Иеромонах Никодим Карейский, духовник (1926–1986)

Иеромонах Никодим Карейский Воля Божия часто состоит в том, чтобы дивные дела подвижников и добродетельных монахов оставались сокрытыми от наших глаз, пока они живут рядом с нами. Это бывает для их духовной безопасности, чтобы они без лишнего шума и постороннего влияния могли духовно преуспевать и преумножать в своей душе благодать к благодати. А мы эту потаенность бесценных жемчужин воспринимаем с сожалением, потому что узнаём о подвижниках и начинаем их ценить, только когда они уйдут из жизни сей, и тогда бросаемся искать людей, знавших их, чтобы выведать об их подвигах и наставлениях.

Иеромонах и духовник Никодим из Кареи был одним из таких подвижников. Влюбленный в Бога и ни во что не ставящий здешнюю жизнь, он много лет жил среди нас, но мало кто задумывался о его добродетелях. Поэтому наш долг перед его новейшими духовными чадами, а также перед знавшими его монахами, равно как и перед христианами, живущими в миру – нашими братиями во Христе, – изложить здесь, из любви и благоговения к незабвенному батюшке, несколько эпизодов из его жизни и те его поучения, которые нам удалось собрать.

Родился он в Греции, в селе Крусона на острове Крит, в 1926-м году. Родителей его звали Георгием и Екатериной, и было у них 5 детей. Четвертым был отец Никодим, по Святому Крещению именовавшийся в те годы Еммануилом Калианакисом. С малых лет он отличался от других детишек любовью к храму и богослужениям, благоговением, с каким выстаивал все Святые литургии, служившиеся в селе. Окончив начальную школу, он занялся обычным крестьянским трудом: работой в поле и уходом за скотиной.

Священником в его селе был в те времена блаженный отец Димитрий Фасолакис, очень добродетельный и монахолюбивый батюшка. У его ног и провел детские годы маленький Еммануил, который никогда не пропускал богослужений в храме и помогал священнику как пономарь и певчий.

Уже в юные годы его стало тянуть к монашеской жизни

Дружба с ровесниками, игры и грешки, которыми те предавались, совсем его не привлекали. С малых лет он был украшен глубоким благоговением к Божественному. А характер его, лишенный и малейшей дерзости, вызывал у односельчан огромную любовь. Мальчик горел желанием читать жития святых и другие религиозные книги. Уже в юные годы его стало тянуть к монашеской жизни. Книги, которые он читал, обжигали ему сердце нестерпимым огнем. И он сказал об этом отцу Димитрию. Тот дал ему такой совет:

– Окажи, дитя мое, немного терпения! Отслужи сначала в армии, потом уладь свои домашние дела здесь, в селе, и тогда можешь идти куда хочешь, если на то будет воля Божия. Тогда ты будешь волен идти, куда Он тебя призовет.

И действительно, в 1948-м году 22-летний будущий отец Никодим, свободный от всяких обязательств перед родными, испросил благословения у родителей и духовника, отца Димитрия, и ушел в монастырь Святого Антония (на Крите). Там, в самоотверженном послушании монастырскому братству, он трудился послушником в течение 3 лет. Затем, горя желанием более строгой жизни, с благословения настоятеля перешел в монастырь Пресвятой Богородицы Одигитрии (там же, на Крите). Здесь в скором времени был пострижен в монашество с именем Никодим. Затем тогдашний митрополит Гортинский и Аркадийский отец Тимофей, ныне архиепископ Критский^[1], рукоположил его во диакона и иерея, а также удостоил духовнического звания, чтобы он исповедовал верующих.

Отец Никодим и в этом монастыре продолжил в воздержании и самоотвержении проводить суровую и очень аскетичную жизнь. Видя его образцовое монашеское жительство и очевидные добродетели, которые он стяжал, митрополит назначил его игуменом святого монастыря Успения Пресвятой Богородицы в Кудуме (на Крите). Желание отца Никодима было, конечно же, другим – пребывать в смирении, как простой иеромонах, в безвестности, подвигах и простоте душевной. Но, невзирая на это, он оказал послушание, повиновался увещаниям епископа и прослужил игуменом этого монастыря 5 с половиной лет.

Здесь он являл огромную любовь к богомольцам, приходившим в святую обитель, с отеческой любовью принимал их и исповедовал. Как рассказывают здешние монахи, отец Никодим своей молитвой часто исцелял бесноватых и возвращал больным здоровье. Слух о нем стал распространяться и притягивать в монастырь массу народа, что всё больше тяготило отца Никодима, бывшего по натуре очень тихим. И однажды, испросив благословения и разрешения у своего митрополита, он удалился в родное село, чтобы спрятаться там от наплыва искавших его людей.

Отец Никодим своей молитвой часто исцелял бесноватых и возвращал больным здоровье

Здесь он был определен в монастырь Святой Ирины, располагавшийся неподалеку от села. Полтора года служил там священником, продолжая свои душеспасительные подвиги и труды. К себе был очень суровым и требовательным, а к христианам, которых исповедовал, – невзыскательным и снисходительным, чтобы не повергнуть их в отчаяние, как он говорил.

Все ночи отец Никодим бодрствовал на молитве, на кровать не ложился никогда, и лишь после операции на миндалинах его заставили пролежать 20 дней. В управление монастырем не вмешивался никогда. Все предоставлял решать игумену, целиком доверяя ему, и только когда тот просил совета, говорил ему что-нибудь. Вечерами уходил для бодрствования в одну из часовен, располагавшихся вокруг монастыря.

Такими аскетическими подвигами отец Никодим стяжал обилие Божественной благодати и стал точкой притяжения и утешением для всех братий, проходивших мимо монастыря. Но давнишнее глубокое желание жить в безвестности и уединении, посвятив себя умной молитве, не покидало его. Частые приходы людей не давали ему такой возможности, и он принял решение уйти и оттуда.

В 1962-м году отец Никодим пришел в Сад Пресвятой Богородицы – на Святую Гору Афон. Остановился сначала в каливе Святых Архангел Кутлумушского скита. Жил там один, без учеников, ужесточил свое аскетическое правило и проводил в посте и подвигах весьма суровую жизнь. В это время монастырь Ставроникита пребывал в довольно жалком состоянии, он еще не стал киновией, и в нем не было даже священника, который проводил бы богослужения. Так что однажды отца Никодима пригласили служить в монастыре Святую литургию. Он с радостью согласился и каждую субботу, воскресенье и по большим праздникам ходил пешком из своей каливы в монастырь. А располагалась его келлия примерно в часе пешего ходу от монастыря.

Один из его духовных чад рассказал мне следующий случай. Дело было в июле, и духота стояла невыносимая. Отцу Никодиму нужно было идти в монастырь для служения литургии, и он думал: «Как же мне добраться до монастыря по такой жаре?» И вдруг, хотя небо было кристально чистым и ясным, откуда ни возьмись над его головой появилось облачко и шло за ним, осеняя, до самого монастыря. Так решилась проблема хождения по жаре.

Другой духовный сын рассказал мне о следующем случае.

«Однажды вечером отец Никодим пустил нас к себе на ночлег. Поужинав и вычитав повечерие, мы разошлись по келлиям, чтобы передохнуть. Ночью молодому монаху понадобилось подышать воздухом. Выйдя на улицу, он прошел к маслинам – и вдруг видит там отца Никодима, стоящего под маслиной на коленях и молящегося с воздетыми к небу руками. Лицо его сияло в темноте каким-то Божественным и сладчайшим светом, что, собственно, и выдало его присутствие. Поняв, что юноша это видел, отец Никодим попросил его никому не рассказывать об этом до его кончины».

Через несколько лет он ушел и из скита Кутлумуш и поселился в другой келлии, располагающейся между Кареей и Иверским монастырем, минутах в 20 ходьбы от Кареи. Келлия эта почитает Успение Пресвятой Богородицы, там есть сады, вода и красивый вид на Иверский монастырь и море. Принял он ее пустующей, в довольно плохом состоянии, и привел в порядок. Правда, никогда не погружался чрезмерно в хозяйственные хлопоты, потому что всё его попечение было нацелено на блага небесные. Работы по огороду, цветы, украшения в доме он считал излишними. Украшением для него служили ночная молитва, строгий пост, смирение, простота и приготовление к жизни вечной.

И здесь, на Святой Горе Пресвятой Богородицы, святость жизни отца Никодима стала известной довольно скоро. Его посещали монахи, причем не только отшельники, но и общежительные иноки, чтобы испросить совета в делании умной молитвы. Православные братия даже из других стран приходили к нему, чтобы послушать его наставлений. В конце этой заметки мы приведем беседу, которая состоялась у него с румынским батюшкой Иоанникием (Бэланом).

Внешне он не производил особого впечатления. Роста был среднего, всегда в ветхой, залатанной рясе, в зимнее время надевал ботинки с толстыми подошвами. Ходил прихрамывая, опираясь на посох. Людей встречал загадочной улыбкой, но без всякого смеха и ненужных разговоров. В Карею ходил только раз в неделю, обычно по субботам: там ему надо было закупить самое необходимое по дому, взять богослужебные просфоры, которые посылал ему монастырь, обычно Григориат, и забрать корреспонденцию.

Расписание богослужений отец Никодим соблюдал неукоснительно. Ночью вычитывал полунощницу, утреню, часы, а Святую литургию совершал каждое воскресенье и в великие праздники. Во второй половине дня вычитывал час девятый, вечерню, каноны Иисусу Христу и всем святым, читал «Богородичник» и молебен Пресвятой Богородице.

Один из его духовных чад рассказал мне о следующих двух чудесных происшествиях, из которых явствует дерзновение отца Никодима ко Господу и брань, которую воздвигали против него бесы.

«Однажды во второй половине дня я был у отца Никодима. И тут подходит к нему, мяукая, голодная кошка. Он говорит ей:

– Ну, чего тебе? Мне нечем тебя угостить. Иди, поймай себе птичку и съешь!

И кошка действительно уходит. Не прошло и трех минут, как она вернулась с птичкой в зубах».

В другой раз тот же молодой монах остановился на 3 дня в келлии отца Никодима. Ночью слышит в его келлии сильный шум, напоминающий драку. Утром спросил у двух рабочих, трудившихся там уже несколько дней. Они ответили:

– Мы тоже слышим этот шум каждую ночь. Насколько нам известно, это бесы борются с отцом Никодимом на ночной молитве.

В этой лютой борьбе с демонами он подвизался на Святой Горе в продолжение 24 лет

В этой лютой борьбе с демонами он подвизался на Святой Горе в продолжение 24 лет. За год до ухода из земной жизни отец Никодим принял к себе в новоначальные послушники своего друга и односельчанина Павла (Панамеритаки). Тот был старше отца Никодима на 12 лет и к монашеской жизни тяготел с самой юности. Но вышло так, что женился, нарожал детей, и только когда всех переженил, а супругу провел в последний путь, он, свободный от земных попечений, решился прийти к отцу Никодиму. Ему был уже 71 год.

Перед тем как прийти, отец Павел заболел раком. Поехал в Германию на операцию. Состояние его было очень тяжелым, но он в слезах обратился к Пресвятой Богородице с молитвой: «Матерь Божия, помоги мне умереть не здесь, в Германии, а на Святой Горе!» – и действительно, на другой день у него взяли анализы, и все они показали, что он полностью здоров. Так он вернулся домой, уладил свои мирские дела, и, когда отец Никодим приехал на Крит, встретился с ним. Батюшка тут же, дома постриг его в малую схиму и забрал с собой на Святой Афон.

Когда я попросил отца Павла рассказать мне о его старце, он сказал мне следующее:

«Отец Никодим был святым человеком. По ночам почти совсем не спал. Ничего его не интересовало из относящегося к земной жизни, только духовное. Распорядок богослужений, которого он держался, и я теперь тщательно соблюдаю. Он был очень строгим к себе. Никогда не вкушал растительного масла в понедельник, среду и пятницу. О зилотах и слышать не хотел, и не перестал поминать Патриарха, когда многие келлии и даже монастыри это сделали, потому что не получил от Бога извещения на молитве.

Проводя строгую жизнь, он не позволял, чтобы ему прислуживали в случае необходимости. Иногда вел себя со мной резко и сурово, а я этого не понимал и осуждал его, считал странным человеком. А он вел себя так со мной потому, что очень хотел утаить свои подвиги и добродетели.

Всегда давал мне советы. Один из советов, который и теперь помню, был таким:

– Проси Господа, чтобы подал тебе силу Святого Духа!

Переносил все лишения, всю скудость, неудобства, связанные с климатом, стужу зимой и жару летом, с невероятным терпением. Никогда не роптал в телесных болезнях, хотя страдал артритом и другими недугами. В последние месяцы ему уже тяжело было служить Святую литургию.

Однажды он упал во дворе с двухметровой высоты. Сильно ушиб колено и домой добирался на четвереньках. Ему было очень больно, но мне не сказал ничего. И когда я стал обрабатывать ему ушибы, с ужасом обнаружил у него на теле две открытые старые раны. Тут же повез его с Афона в Салоники, в больницу. Там врачи прочистили ему раны и вырезали сгнившее мясо.

В 1986-м году, когда закончился Великий пост, он говорит мне:

– Отец Павел, эту Пасху я проведу с вами, но другой уже не увижу.

И действительно, после Пасхи он позвал двух священников, и мы вместе совершили у нас в келлии Соборование. Затем собрали его в путь, и через несколько дней он уехал на Крит. Он сильно почитал святую мученицу Ирину и хотел предать душу в ее монастыре. Ему было всего 60, а выглядел он на 85.

Приехав на Крит, попал в больницу. Состояние его ухудшилось из-за артрита, и он даже в постели не мог никак уснуть. Но лицо его оставалось спокойным и светлым. Не переставая молился по четкам и ни разу не возроптал в этих испытаниях. Благодарил Бога известным изречением святителя Иоанна Златоуста: ‟Слава Богу за всё!” А стоило заговорить о Святой Горе Афонской, у него каждый раз начинали литься слезы.

Из больницы его перевезли в монастырь Святой Екатерины (в городе Ираклионе там же, на Крите). Там он предвозвестил сестрам свою смерть, сказав:

– Завтра у нас в монастыре будет отпевание. Придет много священников и народу.

Последним его днем на земле было 17 июля, память святой великомученицы Марины. Он в последний раз причастился Святых Таин. Температура поднялась до 41,3˚C, но врач сказал, что сделать уже ничего нельзя. С минуты на минуту он мог умереть. И его снова повезли в больницу.

Лицо его излучало Божественный свет, а уста непрестанно повторяли слова благодарения Богу. В 11 часов вечера того же дня лицо у него просияло еще сильнее. Губы зашептали молитву. Он осенил себя крестным знамением, и душа его тут же отошла в небесные обители.

Среди ночи отца Никодима перевезли в монастырь. На следующий день после обеда состоялось погребение, действительно так, как он предсказал. Огромное множество народу – митрополиты, священники и его духовные чада – съехались со всего Крита, чтобы провести в последний путь преподобного отца Никодима, процветшего на Святой Горе и ныне покоящегося, подобно пшеничному зерну, сокрытому в Критской земле.

На похоронах слово говорил архиепископ Критский отец Тимофей. Сегодня на его могиле горит неусыпаемая лампада, и христиане, приходящие на могилу батюшки, не перестают черпать обилие благословений и исцелений».

Далее приводим беседу отца Никодима с румынским иеромонахом Иоанникием (Бэланом)^[2].

(Окончание следует)