Исповедание школьника

Фото: Александр Земляниченко / AP Photo

...После того дня, когда я про него правду выяснила, у меня прямо сердце болело долго. Вроде как человека почти и не знала. Но, знаешь, мне начинает казаться, что христианину вообще нормально за всех сердцем болеть. Даже в прямом смысле. Святые же болели. Да, мы грешные. Но ведь веруем, и Господь нам Свою любовь тоже дает. И не можем же мы с Ним не сродниться, не уподобиться... не понимаешь, о чем я? Сейчас, расскажу всю историю.

Мне лет четырнадцать было, когда меня перевели в другую школу. Но я хорошо свой старый класс до сих пор помню, память хорошая, плюс – с парой девчонок до сих пор иной раз в Интернете списываюсь. Ну, как «девчонок», – у одной внук уже. Так вот: у нас класс был гуманитарный, и мальчишек набралось немного. Так что хулиганили за двоих каждый, надо ж перед учителями да перед девчонками себя показать. И особенно одна парочка выделялась – Сашка и вот этот парень, М. Все время шутили, балагурили, иной раз даже учительница смеется и не может от смеха замечание сделать. Причем заводила у них Сашка был, а М. – более воспитанный, что ли. Умный, немного стеснительный, интеллигентный даже. Отличался от остальных школьников. Вот, будто мы из одного набора игрушек, а он – из другого.

Умный, немного стеснительный, интеллигентный даже. Отличался от остальных школьников. Вот, будто мы из одного набора игрушек, а он – из другого

Но тоже – как шутку отколет, так весь класс лежит. У него только, в отличие от Сашки, все шутки всегда приличные были. Над анекдотом про зад все посмеются – а ты попробуй умно пошутить. И вот, он умел. Высокий был, задумчивый. В очках. А Сашка – ниже и коренастее, такие вот друзья. Сашка, кстати, потом за границу уехал с родителями.

И вот, как-то я созваниваюсь с девчонками уже в выпускном классе. Спрашиваю про всех поименно: а этот что? А у этой как? А М., небось, на какой-нибудь философский факультет собирается? И мне говорят: а М. с ума сошел, лечат его.

Я так и села. Как – с ума сошел? Да про кого угодно мне скажи такое – я поверю, а вот про него – ни за что. И не буйный, и, с другой стороны, не весь в себе, самый адекватный человек же! Ни в какой не в депрессии. Но... так – значит так.

Я закончила институт, вышла замуж. У нас около дома строили церковь. В газетах тогда много писали о церковном, я нет-нет да читала, муж не против был: плохого же, говорит, там быть не может. Против строительства церкви многие протестовали, и мне совсем не нравилось, как они грубо выражались про верующих людей. Скорее из чувства протеста сначала в церковь пошла, точнее, не в церковь, а в такое временное помещение, службы в нем уже шли. Оставила пожертвование, сказала что-то вроде: «Ребята, я неверующая, но я с вами». А тетенька, активная такая, лихо платочек повязан вокруг головы, Светлана ее звать, мне и говорит:

– А мы все равно за вас молиться будем!

– Молитесь, – говорю. – Вдруг что хорошее выйдет.

Ну, вот и помолились, расстарались: я начала ходить в храм. Знаешь, когда вдруг поняла, что верую, – так странно было. Лишний раз Бог показал: вера, обретение веры – это чудо. И дар. Муж тоже за мной подтянулся. Просто взял и однажды со мной пошел на службу.

Еще несколько лет прошло, храм уже построили. Захожу я однажды, где-то полдень, суббота, решила хоть зайти поклониться – дел много, – а наутро уже на литургию. И в притворе сталкиваюсь – с кем бы ты думала? С М.! Он меня узнал! Поздоровался, радостно стал спрашивать, как я, какими судьбами здесь. Почти не изменился, говорит только как-то очень, знаешь, замедленно. Как через силу, будто ему сосредоточиться надо.

Ну, я же слон в посудной лавке. «Как, – говорю, – твое здоровье-то? Говорят, болеешь!»

Он как-то так загадочно улыбнулся. «Уже лучше, – говорит, – спасибо». И пошел молиться в храм.

И вот, стыдно сказать – я на него с опаской посматривала. Ну, сказали же, что с ума сошел. Мало ли, чего от него ждать. Хотя до сих пор помню: вот он идет к иконам – и за ним в храм будто ангелы вошли. Я вообще ощущениям не верю, а тут именно так вот чувствовала. И во мне борются эти два чувства: я его боюсь, потому что «сумасшедший», и при этом в храме будто светлее стало. Помню все это, как будто вчера было.

Потом он ушел. А у меня все ощущения всмятку, я пошла к образу праздника, помолилась. А затем стала спрашивать Светлану нашу: не знает ли чего о нем?

А у нее сестра в другом храме работает, и он, оказывается, туда ходит. И такое рассказала! Представляешь, еще в школе, в последних классах, он уверовал. А у него семья – в общем, ну, совсем не православная. И по своей религии все праздники отмечают, в своей общине какое-то место занимают. И они его потащили по психиатрам! Знаешь, как шутят: нет здоровых людей, есть необследованные. А там подросток, всей родней перепуганный. Конечно, у него что-то «нашли» и «лечить» стали.

А он, как смог, – убежал от них. Работал, где мог, у кого-то пристроился. Появились друзья на том приходе, где молится, поддерживают его. Он, Светлана говорила, рассказывал: пытался с одноклассниками связаться. Но те с ним общаться не захотели. Во-первых, им же сказали, что он «псих». А во-вторых, они все неверующие, и для них, прости Господи, что верующий, что «псих», – всё едино. Мне так стыдно было! Вот, говорю, если б я знала... А потом понимаю: вру. Что бы я сделала? Я тогда еще сама была... эх, да что говорить.

Это надо же – такое пройти, чтобы просто иметь возможность веровать и в церковь ходить! И это в наше время

Я молиться за него просто начала. И до сих пор молюсь, в помяннике он у меня.

Потом, сказали, уехал он. Причем в монастырь. Какой умница все-таки. Это надо же – такое пройти, чтобы просто иметь возможность веровать и в церковь ходить! И это в наше время. Он ведь, получается, исповедник за веру... наверное.

Это все было лет 15 назад. Знаешь, почему я это вот так живо вспомнила в эти дни? У меня ребенок заявил, что его любимый писатель – Гоголь. И меня как память прошибла! М. же у нас в школьном спектакле Гоголя играл. Не похож, но играл, и очень хорошо. Директор вообще сказал: «Вот это таланты у вас в классе».

Нас тогда учили, будто Гоголь психически заболел перед смертью. И только уже будучи взрослой, я читать стала и узнала, что он был очень верующим человеком. Вот, всё как всегда: верующий – для безбожников сумасшедший. «Еллинам безумие» наша вера, вот только что с батюшкой в церкви беседа была про это. Как думаешь, Гоголь сейчас... у Бога? Может, помолится за М. А может, как раз тогда, когда тот его играл в спектакле, и помолился. И силы придал потом не отказаться от веры, и сейчас вот в монастыре наш М. Сам там, значит, уже теперь столько лет молится за нас, грешных.

Я помню, как он тогда к иконе Божией Матери подошел. Она у нас в храме большая очень. И вот, он стоял и молился. А я, когда про Гоголя-то стала читать – нашла его стихотворение, или песнь, или молитву, как тут лучше сказать? Обращается к Божией Матери, просит о заступлении. «К Тебе, о Матерь Пресвятая, дерзаю вознести свой глас...». Я хоть и ленивая, но иногда ее открываю и читаю. Там такие слова есть... сейчас найду, у меня в телефоне... ага, вот.

Да буду чужд своей я воли,
Готов для Бога все терпеть,
Будь мне покров во горькой доле,
Не дай в печали умереть.

Вот, прямо про М. получилось, да ведь? И как он там... может, поедем как-то в паломничество в какой монастырь – а он нас там встретит, важный и с посохом. Шучу. Он тоже любил пошутить.

Вот, я просыпаюсь иной раз и думаю: как тяжело вставать на службу... А он ради того, чтобы просто молиться и на службы ходить, столько выдержал. И стыдно, и скорее собираюсь.

В какой-то степени, получается, он меня наставляет все эти годы. Даже не зная об этом.

Вразуми нас всех, Господи.