Преподобный Макарий Оптинский: духовный путь от дворянина до иеродиакона
Жизнь преподобного Макария в Площанской пустыни складывалась довольно хорошо: он имел и служение (и клиросное, и переписчика святоотеческих трудов), и хорошего духовника в лице о. Афанасия (Захарова), к нему хорошо относилась монастырская братия. Но… по-прежнему душа его не удовлетворялась достигнутым, искала большего. Не мог о. Макарий успокоиться в своем стремлении к Богу, в желании стать ближе к Нему; но знал он и то, что в духовной жизни ничего нет опаснее собственных свободных изысканий, попыток идти без опытного руководителя, знающего путь, которого, в свою очередь, прежде наставили на путь спасения другие люди святой жизни. Недаром основа учения Церкви – Священное Предание, включающее в себя и Священное Писание, и литургические тексты – неотъемлемой частью своей имеет и живой опыт Церкви, передаваемый «из полы в полу», от духовного отца к чадам, чтобы до конца времен горел этот огонек истинной веры в человеческих сердцах.
Святые призывают всеми силами искать себе подлинно трезвенного наставника; иметь такого руководителя – величайшее благо для человека
Многое, конечно, можно постичь через книги – Само Евангелие, труды святых отцов; но настолько непроста духовная жизнь, так легко в ней увлечься чем-то второстепенным, а то и вовсе принять ложное за истину (ведь хитер враг рода человеческого), что людей, хотящих спастись, святые призывают всеми силами искать себе подлинно трезвенного наставника; иметь такого руководителя – величайшее благо для человека, ведь он, наставник, может уберечь ученика от множества искушений, которые неизбежны для идущего самостоятельно, «вслепую»:
«Если… кто, надеясь на свой разум, думает не иметь нужды в руководителе, таковой вскоре заблудит от пути правого. Почему и должны со слезами молить Господа Бога, чтобы даровал вам наставника или наставницу незаблудную, ибо по гнилости недугов нужен и врач или лекарка опытная и благоискусная. Потому и должно хворому искать не столько обильную и покойную больницу, сколько врача искусного» (преподобный Антоний Оптинский)1.
«Молитвами и слезами умоли Бога послать тебе бесстрастного и святого руководителя. Также и сам исследуй Божественные Писания, особенно же практические сочинения святых отцов, чтобы, сравнивая с ними то, чему учит тебя учитель и предстоятель, ты смог видеть это, как в зеркале, и сопоставлять, и согласное с Божественными Писаниями принимать внутрь и удерживать в мысли, а ложное и чуждое выявлять и отбрасывать, чтобы не прельститься. Ибо знай, что много в эти дни стало прельстителей и лжеучителей» (преподобный Симеон Новый Богослов)2.
Из последних слов преподобного Симеона, однако, видим и предостережение – не ошибиться,
«чтобы не попасть нам вместо кормчего на простого гребца, вместо врача на больного, вместо бесстрастного на человека, обладаемого страстьми, вместо пристани в пучину, и таким образом не найти готовой погибели» (преподобный Иоанн Лествичник)3.
Были в России того времени и талантливые проповедники, и ученые богословы, но в данном случае этого было мало: здесь нужна была подлинная духовная жизнь.
Преподобный Паисий (Величковский) Все это, конечно, прекрасно понимал и преподобный Макарий, много лет тщательно изучавший святоотеческие труды и имевший пред собой пример о. Афанасия, до конца жизни трепетно сохранявшего заветы своего духовного отца – преподобного Паисия (Величковского) , смиренно оставшегося в пределах того, что было ему позволено старцем, проходя лишь устную Иисусову молитву, и не любившего «говорить от книг»4; понимал и смиренно молил Бога, чтобы Он, если Ему угодно, послал ему духовного наставника.
Шел 1824-й год – четырнадцатый год пребывания преподобного в монастыре; о. Макарий, с благословения начальства, совершил паломническую поездку в Ростов, к мощам святителя Димитрия, «списателя житий святых», и по дороге посетил впервые монастырь под Козельском на реке Жиздре – Оптину пустынь – и незадолго до того устроенный при ней скит. Вероятно, Оптина, восстановленная за три десятилетия до того по образу Пешношского монастыря, который «был одним из очагов монашеской традиции преподобного Паисия (Величковского)»5, и ее скит произвели на о. Макария благоприятное впечатление; но до того времени, когда жизнь его теснейшим образом будет связана с этим местом, когда место это станет совершенно особым из-за присутствия в нем подлинных старцев, стать одним из которых суждено было Богом и самому о. Макарию, оставалось еще несколько лет. Пока же преподобный вернулся в Площанскую пустынь.
Следующий, 1825-й, год был для о. Макария грустным: проболев несколько времени, скончался духовник его, о. Афанасий (Захаров), и иеромонах Макарий остался один. Конечно, к тому времени он и сам был уже человеком духовной жизни; но, по вышеназванной неполноте опыта о. Афанасия (хотя сей последний был человек жизни истинно христианской, удивительно добрый и молитвенный), да и, надо полагать, по молодым летам и, конечно, глубокому смирению (в котором есть странная для мира, непонятная нам до конца, но какая-то самая настоящая правда), преподобный Макарий чувствовал нужду иметь духовно опытного наставника. И от всей души молил Господа послать ему его.
Богородицкая Площанская пустынь. Гравюра конца XIX – начала XX века
Прошло 3 года. О. Макарий по-прежнему жил в Площанской пустыни, но положение его изменилось: он был назначен духовником Севского Троицкого женского монастыря (примерно в 50 км от Площанской пустыни), а в родной обители подвизался в должности благочинного. Сознавая ответственность обоих этих послушаний (в особенности же, конечно, духовничества), о. Макарий в то же время воспринимал их как Божие призвание, и потому, уповая на помощь Призвавшего, усердно трудился.
Макарий тотчас узнал в нем того, кого просил у Бога: мудрого духоносного наставника
Но вот настал октябрь, и в Площанскую пустынь, проездом в Оптину, прибыл иеромонах Леонид (в схиме Лев) (Наголкин), ныне известный всей России как преподобный Лев Оптинский. Прибыл не один: с ним из Александро-Свирской обители в Оптину направлялись несколько учеников, в числе которых был и Д.А. Брянчанинов, будущий святитель Игнатий. Преподобный Лев и в то время был уже достаточно известен как старец, и о. Макарий тотчас узнал в нем того, кого просил у Бога: мудрого духоносного наставника. И, по выражению жизнеописателя,
«немедленно вошел в тесное сближение с этим опытным в духовной жизни наставником и окрепшим в духовной борьбе с многоразличными искушениями вождем иноков, который по тому самому мог и искушаемым помогать»6.
Преподобный Лев Оптинский Преподобный Лев и преподобный Макарий были людьми разных характеров, сословий, воспитания; о. Лев был решительного, прямого и, так сказать, огненного нрава, и, по выражению ученика его, преподобного Амвросия Оптинского, порой «был настоящий лев»7; а преподобный Макарий всю жизнь оставался человеком кротким, тихим, хотя и внутренне очень сильным. Но по духу они были очень близки – ведь о. Лев имел духовным отцом схим. Феодора (Ползикова), который, так же, как и о. Афанасий (духовник о. Макария), был учеником преподобного Паисия (Величковского), возродителя старчества в славянских землях.
Старчество… Удивительное явление, которое в то время (начала XIX века) многим казалось каким-то странным и даже вредным для Церкви нововведением. Между тем оно имеет очень древние корни, «представляя собою прямое продолжение пророческого служения, старчество с этим именем и в этой форме появляется лишь в IV веке, вместе с возникновением монашества, как руководящее в нем начало»8.
На Руси оно также не было ново, а в древности, может быть, и очень распространено; однако со временем забылось, особенно в атнимонашеском XVIII веке, ведь именно монастырь есть самое лучшее (и едва ли не единственное) место для процветания старчества.
Старчество – духовная связь духовно опытного старца и всей душой преданного ему ученика. Ученик во всем предается воле старца, а старец его всего, со всеми слабостями и грехами, берет на себя и ведет ко спасению. Ученик ежедневно открывает старцу свои помыслы и получает от него советы, как бороться со страстями, и сильнейшую молитвенную поддержку в этой борьбе. Связь старца и ученика теснейшая и предполагает беспрекословное послушание – поэтому совершенно необходимо, чтобы тот, кто именуется старцем (в значении именно духовного руководителя, а не просто пожилого монаха, что тоже очень часто встречается в русских книгах разных веков), вел жизнь подлинно святую и был истинным старцем, а не просто даже очень хорошим монахом. Это – особое служение в Церкви, и его невозможно принять на себя, на него даже невозможно назначить; оно дается непосредственно от Бога, как дар подвижнику, очистившему себя от страстей, и беспрекословно послушание старцу не потому, что это хорошо для упражнения воли, а потому, что истинному старцу открывается воля Божия о человеке, и не послушаться его – значит отступить от воли Самого Бога.
Истинному старцу открывается воля Божия о человеке, и не послушаться его – значит отступить от воли Самого Бога
Истинный старец потому пророк; узнать же истинного пророка можно по делам: пророк
«лишь тот, кто хранит пути Господни. Следовательно, лжепророк и пророк (истинный) могут быть познаны от путей их (жизни)»9.
Страшно читать такое. И без руководства жить крайне опасно, и в руководителе нельзя ошибиться… Но преподобный Лев, ободряя, писал:
«Если кто искренно и от всей души ищет спасения, того Бог и приведет к истинному наставнику… Не беспокойтесь – свой своего всегда найдет»10.
Слова эти, несомненно, исполнялись не раз в его жизни; исполнились они и для о. Макария – встречей с самим преподобным Львом. Это было то счастье, о котором он давно молил Бога до того и за что благодарил во всю последующую жизнь; ко времени этой встречи преподобный Лев был уже на высоте христианского жития и с радостью принял его под свое руководство (хотя, видя в о. Макарии уже подвижника, «относился к нему скорее как к другу, сомолитвеннику, сотруднику в духовном делании»11. Вероятно, именно в это время преподобному Макарию и «преподано было о. Леонидом таинство высокой Божественной умно-сердечной молитвы»12.
Впрочем, только полгода прожил преподобный Лев в Площанской пустыни и перебрался в Оптину, куда направлялся изначально. Но духовная связь его с преподобным Макарием сохранилась: между двумя подвижниками завязалась переписка, не прерывавшаяся уже до перевода о. Макария в Оптину пустынь. Пока же он был очень нужен в родной своей обители: по свидетельству хорошо знавшего его иеродиакона Палладия (который еще в 1819-м г. ходил в паломничество в Киев пешком вместе с о. Макарием, и в Оптиной же прожил последние свои годы), преподобный Макарий в это время
«пользовался всеобщей любовию, многим помогал духовными советами, а вне своего монастыря, кроме духовных советов, принимал участие, хотя поневоле, и в хозяйственных делах»13.
Но суеты все прибавлялось: о. Макарий вынужден был иногда на продолжительное время уезжать в Севск (по должности духовника упомянутого уже Севского монастыря и другим административным делам), что было совсем несообразно с его стремлением к уединенной и сосредоточенной монастырской жизни; в письмах к преподобному Льву о. Макарий сетовал, что совсем «завязался с комитетами».
Вскоре же последовало и вовсе неожиданное назначение: Орловский владыка Никодим, отправляясь на чреду в Священный Синод, вызвал преподобного Макария и сообщил ему, что решил на должность эконома и казначея взять с собою в Петербург именно его, иеромонаха Макария. Монашеское послушание обязало о. Макария повиноваться, но поездка эта была для него большим огорчением. Некоторой отрадой, впрочем, послужило то, что по дороге он смог заехать в Оптину и повидаться со старцем и духовным другом своим о. Львом, о чем и писал ему уже из Петербурга:
«Хотя малое время сподобил меня Господь быть у вас и видеть вас; но и сие приемлю за неизреченную ко мне милость Божию и благодарю Его благость. Молю, да и впредь сподобит меня, не только временно, но и всегда быть при вас и вашими молитвами и наставлениями устроить мою жизнь»14.
Видимо, уже тогда о. Макарий склонялся к возможности своего перевода в Оптину пустынь; но, будучи назначен на должность, исправлял ее со всем усердием, и лишь писал о. Льву:
«Вижу себя весьма неспособна к распоряжению по части экономической, а паче, когда все еще не устроено; и что будет далее со мною, не знаю; но буди воля Божия! Пошел сюда я не по своей воле и не ради почести или других видов, но единственно за послушание. Хотя в чем окажусь неспособным, и ежели освободят от сей должности, то и в сем Промысл Божий к лучшему ведет»15.
Целый год пришлось преподобному прожить в Петербурге, и год этот был для него весьма тяжелым
Такие смиренные слова, впрочем, и о. Макарию давались нелегко. Целый год пришлось преподобному прожить в Петербурге, и год этот был для него весьма тяжелым. Человек совсем не делового склада (что проявлялось, как помним, еще до монашества при управлении собственным имением), не любивший шума и суматохи, вынужден был, исполняя монашеский обет отсечения своей воли, жить в столице и заниматься совсем нелюбимым (и даже для душевного мира неполезным) занятием. Но для чего-то Господь и это послал Своему подвижнику. И преподобный Макарий терпел и, смиряя себя, писал о. Льву:
«Но и в сем, может быть, Промысл Божий действует непостижимою нам премудростию к пользе. То есть: ежели бы иначе было, то еще бы хуже был… Помолитесь, батюшка, да исправит Господь путь мой пред Ним и дарует прочее дней живота моего время прейти безмятежно в истинном покаянии – в таком месте, где Его святой воле будет угодно…»16.
Всякое искушение имеет начало и конец; святые говорят, что нужно лишь с молитвой и терпением дождаться этого конца, когда Господь изведет от тесноты. И преподобный Макарий дождался: 21 октября 1832 года он был уволен от казначейской должности и смог возвратиться в свой монастырь. По дороге в Площанскую пустынь он, конечно, побывал в Оптиной; на этот раз преподобный уже прямо попросил у старца о. Льва и настоятеля оптинского, преподобного Моисея, согласия на свой перевод в Оптину, и, получив их благословение, подал прошение и отбыл в Площанскую пустынь – ждать решения своей участи.
Было и здесь несколько препинаний; особенно беспокоило то, что Площанский строитель о. Маркеллин тяжело болел, и шла речь о назначении нового настоятеля; а в числе кандидатов был и преподобный Макарий. Но Господь благословил желание святого быть при его духовном наставнике и друге, и, хотя целый год протянулось это дело, но наконец 14 января 1834 года о. Макарий получил указ о своем переводе из Площанской в Оптину пустынь.
Преподобный сердечно простился с братией и не без светлой грусти покинул Площанскую обитель. Она была его первым монастырем, местом пострига, молитв, трудов и утешений. Здесь он жил под руководством доброго и сердечного о. Афанасия, здесь и похоронил его. 20 с лишним лет жизни отдал преподобный этой обители, много дала и она ему за эти годы, и благодарность и любовь к Площанской пустыни о. Макарий сохранил навсегда.
Но впереди было новое поприще: Оптина пустынь.