О гигиене души

Заканчивается Великий пост. Грядет Пасха. Прекрасная пора! Самое время покопаться в себе, в своих «добродетелях» и провести их полную «инвентаризацию»: разложить всё «по полочкам», вытащить что-что «за хвостик» из полного забвения, «полюбоваться» со всех сторон на всё это «добро» и полной грудью вдохнуть в себя их «аромат». Одним словом, пост…

Заканчивается Великий пост. Грядет Пасха. Самое время покопаться в себе, в своих «добродетелях» и провести их полную «инвентаризацию»

Но как провести эту «инвентаризацию» максимально эффективно? И максимально безжалостно к самому себе? Да-да, именно безжалостно… Ведь мы, православные, и так порядком деградировали.

– Каюсь, батюшка. В делах, в словах и в помыслах. Грешен во всём, – зачастую слышат священники от нас на исповеди.

Значит, грешим конкретно, а каемся абстрактно, «вообще»? Нет, так не пойдёт. А как надо?

Ни на чём не настаиваю, но в качестве одного из вариантов предлагаю одну историю из своего личного опыта. Это не пересказ умной книжки, а именно конкретный пример из жизни.

«Генеральная исповедь»

Это добровольное самоистязание, наверное, нужно производить один раз в жизни. И то только тем, у кого от крещения до момента исповеди прошло много-много лет, а может, и десятилетий. Для молодёжи, которой повезло иметь верующих родителей и которые регулярно исповедаются с семи лет, скорее всего, это будет излишним.

Но как было у меня.

В январе 1996 года один человек посоветовал мне съездить в Дивеевский монастырь на исповедь. В тот год мои жизненные сложности, наверное, достигли своего апогея. А точнее сказать – дна. К тому времени я не был уже атеистом, но и верующим ещё пока не был. Однако за тот совет ухватился как утопающий хватается за соломинку.

Но как-что, кого спросить, как готовиться? Я не имел об этом ни малейшего представления.

Ответ неожиданно нашёлся сам собой. Чисто логически.

Первое, что я понял, это то, что на этой стадии спешить особо не надо. Прежде, чем куда-то ехать, необходимо составить максимально полный список грехов.

Крещён я был в полугодовалом возрасте и с тех пор, до 36 лет, никогда не исповедовался. Поэтому временным интервалом исповеди мне следовало охватить отрезок от семи лет и до момента составления списка. Хотя, если честно, я это не соблюдал – писал даже то, что было и до семи лет, если данный грех помнил и он тяготил мою душу.

Одним словом, взял бумагу, ручку и вечером в тишине сел за стол.

Шаг первый – выгребание грехов

Лист бумаги я разделил линией по вертикали и решил слева записывать грехи, а справа – примерный год их совершения. Грехи (в делах, в словах и в помыслах) писал хаотично, по мере того как они приходили мне в голову. Не соблюдая никакой хронологии. Главный принцип тут был – не дай Бог что забыть!

Я буквально «инвентаризировал» и пересматривал всю свою прошедшую жизнь. Вытряхивал из её самых удалённых уголков малейшие пылинки грязи – как в делах и в словах, так и в мыслях. И внимательно «вглядывался» в каждую из них, пытаясь понять – грех это или не грех?! Ошибки здесь были неизбежны – иногда очевидный грех я таковым не признавал, а какой-то свой нормальный поступок вдруг классифицировал как грех. Впрочем, в последующие годы моя регулярная церковная жизнь всё расставила по своим местам.

А тогда, идя по улице и вдруг вспоминая ещё один свой грех, но не имея под рукой бумаги, я в панике хватал ручку и скорее записывал грех прямо на ладони руки – лишь бы его не забыть! Вечером, ложась спать, ставил рядом с кроватью настольную лампу и листок с ручкой – случалось, что вспоминал некий грех даже во сне. Я в ужасе просыпался, хлопал рукой по кнопке лампы и скорее записывал его в список!

Длилась эта «инвентаризация» около двух недель. Помню, набралось у меня грехов тогда то ли семьдесят три, то ли семьдесят пять.

В итоге наступил момент, когда я понял, что начинаю к себе уже просто придираться. Буквально на пустом месте. И лишь только тогда я двинулся дальше…

Шаг второй – расстановка грехов по хронологии

Взял ещё один большой лист бумаги, но чистый, и также разделил его вертикальной линией на две части. После этого внимательно, не спеша, то и дело перепроверяя себя, перенёс все написанные грехи с первого листа на второй, но уже строго по хронологии (вот для чего следовало указывать годы их совершения). Затем первый лист порвал и выкинул, а на второй внимательно посмотрел.

Посмотрел и ужаснулся: было полное ощущение, что волосы на голове слегка зашевелились. И было от чего.

– Господи! Какое же я чудовище, – мысленно воскликнул я, – пожалуй, только никого не убивал!

На этой плотно исписанной бумаге передо мной предстала вся моя жизнь – но только её теневая, отвратительно-греховная сторона

На этой плотно исписанной бумаге передо мной предстала вся моя жизнь – но только её теневая, отвратительно-греховная сторона! В хронологическом порядке, шаг за шагом. Впервые в жизни я увидел в густом, сконцентрированном виде своё духовное «мурло»…

Это пугало – но это было и прекрасно! Ведь в реальной жизни мы же не грешим постоянно – наши грехи и наши добрые дела чередуются: в течение одного и того же дня мы можем и перевести через дорогу старушку, и тут же нахамить на работе своим подчинённым. А значит, мы всегда можем убаюкать свою совесть, мысленно сказав себе:

– Слушай, ну, какой же ты грешник, если ты сегодня сделал столько добрых дел – посмотри и успокойся!

То есть мы равномерно размазываем наши грехи по «шкале времени» тонким-тонким слоем, вперемешку со «вкусным варением» наших добрых дел. Поэтому и нет у нас обычно ни ужасания, ни шевеления волос!

Но когда все наши духовные «подвиги» собраны в одну большую кучу, вот тогда и наступает настоящий шок и трепет. Уже потом где-то у святых отцов я прочитал, что видение собственной греховности, ужасание этого – есть первый, начальный и благотворный этап покаяния.

Но надо идти дальше. Ужаснуться – хорошо, но этого мало, надо эти грехи с души снять. Однако, кроме христианства, все остальные мировые религии на этой фазе покаяния и остановились. Кто-то раз в год запустит в пустыню бедолагу-козла, кто-то придумает что-то ещё.

Впрочем, хотя бы осудили в себе грех – и то неплохо.

А если через час-полтора – смерть? И как тогда быть с «эшелоном» грехов? Да, осужденных человеком внутри себя, но не снятых с души, а продолжающих тяжёлым грузом висеть на ней. Помню, у святого мученика Иустина Философа в «Беседе с Трифоном иудеем» есть такая фраза: «В чём застану, в том и сужу». Это он о Господе, о Его грядущем Страшном Суде.

Так что лишь одно христианство идёт дальше – к полному снятию этих грехов с души кающегося. Происходит это в рамках церковного Таинства Исповеди.

Шаг третий – принуждение себя к исповеди, приход в храм

А вот тут ситуация резко меняется. Когда подробнейший список грехов составлен и первое потрясение от осознания оного произошло, здесь уже тянуть с исповедью нельзя.

Увидев, что «гипс снимают, а клиент уезжает», бесы приложат все усилия, чтобы не допустить до церковного покаяния! В ход будет пущено всё: вы внезапно можете заболеть, вдруг появятся неотложные дела. Или вы из «абсолютно надёжных источников» узнаете, что в храме, в который собрались идти на исповедь, все священники – сплошь лицемеры и греховодники…

Что на это сказать? Надо помнить, что сатана, будучи «отцом лжи» (Ин. 8: 44), имеет гигантский опыт обольщения людей. Но нужно иметь в себе ненависть ко греху и огромную жажду от него освободиться.

В моём случае я смог преодолеть все эти искушения, быстро собрался в дорогу и через день уже стоял у аналоя в Троицком соборе Дивеевского монастыря рядом с мощами преподобного Серафима.

И уже здесь выяснилось, что утренняя температура сама по себе спала, дела, якобы неотложные, на поверку оказались ничтожными; а целая армия греховодников в рясах – милейшими и добрыми батюшками. Дай Бог им всем здоровья!

И ещё хочу посоветовать следующее. Для «генеральной исповеди», когда на руках огромный список грехов, рекомендую выбирать храм крупный, в котором на литургии служат одновременно несколько священников. Кто-то непосредственно священнодействует, а кто-то – только исповедует и никуда не торопится. Это очень важно, чтобы во время исповеди батюшка никуда не спешил и вас не поторапливал.

Обычно это кафедральный собор или храм, где служат благочинные. Причём день для такой исповеди лучше выбирать будний, а не воскресный и не праздничный, когда в храме много исповедников и священник физически не сможет уделить вам должного внимания – дать совет, поддержать словом. К тому же, придя на исповедь, я встал в очередь последним, чтобы за моей спиной никого уже не было. Соответственно, не было и суеты.

Короче – быстро выбираем крупный храм, выбираем будний день и, пропуская всех вперёд себя, встаём в очередь последними…

Шаг четвёртый – Таинство Исповеди

Это, наверное, самое сложное – выдавить, наконец, из себя, как из тюбика, все свои многолетние «подвиги»: в делах, словах и помыслах. Вслух. Незнакомому человеку. Среди толпы. А вдруг услышат?!!

Это, наверное, самое сложное – выдавить, наконец, из себя, как из тюбика, все свои многолетние «подвиги»: в делах, словах и помыслах

Стоя в очереди, по мере приближения к аналою, я подвергался в тот день всё большему и большему накату хульных мыслей:

– Ну и куда ты припёрся? Посмотри! Людишки-то здесь все какие убогие, разве это твой уровень? Иди отсюда!

Между тем верующие, подойдя к священнику, кто плакал, а кто, наплевав на всё, в голос рассказывал батюшке свои грехи. Один мужчина упал на колени, а ладони, словно приваренные сваркой, остались на аналое. Его крутило, выворачивало, но он продолжал что-то рассказывать о себе священнику.

Моё напряжение нарастало с каждым шагом вперёд. Я не мог себе представить: как я открою рот и произнесу хоть что-то из своего поганого списка?!

– Нет, ты посмотри на него – какая у него противная, жирная и самодовольная рожа, – продолжал мысленно атаковать меня некто, имея в виду батюшку.

Но было поздно – для себя я уже всё решил: я сдаюсь!

И шагнул к аналою. Как в тумане…

***

Батюшка спокойно и ласково накрыл мою голову золотистой епитрахилью и наклонился ко мне, чтобы лучше слышать.

Надо что-то начинать говорить.

К горлу подкатил комок.

Батюшка, увидев в моих руках огромный листок с грехами, с сочувствием произнёс:

– Ты, наверное, в первый раз пришёл?

Я молча мотнул головой.

– Ну… давай… – он тяжело вздохнул и сделал движение рукой к листку – мол, давай, я сам прочту.

– А можно, батюшка, я сам буду читать?

– Читай, – священник не возражал.

– Нууу, в общем… короче… – вполголоса, почти шёпотом, кое-как начал я.

Сначала «подсовывал» ему грехи ерундовые, но, чуть осмелев и освоившись, постепенно перешёл к «жести».

***

Тут мне хочется сделать одно важное отступление и дать очередной совет.

А именно – когда подойдёте к аналою со списком грехов, попросите батюшку не забирать у вас листок, чтобы ему быстро прочитать самому (для ускорения движения очереди священники иногда это любят делать), а чтобы он позволил прочитать их именно вам, самостоятельно.

Почему? Не претендую на истину, но, на мой личный взгляд, это чрезвычайно важно.

Есть в духовной жизни серьёзнейшая проблема: как сделать так, чтобы человек от исповеди к исповеди, постепенно, полностью избавлялся от тех или иных грехов. Подчёркиваю – полностью. Чтобы не было такого, что человек годами ходит на исповедь с одним и тем же списком грехов. А это, к сожалению, случается очень часто.

И важнейшим помощником здесь является стыд. Именно – простой человеческий всепожигающий стыд.

Проблема состоит в том, что, когда человек на исповеди снял со своей души некий грех, то через какое-то время он попадает в ситуацию, когда бесовня снова предлагает ему этот же грех повторить. Тот самый случай, когда, по слову апостола Петра, «пес возвращается на свою блевотину, и: вымытая свинья идет валяться в грязи» (2 Пет. 2: 22).

И нужно сделать так, чтобы этот человек подумал:

– Да чтобы я опять перед батюшкой так краснел?! Да ни за что!

Перспектива повторного жгучего стыда перед священником, возможно, кого-то и удержит от повторения греха

И тогда перспектива повторного жгучего стыда перед священником, возможно, кого-то и удержит от повторения данного греха.

А если он прошлый раз отделался на исповеди «малой кровью» (батюшка быстро прочитал листочек сам, половину написанного не разобрал из-за нашего почерка или своего слабого зрения), а человек простоял молча, с опущенной ниц головой, то будет ли такое его покаянное состояние мощным препятствием, которое удержит от повторения греха? Не уверен. Может, и будет, а может, и нет. Не случайно ведь в Церкви всё громче звучат голоса священников, призывающих нас именно каяться, а не превращать Таинство Исповеди в формальный и холодный «отчёт о совершённых грехах».

Безусловно, список грехов, прочитанный батюшкой, а не лично исповедником, снимает грех с души. Но вопрос в другом: когда человек читает лично, вслух – степень стыда на порядок больше. И это очень хорошо, поскольку стыд – прекрасный «тормоз», спасающий от повторения одного и того же греха.

В церковной литературе приходилось встречать упоминание о том, что в раннехристианской Церкви существовала так называемая открытая исповедь. Это когда кающийся выходил на амвон и лицом к молящимся громко исповедовал все свои согрешения на весь храм. Никакой тайны исповеди не вводилось. Представляете степень стыда человека?!

Мы, сегодняшние, готовы к этому?! Как выясняется, некоторые готовы. В качестве примера приведу рассказ молдавского священника Виорела Кожокару об исповеди одной цыганки.

Вы, наверное, обращали внимание, что, когда сегодня человек собирается подойти к аналою на исповедь, он поворачивается к людям в очереди и со скрещенными на груди руками просит у всех прощения:

– Простите меня, братья и сестры!

– Бог простит, и мы прощаем, – слышит он в ответ и, как на «эшафот», идёт к священнику.

Современный Устав Церкви этого не требует. Думаю, это не что иное, как слабый отголосок той давней и почти забытой у нас благочестивой традиции открытой исповеди.

***

Тем временем мой кошмар на первой исповеди подходил к концу. Были пара-тройка «пунктиков» списка, когда у меня слегка задрожал голос и чуть не выступили слёзы. Я остановил речь и наглухо «встал». Но ничего, пересилил.

Когда закончил читать, повисла пауза. Батюшка прекрасно понял – что сейчас произошло и каких трудов мне это стоило. Было видно, что он очень сопереживал и сочувствовал. И для меня это было поистине спасительно – ведь рядом стоял друг.

До сих пор ежедневно поминаю его, отца Владимира Семёнова, в нашем домашнем синодике…

У кого-то после исповеди облегчение наступает мгновенно – «словно камень с души свалился», у меня же это облегчение приходило постепенно. Это был именно процесс, который длился около трёх дней. Как будто священник взрезал в моей душе огромный гнойник, и этот гной начал из неё медленно и неохотно вытекать. Каждое утро, просыпаясь, я чувствовал себя всё лучше и лучше – душевная боль утихала всё больше, а будущая жизнь начинала казаться всё светлее и радостнее. И, наконец, наступило то незабываемое утро, когда, проснувшись, я ощутил себя полностью исцелённым!

Вот такая вот, друзья, гигиена души!

Шаг пятый – Таинства Соборования и Причастия. «Иди и больше не греши»!

Я не стал тогда объединять такие глобальные события – первую полноценную исповедь, первое соборование (елеосвящение) и первое причастие. Потрясения от каждого из них могут быть настолько сильными, что лучше прочувствовать их по одиночке.

Конечно, перед причастием надо будет опять исповедоваться, но «генеральной исповедью» это уже не будет. Это будет уже исповедь «обычная» – от даты «генеральной исповеди» и до исповеди новой.

Таким незаметным образом вы будете постепенно входить в нормальный «рабочий график» православного христианина: грех – исповедь – причастие, упал – поплакал – утёрся – попросил у Бога сил идти дальше – и пошёл.

Частоту причастия и объём ежедневного молитвенного правила должен установить ваш семейный «лечащий доктор» – опытный духовник

Частоту причастия и объём ежедневного молитвенного правила должен установить ваш семейный «лечащий доктор» – опытный духовник. И надо просить Господа, чтобы Он его даровал.

Самому себе эти нагрузки лучше не выдумывать: или они окажутся слишком малы, и вы впадёте в теплохладность, или они станут слишком велики, и вы «свернёте себе шею» – соскользнёте в прелесть и самопревозношение. Все, кто серьёзно занимался спортом, согласятся, насколько важно иметь отличного тренера.

Короче, лучше святого апостола Павла тут не скажешь: «Блюдите, како опасно ходите!» (Ефес. 5: 15).

Жить как в последний день

На этом заканчиваю. Надеюсь, что для кого-то мои занудные нравоучения окажутся полезными.

Обидно, что мы с великой ревностью относимся к своей внешней чистоте и ухоженности: чистим зубы, умываемся, холим своё тело, тщательно стираем одежду и убираем дома малейшие пылинки, между тем как единственно в нас вечное – наша душа – остаётся вне нашего внимания. В лучшем случае – на втором-третьем плане.

И смешон тот, кто думает: «Ну, вот состарюсь – и тогда пойду каяться!» А с чего мы решили, что доживём до старости? Не исполнятся ли на нас евангельские слова: «Безумный! В эту ночь душу твою возьмут у тебя» (Лк. 12: 16–21).

Мы забываем, что Православие неотделимо от памяти смертной, от готовности умереть. Православие призывает нас быть готовыми дать ответ Богу ежечасно, в любой момент, «24/7». Поэтому забота о постоянном поддержании нашей души в максимально чистом состоянии должна стать основой для каждого православного человека.

Иногда, возвращаясь после исповеди и причастия из храма в неземном, благостном состоянии, ловлю себя на дикой для нехристианина мысли: «Ну вот, сейчас и умирать не страшно»!

Поэтому, у кого душа горит ревностью к своей чистоте, могу пожелать лишь одно – трудитесь!