесной, несмотря на то что, была разоренной. В Москве тогда было полное безвластие, и мы не знали, что будет завтра. Но я из Москвы никуда не уезжала. Люди тогда были добрыми.

Однажды я ехала в поезде. Было прохладно, и я достала свою шаль, чтобы укрыться. Вдруг мужчина с полки на втором этаже попросил: «Ну-ка, покажи свою шаль». Оказалось, это был известный художник. Он взял меня за руку и потащил к министру культуры Фурцевой. Говорит ей: «Я привел вам жемчужину, самородок». Достал шаль и показал ей. На Фурцевой была накидка из норки, она посмотрела и говорит: «Кого за границей я удивила своими мехами? А вот такой шалью я бы удивила всех». В другой раз меня пригласили к министру легкой промышленности, и у него в кабинете мы решили проверить, кто лучше свяжет шаль: я или мастера его лучшего завода. Так вот, через месяц я во второй раз пришла к этому министру со своей шалью. Сравнили с заводской. Министр посмотрел заводскую шаль, откинул ее и говорит: «В ней души нет». А еще я дарила шаль Анжеле Дэвис, она боролась за права негров во всем мире. Вот как изменился мир, сегодня уже белые борются за свои права.

Фурцева меня потом вызвала и предлагала пойти учиться. А я отказалась под предлогом детей. На самом деле я не хотела учиться, чтобы не потерять своего стиля, своего внутреннего мира, того, что во мне заложено от Бога. Они стали бы учить меня своему, а я хотела остаться с тем, что было во мне.

У меня был кооператив прикладного искусства, там работали слабо слышащие и глухонемые люди. Лужков лично принимал меня. Мы вязали, резали по дереву уникальные вещи. У нас было пять огромных выставок, а про маленькие я и не вспоминаю. Кооператив размещался в доме, где сейчас находится монастырский магазин. В храме располагалась мастерская Грабаря. Они работали по камню прямо в храме. Пыль столбом летит. Я говорю: «Ребята, не жалко вам, ведь здесь фрески?» А они мне отвечают: «А что нам делать, у нас семьи, их кормить надо, а другого помещения нам не дают».

[Мнение Евгении Матвеевны о взаимоотношениях в бывшем Сретенском монастыре с 1991 по 1994 г. редакция опускает в силу крайней субъективности оценок и характеристик].

С отцом Тихоном мы тоже много воевали. Но долго с ним воевать невозможно, он лучезарный какой-то. Бывало, мы повздорим, я иду по территории, а он навстречу мне: «Евгения Матвеевна, идемте обедать!». Берет меня за руку и ведет в трапезную.

За рубеж я никогда не ездила, а если бы и пригласили — не поехала бы. Я никогда не считала, что мой труд — это что-то выдающееся, а старалась все делать для своей страны. И все мои работы о нашем народе и о народном укладе. Учиться мне довелось мало, всего четыре начальных класса. Но читать и писать научилась. Я за свою жизнь много книг прочла. Рано вышла замуж. Потом дети пошли.

У меня пять свидетельств на изобретения — все сама придумывала, из души. Мои работы — это отражение моей души, моего восприятия окружающего мира.

В войну я за мужем всюду ездила, он военный был, пограничник. И я сказала: куда иголка, туда и нитка.

Евгения Матвеевна Грика. Фото: Православие.Ru

Мне 96 лет, я всех детей схоронила, а сама вот еще живу. Видно, я еще не все выполнила, что Господь мне поручил.

Я и вязала и резала по дереву простым перочинным ножиком. Помню, мой костюм «Хозяйка медной горы» хотел купить музей, так я бесплатно его им отдала.

Раньше люди жили в нужде, и вся жизнь была одна на всех.

Знаете, надо написать книгу, какие в России мастера есть. Люди у нас хорошие, а мастеров своих у нас не знают. Они и сейчас есть, только ими никто не занимается, никому они не нужны. Сейчас всем только деньги подавай, а душа не в почете. Если нет души в работе — то ничего нет.

А еще я радио слушаю, что народ говорит. Вон по телевизору говорят, что скоро конец света будет, а зачем так говорят, кому это нужно, с какой целью? Мне умереть не страшно, я свой век прожила, а вот молодежи страшно. Что человеку не хватает? Сей хлебушек, живи, а вот нет….

О плохом постоянно говорят, а о многом добром молчат: одни из зависти, другие из ненависти.

Кооператив я закрыла, потому что устала. В 1990-е такое беззаконие творилось! Райисполком продал мое здание какому-то человеку, он пришел, повесил амбарный замок, показывает мне документы на мое здание. Я в суд. Выиграла суд, доказала, что здание мое, прихожу на работу, а там другой претендент на здание приходит. Так райисполком пять раз продавал мой дом, а я каждый раз через суд отстаивала свои права. А люди в райисполкоме не менялись: как сидели там в креслах, так и сидели, и невозможно было их сковырнуть.

Правда имеет такое свойство, что ничего с ней не поделаешь. Я даже до арбитражного суда доходила, несмотря на то, что и адвокаты меня подводили. Один адвокат на суде просто отмалчивался и не защищал меня совсем. Когда вышли, я его спрашиваю: «Почему же вы молчали и ничего не говорили против явной лжи?». А он мне, не стесняясь, ответил: «Моя жена отдыхает на хорошем курорте, и я тоже хочу к ней туда поехать и хорошо отдохнуть». Понятно, своя рубашка ближе к телу. А вот Бог все равно решил в мою сторону, и здание никто у меня так и не отобрал. Потом вот монастырю передала.

Конечно, я совсем одна. В 96 лет сил нет, но я себя еще сама обслуживаю. Всех схоронила, а сама все живу.

Вот что я вам скажу, ребята: самое главное в жизни — это доброта. Если человек недобрый — все напрасно. Человек только тогда человек, когда он добрый. Бывает так: у нищего кусок хлеба, больше ничего нет, а если увидит он богатого, но голодного, так у него этот кусок хлеба в рот не полезет, ему голодного богача жалко. А богатый бедного никогда не пожалеет.

Я все свои коллекции раздарила, у меня ничего не осталось. Экспозиция последней большой выставки в 1990-е стоила 250 миллионов рублей, а я отдала мэру даром и нисколько не жалею. Отдавать приятнее, чем получать.

А это светильник из морского животного, моряки мне его преподнесли и сказали, что это кусочек сердца их корабля, который отправили на слом, а он был совсем хороший. Вот зачем было отправлять на слом хороший корабль? Моряки плакали. Представляете, взрослые мужчины плакали.

Последний раз в монастыре я была полгода назад, мне там очень хорошо. Только вот люстра в храме не нравится. Старая лучше была.

«Ах, Евгений, я тогда моложе, и лучше, кажется, была…», — я еще из Пушкина кое-что наизусть помню.

В каждой вещи душа должна быть, и каждая вещь для кого-то предназначена. Самое главное, ребята, не бойтесь делать добро людям. Доброта — эта самое основное, что есть в человеке. Без доброты нет человека. Добро должно победить все. Только добро, а все регалии — это ерунда по сравнению с тем, что в человеке заложено.