«Из глубины России прорастает Царство Правды»

Адександр Простев за работой

6 июня этого года на день прославления святой блаженной Ксении Петербургской выпал праздник Вознесения Христова, и в Петербурге открыл двери для прихожан храм в честь этой святой, весьма почитаемой русским народом. Новое, прекрасное, хотя и не совсем «питерское» по облику строение вместимостью до полутысячи молящихся воздвигнуто на улице Лахтинской, 17, на Петроградской стороне. Двухуровневая церковь (в цокольном этаже предполагаются помещения для церковной школы, репетиций церковного хора, трапезная) не столь велика, и верхний ее храм, где проходил чин освящения, не смог вместить всех пришедших на праздник.

Руководитель коллектива архитекторов-проектировщиков храма Геннадий Фомичев отметил: «Когда здание было построено и завершена его внешняя отделка, авторы убедились, что еще в самом начале пути, в первых эскизах они правильно выбрали пропорции постройки… Церковь построена в классическом русском православном стиле с пятью главами. На цокольном этаже здания будут расположены необходимые для церковной жизни помещения, а на первом этаже будет открыта часовня и небольшой музей. Второй этаж полностью занят храмом с купольным завершением и обилием света и воздуха».

Новый храм примечателен и своим внутренним убранством. Автором настенных росписей является известный петербургской художник и иконописец Александр Простев. Выбор пал на этого мастера неслучайно, ведь именно А. Простеву принадлежит большой пятилетний цикл необычных картин, посвященных житию блаженной, выпущенный в 2015 году в виде прекрасного альбома издательством «Общества памяти игумении Таисии», которое возглавляет иеромонах Александр (Фаут).

К слову, по эскизу А. Простева изготовлен и храмовый иконостас, образа для коего были созданы иконописцами известных петербургских мастерских.

Присоединимся к утверждениям тех, кто считает, что Простев – «единственный, кто оживил для нас моменты жизни Ксении, начиная от ее детского изображения», и что «Простев уже вошел навсегда в историю как художник, увидевший и создавший образ Ксеньюшки таким, каким видели ее духовным зрением сотни тысяч человек».

Понятно, что фото не дают полного представления о росписи; совсем иное впечатление, когда находишься внутри храма и роспись «окружает» тебя. Однако далеко не у всех есть возможность личного живого посещения этого нового храма, да и интерес к нему весьма велик в православной среде, потому мы рады возможности поговорить с мастером о его большой работе, окончательно завершившейся в сентябре этого года.

Храм во имя святой блаженной Ксении Петербургской

– Александр Евгеньевич, вы писали иконы, знакома нам и ваша живопись – необычные жития русских святых, однако прежде вы лишь однажды делали настенные росписи – первого этажа храма святой Екатерины под Павловском. Откуда теперь явилось дерзновение взяться за столь необычную работу? Тут же масса проблем: большой объем работ, физические и организационные масштабы и трудности, особенность сюжетов, принципов и т.д. Колебались ли вы, прежде чем приступить к работе? Опасались ли?

– Эта работа стала для меня возможной благодаря замечательному человеку – Заслуженному строителю Российской Федерации и меценату Вячеславу Адамовичу Заренкову, который и пригласил меня на эту роспись. Разумеется, я согласился: ведь это храм во имя святой блаженной Ксении Петербургской, на тему жития которой я написал цикл из полусотни работ! Однако в то время у меня были другие творческие планы, которые я лелеял и вынашивал не один год, и я уже предвкушал радость той работы. И вдруг – роспись храма! Поэтому я воспринял это как послушание. И приступил к работе.

И вдруг – роспись храма! Я воспринял это как послушание

Так что колебаний у меня не было. Идти надо не туда, куда ты сейчас сам задумал, а куда тебя Господь направляет. А когда видишь белые, подготовленные стены для росписи, появляется вдохновение, предчувствие радостной работы. Это так захватывает, что все полтора года я работал без выходных.

– Расскажите, пожалуйста, о вашей технике настенных росписей. Это фрески или что-то иное? Помнится, есть техника итальянской росписи по сухой штукатурке «фреска секко».

– «Фреска секко» – от слова «сухая». Однако на сегодняшний день самая лучшая для настенного письма – это роспись силикатной краской. Она дает тот же результат долговечности, что и фреска, то есть роспись по сырой штукатурке. Можно сказать, что это два разных пути к одному и тому же результату.

– Насколько вам мешал или помогал опыт великих русских предшественников? Скажем, Дионисия с сыновьями, Феофана Грека, преподобного Андрея (Рублева), Даниилы (Черного), инока Прохора с Городца… Мне вспоминаются также фрески Гурия Никитина в Спасо-Преображенском соборе суздальского Евфимиева монастыря. Или вас вдохновили и какие-то другие мастера, других эпох, может, и близкие нам по времени? Следует иметь все это в виду, так сказать, «плечи предшественников», на которые становишься? И в какой мере возможно и должно их традиции продолжать? Скажем, мне лично отрадно, что вы не встали «в кильватер» русскому классицизму, в стилистике коего расписан храм Христа Спасителя в Москве. Рискну высказать суждение, которое, возможно, кого-то покоробит: этот стиль мне представляется мертвенным вообще, а в духовном письме в особенности, то есть даже неприемлемым в силу буквалистского «человекоподобного» физиологизма. Все-таки русское церковное изобразительное письмо – это «умозрение в красках», диктуемое Святым Духом.

– Тут вы попали в самую точку. Я не смог бы делать роспись, которую пришлось бы писать в стиле «реалистического академизма» XIX века. Просто потому, что к этому душа не лежит. Это безблагодатное письмо пришло в Россию из католических традиций. И в синодальный период произошла подмена иконописи живописью, то есть в каком-то смысле произошла профанация иконописи. Об этом точно написал князь Евгений Трубецкой в своем замечательном труде «Три очерка о русской иконе».

Что же касается великих русских предшественников, то без их опыта никак не обойдешься. Перечисленные вами имена – это вехи, которые указывают путь. Иначе можно незаметно соскочить из иконописи во что-то другое.

Господь благословляет Ксению на подвиг юродства. Новая иконография

Дионисий, Андрей Рублев, Гурий Никитин… – это вехи, которые указывают путь. Иначе можно незаметно соскочить из иконописи во что-то другое

В иконописи, в отличие от светской живописи, не стоит вопрос о «самовыражении». Иконописец красками свидетельствует об Истине. Причем тут личное «само-»? Разумеется, мы отличаем творения Феофана Грека от творений Рублева, потому что в них проявились личность и индивидуальность этих великих мастеров. Но это от Бога, в этом нет так называемой «отсебятины», которой часто грешит светское искусство.

Из наших иконописцев я особо выделил бы Гурия Никитина. Вот о нем я часто вспоминал, когда работал над росписью. Его росписи – это стопроцентная русская иконопись, неповторимая, свободная от подражания как греческой иконе, так и западноевропейской религиозной живописи. Гурий Никитин – это наш национальный гений, еще не до конца оцененный. При этом из сказанного вовсе не следует, что надо подражать этому великому мастеру. Учиться – не значит подражать. Тем более что роспись создавалась в Петербурге в храме Ксении Петербургской. И атмосфера этого особенного города, и удивительный образ святой Ксении не могли не повлиять на эту роспись, особенно в той ее части, которая посвящена житию блаженной.

– В какой мере вами были востребованы в храмовой работе житийные картины о святой блаженной Ксении Петербургской, широко известные по вашему пятилетнему циклу картин и альбому «Блаженная Ксения Петербургская»? Пришлось ли что-то использовать в сюжетном или пластическом смысле?

– Да, конечно. Работа над циклом картин, посвященных житию святой Ксении, не могла не повлиять на создание росписи. Более того, многие сюжеты вошли в роспись, получив, разумеется, иконописную форму. Весь нижний регистр росписи исполнен на тему акафиста святой Ксении Петербургской и сопровожден текстами из него. Этот нижний регистр, опоясывающий периметр храма, я называю «поясом Ксении Петербургской». В него вошли как уже знакомые зрителю по моему альбому сюжеты, так и новые, созданные именно для этого храма и существующие, если можно так выразиться, в единственном числе.

Поставленная задача заставила создавать новую иконографию житийных сюжетов, которые в иконописи почти не разработаны. Это еще связано с тем, что блаженная Ксения прославлена в лике святых по историческим меркам совсем недавно – только в 1988 году. Иконография в церковном искусстве не является чем-то окаменевшим. Она развивается по мере того, как время ставит задачи.

Северная стена с росписью «Собор юродивых Христа ради»

– Мы можем отдельно остановиться на сюжете росписи «Собор юродивых Христа ради»? Он находится в самом центре северной стены.

– Это подходящий пример, иллюстрирующий сказанное выше. Иконы «Собор юродивых Христа ради» раньше не существовало. Кажется странным, но это именно так. И мне в голову не пришло бы создавать иконографию такого сюжета. Но именно задача, поставленная росписью храма святой Ксении Петербургской, юродивой Христа ради, вывела на необходимость создать такую икону. Где, если не в этом храме, могла она появиться, и где так органично – по смыслу и форме – она могла бы вписаться в роспись, как не в этом храме!

В центре композиции Христос, восседающий на огненных серафимах, а по сторонам расположены образы Богородицы, Иоанна Предтечи и юродивых Христа ради. Возле Христа, в центре, расположены фигуры апостола Павла и святой Ксении Петербургской. Дело в том, что именно апостол Павел первым заговорил о юродстве Христа ради. Свиток с этими словами он и держит в руке.

В этом сюжете изображены почитаемые русским народом юродивые: Андрей Цареградский, Прокопий Устюжский и Исаакий, затворник Печерский, которые являются одними из самых первых юродивых Древней Руси, Иоанн Устюжский, Николай Кочанов и Феодор Новгородские, Исидор Ростовский, московские чудотворцы Василий блаженный, Максим и Иоанн Большой Колпак, Прокопий Вятский, Киприан Суздальский и другие. И, разумеется, одно из центральных мест занимает фигура святой Ксении Петербургской, которая является равновеликой продолжательницей того пути, по которому прошли великие святые юродивые Христа ради.

Вокруг «Собора юродивых…» расположен Страстной цикл, который и должен канонически располагаться на северной стене храма. Здесь есть сюжет, где Господь несет Свой Крест, а в нижнем ярусе, посвященном житию святой Ксении, блаженная несет свой. Изображение святой Ксении, несущей крест, разумеется, символическое, но это позволяет создать ритм, связующий времена, в которых свои земные пути прошли и Господь, и святая Ксения. И такой ритм соединяет все композиции в единое целое, в одну по смыслу «картину»: страсти Христовы и страсти юродивых, которые подражают своей жизнью Христу, следуя за Ним.

Этот ритм соединяет все композиции в единое целое: страсти Христовы и страсти юродивых, которые следуют за Христом

Ведь жизнь святого юродивого – вся Христа ради. Святому юродивому ничего не надо кроме правды Христовой. Как можно не полюбить эти образы!

«Собор юродивых…» соединяется с нижним регистром росписи, в основу которого положен акафист святой Ксении, и, таким образом, образуется овальный центр композиции, напоминающий контур пасхального яйца.

– «Собор юродивых…» группируется вокруг Христа, а на противоположной стене он рифмуется с похожей композицией «О Тебе радуется», где святые сгруппированы вокруг Богородицы с Младенцем…

– Для создания иконографии «Собор юродивых…» я как раз и взял за основу принцип построения композиции «О Тебе радуется». Это довольно распространенная схема построения подобных композиций в иконописи. Что позволило создать на северной и южной стенах равновеликие композиции. Такая симметрия придает росписи нужную фундаментальность, композиционное равновесие.

Южная стена с росписью «О Тебе радуется»

– Расскажите, пожалуйста, о вашей артели, сотоварищах по труду в новом храме. Сообщалось, что вам помогали в работе Александр Черепанов, Александр Шилов, Максим Корчагин, Станислав Гоменюк, Михаил Антощенко, Илья Верещагин и Николай Персиков. Один из помощников – ваш сын Денис Простев, расскажите немного и о нем.

– Господь послал для работы хороших помощников, иконописцев. Это хорошие мастера и хорошие люди. Ведь такая работа проверяет человеческие качества и преданность делу. Я остался ими доволен. Мой сын Денис – иконописец и реставратор. Когда он был еще ребенком, я придумал игру «Давай построим храм». Мы с ним делали маленькие кирпичики из пластилина, а потом на куске фанеры, который служил «земною твердью», «строили» храм. Купола покрывали «золотом» – фольгой. Это строительство длилось не один месяц. Так мы «построили» аж два храма высотой почти по полметра! Думаю, что эта игра повлияла на Дениса, что-то заложила в виде основы. Иногда такая игра способна повлиять на ребенка сильнее, чем слова и внушения.

– Известно: чем ближе к святыням, к святой работе, тем больше искушений. Наверняка в таком деле каким-то нападениям подверглись и вы, и ваши коллеги. В какой-то момент вы травмировали руку. Можете рассказать об этом и других эпизодах?

– Я сломал руку из-за своей неосторожности: наступив на плохо закрепленную доску, упал с лесов. Вина в происшествии была полностью моя. Слава Богу, это была левая рука. Работал в гипсе, рука болела, но это было терпимо. Главное, что правая рука осталась невредимой, а значит, работа не прервалась ни на один день. Но это пустяки. Хуже, когда появляются люди, враждебно настроенные к тебе, начинают вредить, ведомые какой-то своей мотивацией, предпринимают попытки отстранить тебя от росписи. Это огорчало, но душевное равновесие помогала сохранить молитва к Богу и блаженной Ксении. И, конечно же, я благодарен людям, которые поддержали меня. Это и тот же Вячеслав Заренков, и игумен Александр (Фёдоров), который курирует все художественные проекты в епархии, и другие люди. Вот им – моя большая благодарность. Молюсь о их здравии.

– Кто-то может вдохновиться и этим вашим храмовым опытом, и вашими известными альбомами с «житиями» преподобного Сергия Радонежского, а также святых благоверных князей Петра и Февронии Муромских. Александр Евгеньевич, есть ли новые предложения расписать храмы? Или пока возьмете «паузу», то есть вернетесь к станковой живописи, к своему «ангельскому реализму?»

– Возьму «паузу». Продолжу ту работу, которая была отложена ради росписи храма. Кстати, не так давно в Русском музее состоялась выставка «Ангелы ХХ–ХХI века», на которой были представлены четыре мои работы. Когда эта выставка освещалась по «Радио России» и зашла речь о моих работах, прозвучал ваш термин «ангельский реализм», которым вы раньше определили мою живопись. То, что вы в моих картинах обозначили как «ангельский реализм», для меня, как и храмовая роспись, наполнено светом и радостью.

К слову, когда я заканчивал роспись, храм был уже освящен и открыт для верующих. Леса оставались одноярусные – лишь в нескольких местах, всего два метра высотой, и оттуда я иногда наблюдал за лицами молодых людей, как они смотрят на роспись. Стояли, задрав головы, и всматривались в высоту храма, где в куполе изображены Господь Вседержитель, Богородица, архангелы… Хорошие лица, обращенные к образам Царства Божиего, к свету. И таких молодых людей, взыскующих этот свет, немало. Мне кажется, что в России что-то зреет в глубине, и оттуда прорастет Царство Правды, без которого современный мир обречен на гибель. Просто эти ростки еще малозаметны. Заметнее та субстанция, которая пока еще плавает на поверхности и смущает многих до уныния. Но есть предчувствие, что идут глубинные перемены. И надо сделать всё, чтобы с помощью Божией они состоялись. Ради этого стоит жить и работать.