В грозные дни вражеского нашествия

«Мы недаром присягу давали…»

В XX веке в России Героями Советского Союза стали более 12 тысяч человек. И лишь 2,5 тысячи человек – полными кавалерами ордена Славы, обладателями всех трех его степеней. Эта награда была учреждена в 1943 году как преемник Георгиевского креста – самой почетной награды для солдат и унтер-офицеров Российской империи. При этом среди кавалеров ордена Славы есть особая категория лиц: это те, кто имеет четыре орденов Славы (получив два ордена, как правило, 3-й степени), те, кто своим подвигом как бы возродили четырехстепенность Георгиевского креста. Таких людей очень мало – менее 20 человек. Многие из них стали кавалерами четвертого ордена уже после войны, и все благополучно прошли ее до конца. Это люди различных национальностей – русские, украинцы, белорус, башкир, киргиз, узбек, казах и мордвин, разных возрастов (но каждый третий в войну разменял только второй десяток) и разных родов войск. Среди них есть разведчики и артиллеристы, автоматчики, снайпер и сапер. Но всех их объединяет одно – опасность действительно была «их стихией, тем ради чего они родились на свет» (А. Маклин).

Но есть человек, который выделяется из числа кавалеров даже этой весьма немногочисленной категории. Илларион Григорьевич Меркулов (1913–1945) – единственный кавалер четырех орденов Славы, погибший во время войны. Его боевой путь еще при жизни стал легендой. Как писала в 1950-е годы газета военного округа, в котором служил сын Меркулова, Илларион Григорьевич был «настоящим богатырем. 22 раза он был ранен, но, излечившись, снова вставал в строй. Пройдя трудный и славный путь от Москвы до Берлина, он вступил в этот поверженный город Героем Советского Союза. Несколько дней не дожил герой до дня победы, пав в одном из уличных боев». Почти все факты в этой цитате – вымысел, но правда о жизни этого «богатыря» полутораметрового роста оказалась еще более впечатляющей…

Довоенная судьба Иллариона Меркулова – как тысячи других. Он родился в 1913 году в селе Знаменское Обоянского уезда Курской губернии, а жил не только в Курской, но и в Донецкой и Архангельской областях. Сменил немало профессий – от пекаря до объездчика лошадей.

Будучи мобилизован в июле 1942 года, за 33 месяца своей войны Илларион Меркулов прошел через четыре фронта и четыре государства. Война – это круговорот непредсказуемых событий: марши неожиданно сменяются боями, наступления переходят в оборону, а после пленения немецких солдат полк вдруг сам оказывается в окружении. И всегда кто-нибудь вырывался из этого круговорота и совершал необыкновенный поступок.

В сентябре 1944 года старший сержант Меркулов в составе 276-й стрелковой дивизии воевал в Польше, у города Санок. С этого времени его судьба как бы ускоряет свой ход, становясь сплошным – и тяжелым, и славным – калейдоскопом боев, подвигов, ранений и награждений, которые, как запоздалое признание заслуг, следуют теперь одно за одним. Именно тогда ратный подвиг Иллариона Меркулова превращается в легенду.

Его племянника поднял на штык фашист, его сын оставался на оккупированной территории, но он продолжал освобождать чужих детей.

О нем писали во фронтовых газетах, а он – в своих статьях – отдавал должное другим.

Он был хрупкого телосложения – но за ним шли богатыри.

Он был семь раз ранен (при этом шесть раз в течение 100 дней) и имел возможность демобилизоваться, но не сделал этого.

Он защищал Москву, освобождал родную Курщину, Украину и Закарпатье, Польшу и Чехию, а вернулся домой похоронкой, памятью, болью и славой русского солдата.

8 мая победного года, в 6 часов вечера его полк сосредоточился на окраине города Оломоуц в Чехии. В этот день в журнале боевых действий была сделана запись: «При артиллерийском налете противника ранено три человека и один убит». Вот так, в день капитуляции фашистской Германии, на марше погиб старший сержант Илларион Меркулов, став последним человеком, убитым в 873-ем стрелковом полку. Он был похоронен в день окончания войны в городе Моравска-Тршебова. Человек, жизнь которого месяцами и годами была натянута как струна, готовая лопнуть, рассыпалась брызгами солдатской крови и осколками снаряда под крики «Победа!».

Он исполнил долг до конца, чтобы остаться в земле освобожденной Моравии навсегда.

Он пять раз представлялся к ордену Славы, но при жизни ему вручили лишь два.

Ему, первым – под ураганным огнем противника – форсировавшему Днепр и бравшему в плен пулеметчика, 14 раз с горстью людей отражавшему атаки немцев на обороняемую высоту, спасшему жизнь раненому командиру полка, – не хватило степеней у самой почетной солдатской награды. Поэтому орден Славы 3-ей степени он получил дважды.

Уже в 1945 году – посмертно – он стал полным кавалером ордена Славы, но 55 лет эти награды ждали своего вручения.

Их получил сын героя.

Максим Емельянов-Лукьянчиков (Москва)

«Мне ворон черный смерти не пророчил…» 

Бандеровцы ведут на расстрел группу евреев

Передо мной охранник севастопольского завода «Молот», мужчина, которому на вид не больше 50 лет, крепкий, ни одной седой волосинки! Олег Иванович Пясецкий так и дышит силой, а по паспорту – восьмой десяток пошел.

– Я всегда за десятерых работал, на двух-трех работах. Мог один траншею стометровую за день вырыть. Люблю работать.

По профессии Олег Иванович инженер-строитель, под его руководством построены цементный завод в Бахчисарае, завод железо-бетонных изделий в Севастополе, жилые массивы. Управлял он и совхозом. И чем бы ни занимался – результаты были поражающими.

– Мы в год сдавали в Севастополе по 10–12 садиков, 2 миллиона квадратных метров жилой площади. Когда я возглавлял совхоз «Севастопольский», то мы обеспечивали овощами весь Севастополь и еще по 180 тонн в сутки реализовывали в другие города. Даже приходилось из-за этого неприязнь терпеть. Для тех, кто работать не хотел, это было обличением. А я не мог иначе. Где ни работал (а, бывало, у меня в подчинении до двух тысяч людей было) – в первую очередь объявлял бой пьянству. Ни от кого не требовал, чтобы до потери сил работали, но что в меру сил, заставлял исполнять по совести. А когда люди работают, так и дело идет. Сейчас же и сотой доли этого не производится, все на нуле.

Преодоление трудностей было у Олега Ивановича образом жизни. Уже с четырех лет жизнь превратилась в постоянную борьбу за жизнь.

– Я войну помню хорошо… Мне тогда было 4 года, а дети тогда быстро взрослели, в четыре года уже и работать умели, и понимали все. Жили мы в селе Ивановка: отец, мать и шестеро детей. Во время войны отец ушел воевать, а мы дома – с матерью. Когда немцы двигались на Севастополь, наше село оказалось у них на пути. Я это хорошо помню, в школе они установили свой штаб, расселились в наших домах, а мы рядом – в землянках… Страшное время… Как только немцы над нами не издевались! Голод ведь такой был, что и не рассказать. А нам руки за спиной завяжут и заставляют есть из корыта свиные помои. А то нальют в стакан ихней водки, на дно конфету положат и заставляют пить. Так пока выпьешь все, уже и в глазах темно, и конфету до рта донести не успеешь… Девки и молодые женщины, чтобы избежать насилия, навозом намазывались…

Мы с ребятней тогда то в войнушку, то в партизаны играли, и однажды умудрились украсть у немцев полевые телефонные аппараты. Принесли домой, спрятали под кровать. А в то время немцы делали облавы по селам: приезжали крытые машины, хватали ребят кто постарше и увозили в Германию. И когда пришли к нам домой, то обнаружили эти аппараты. Тут же выстроили всех – мать и нас, детей, шестеро – расстреливать… Уцелели мы просто чудом: подошел какой-то немецкий офицер и остановил их. Пожалел… Приказал только отлупить всех и отпустить. Но старшего брата избили так, что повредили ему голову, он стал инвалидом.

А в другой раз нас все-таки увезли, хватали всех подряд, и меня даже забрали. Привезли в Симферополь, погрузили в закрытые вагоны и повезли. Во Львове нас высадили, выстроили в ряд, человек 300–400, и стали отбирать старших, работоспособных, а слабых и малолетних расстреливали. Как сейчас помню эту картину: справа стоит управа бандеровская (все с этими самыми трезубцами!), а слева – немецкая. И все бандеровцы – с немецким оружием. Они выполняли у немцев самую грязную работу: расстреливали, допрашивали, уничтожали людей… А так случилось, что мы немецкий знали хорошо, у нас в деревне еще до войны немецкие колонисты жили. И когда отобрали тех, кто покрепче, я по разговорам сразу понял, что нас выведут в лес и расстреляют. Быстро это между собой передали и договорились, что как только в лес войдем – сразу врассыпную. Бежали, куда глаза глядят… А после того полтора года лесами домой возвращались. Шли чаще всего ночью, не так немцев боялись, как своих – предателей-бандеровцев. Все местные жители их тоже страшно боялись. И мы не раз их в лесах видели. Только после Житомира их меньше стало. А в Крыму свои предатели были, немцам все указывали. Тоже пришлось видеть, как людей вешали… И я присоединился к крымским партизанам. Однажды мы даже вычислили одну пушку, местонахождение которой никто не мог определить, а вреда от нее было много…

А после войны восстанавливал Севастополь, строил подземный город, выучился на инженера-строителя. Постоянно вел по два-три проекта, специалистов мало было, а строили много.

Но тяжелее всего то, что происходит сейчас. После развала Союза нас в дураков превратили, даже за людей не считают. У меня опыт работы – больше 40 лет, а пенсии начислено 57 гривен 87 копеек, и это при том, что после войны мы работать начинали очень рано. Я в школу ходил только в вечернюю, босиком круглый год, а днем работал. А посмотришь, как сегодняшнее поколение работает, так я и сейчас вместо таких десяти работать могу, а по возрасту нигде не берут. Вот и получается, что настоящие специалисты сторожами работают, а вокруг все разваливается… Если бы нам дали работать, мы бы и сейчас все восстановили, но никому не нужны. Это дураку понятно, что идет намеренный развал страны. Когда немцы над нами издевались, мы знали, что это враги, а теперь непонятно, где враг, где свой. Мирное время, а условия – фактически на выживание. Боюсь, что меня и из охраны попрут из-за возраста, а поставьте передо мной 30-летнего – я его скручу.

Мой отец провоевал всю жизнь за Советскую власть, войну прошел, а как только вернулся – посадили на 12 лет. Он до войны был начальником машино-тракторной станции. Когда война началась, ему пришло распоряжение сжечь весь хлеб, чтобы немцам ничего не досталось. Но он сказал об этом матери, а та соседке – и к утру его почти весь разобрали. Что осталось – сожгли, но когда немцы пришли, то в каждом доме нашли много хлеба и весь забрали. И когда отец вернулся с войны, его тут же посадили. После смерти Сталина его реабилитировали, а что толку, вернулся весь как сгусток нервов…

Люди нашего поколения, когда встречаются, от слез говорить не могут, такое страшное время нам пережить пришлось, а теперь они – никто. Зато бандеровцы ордена за орденами получают. Вот что самое страшное, а то еще не страшно было… 

Ирина Давыдова (Севастополь)