Монашеское делание тихой подвижницы

Схимонахиня Стефанида (Хилова) и иеромонах Нектарий (Соколов)

Часть 1

Новые искушения

Но с прекращением этого тяжкого искушения нападки на Фаину не прекратились, а лишь приобрели более духовный характер непосредственного выражения демонической злобы. К тому времени она уже давно была мантийной монахиней с именем Людмила, будучи постриженной архимандритом Стефаном и игуменом Космой (Алехиным). В последние же годы жизни она приняла пострижение в великую схиму и сделалась Стефанидой. Когда ее здоровье еще позволяло это делать, она часто ходила на богослужения в лавру. Бывало, что туда и обратно она шла, по своему обычаю, не поднимая головы. Однако теперь она так поступала уже не потому, что опасалась нечаянно разговориться с кем-либо, а по причине усилившихся бесовских нападений. Бесы являлись ей видимым образом на ее пути, стремясь отвлечь от сосредоточенной молитвы, которой она предавалась и в самом храме, и добираясь из лавры в свой скромный домик. Не оставляли они ее и там, в келейном уединении. Когда по ночам она вставала на молитву, они мешали ей особенным шумом, напоминавшим гудение какого-то огромного механизма, доносившимся из-под ее кровати. Матушка жаловалась, что этот навязчивый шум действовал каким-то очень отупляющим образом, не давая сосредоточиться. Прекращались такие нападки только глубокой нерассеянной молитвой, при которой в уме не оставалось ни одного постороннего помысла.

Впрочем, скорби через людей злые духи продолжали ей доставлять при всякой возможности. Особенно обострились они в то время, когда схимонахиня, по своей доброте и простоте, позволила поселиться у себя в домике одной женщине, работавшей в братской трапезной лавры, которой негде было жить. В то время и сама схимонахиня Стефанида, по своим преклонным годам, уже нуждалась в некотором присмотре, а также в посторонней помощи для того, чтобы добираться на богослужения в лавру. Но женщина эта привела с собой еще и своего сожителя, устроив из монашеской келлии схимницы совершенно мирское общежитие с телевизором и застольями. Некоторые люди считали, что эта новая соседка потихоньку занималась колдовством, но сама схимонахиня никогда не подтверждала таких обвинений. С нее довольно было и того, что духовная обстановка в ее доме очень ухудшилась, по причине вселения в него совершенно мирских по духу людей. К счастью, спустя некоторое время Господь избавил молитвенницу от такого неуместного соседства, послав ей келейницу. Ею стала монахиня Любовь, бывшая до того времени хожалкой блаженной старицы Любушки Сусанинской. Теперь же, имея опыт ухода за пожилыми людьми и собственное молитвенное устроение, она очень кстати оказалась в Сергиевом Посаде. Первым делом она смогла добиться того, чтобы соседи схимонахини Стефаниды съехали на другую квартиру. Когда это случилось, радость старушки была неподдельной и детской:

– Ой, какая же мне вышла льгота! – радовалась она, сидя на своей кроватке с сияющим лицом. – Какое же мне Господь дал облегчение!

– Да что случилось-то, матушка? – спрашивали ее приходившие посетители.

– Жильцы-то мои съезжают! Телевизера-то теперь нету! – объясняла она со своим крестьянским нижегородским выговором. – Кака мне великая вышла льгота!

– Да ты же, матушка, глухая! Неужто тебе телевизор соседский так уж мешал? Ты же его не слышала!

– Да слыхать-то его я не слышала – вот только бесы при нем ходили, как хотели! – отвечала довольная схимница, благодарно накладывая на себя крестное знамение. – Какое мне теперь большое облегчение!

Благодатная помощь преподобного Сергия

Жизнь схимонахини Стефаниды, конечно, состояла не из одних только молитвенных трудов и тяжких искушений от людей и от бесов. Было в ней место и благодатным посещениям, и чудесным случаям помощи Божией и глубоко почитаемого ею преподобного Сергия. Чудеса эти могут показаться кому-то носящими на себе отпечаток какой-то детской простоты и незамысловатости. Но таким был и характер самой схимонахини Стефаниды, несмотря на все перенесенные скорби и испытания, оставшийся простым и отчасти детским. Для нее эти простые чудеса были знаками ободрения, напоминавшими ей, что она не одинока посреди своих скорбей и усердных трудов, и согревавшими сердце небесной заботой о скромной земной страннице.

Один такой удивительный случай попечения о ней преподобного Сергия имел место еще в бытность ее Фаиной, простой посудомойкой при академической трапезной. Как обычно, все великие дни и праздничные торжества были для нее временем сугубых трудов и особенной загруженности. В эти дни накрывалось более обильное угощение, ставились отдельные столы для прибывавших на торжества многочисленных гостей. На кухне многократно увеличивались объемы готовки, требовалось в разы больше посуды, и на мойке в такие дни работа кипела почти круглые сутки. Поэтому праздники для одних становились трудовым подвигом для других, когда им, по известному выражению, «небо казалось с овчинку». Вот и Фаина, наряду с прочими, отмечала «дни чистых тарелок», а не великие торжества, от зари до зари пропуская через натруженные руки бесчисленные груды грязной посуды. Однажды накануне летнего дня памяти Преподобного, совершаемого 18 июля по новому стилю, она глубоко заскорбела в своем сердце, что вновь не увидит никакого праздника, который, как обычно, пройдет для нее на кухне. «Преподобненький! – Взмолилась она тогда святому Сергию в печали. – Как бы мне хотелось побывать на твоем празднике! Посмотреть, сколько народу к тебе приедет, причаститься! Но, видать, такая моя судьба, что опять у меня будет весь день одна только посуда!» Так, всплакнув немного, пошла она снова на свои труды.

Однако за день до наступления праздника в академическую трапезу наведались два почтенных архимандрита – отец эконом со своим помощником, пришедшие проверить, все ли в порядке и готово к принятию гостей. Важных посетителей усадили за стол, угостили, показали приготовленное меню, и те остались всем довольны. Когда же они уходили, и все работники трапезной выстроились под благословение, отец эконом сказал, как бы между прочим: «Да! Чуть не позабыл! Мне тут преподобный Сергий шепнул, чтобы Фаину отпустили к нему на праздник! Так что у нее назавтра и послезавтра будет выходной. Справитесь тут без нее?» Кто же поспорит с монастырским экономом – большое начальство, однако! Так Фаину чудесным образом отпустили на празднование Дня обретения святых мощей великого аввы Сергия, внявшего молитвам простой посудомойки.

Так Фаину чудесным образом отпустили на празднование Дня обретения святых мощей великого аввы Сергия, внявшего молитвам простой посудомойки

Радости Фаины не было предела. Она сходила на всенощное бдение с акафистом, наконец-то отстояла всю праздничную службу и вдоволь насмотрелась на приехавших в лавру гостей, радуясь такому их усердию к памяти Преподобного. Но, придя наутро к Божественной литургии, Фаина почувствовала, что радость ее омрачена. В своем торжестве она совсем позабыла, что надо успеть исповедаться перед Причащением Святых Христовых Тайн. Народу же на Исповедь, конечно, стояла целая тьма – не протолкнуться. Смиренно встала она в уголке нижнего храма в честь Всех Святых, в Земле Российской просиявших, где, по обыкновению, шло таинство Покаяния. Ко всем духовникам стояли нескончаемо длинные очереди, а служба между тем уже начиналась, и Фаина боялась опоздать причаститься. Вдруг из алтаря прямо перед ней вышел какой-то старенький священник в епитрахили, поставил аналой, положил Крест и Евангелие и приготовился принимать исповедников. «Надо же, какой старичок! – подумала про себя Фаина, увидев нового священника. – Дай-ка я посмотрю, кто пойдет к нему на Исповедь? Уж больно я люблю у пожилых исповедаться!» Смотрит она вокруг, а никто к старичку не идет, словно бы никто его и не видит. «Ну, тогда я пойду, раз уж никого больше нет!» – решила Фаина и подошла к аналою.

Но только лишь она начала свою Исповедь, как старичок остановил ее и сказал:

– Ты ведь, деточка, не умеешь исповедаться! Когда открываешь свои грехи, надо стоять прямо, а руки держать вдоль тела. И смотреть надо не на священника, а на Крест и Евангелие. Ведь ты исповедуешься Самому Христу, Который здесь невидимо предстоит! А священник – только лишь свидетель твоего покаяния!

Ей захотелось посмотреть, кто еще пойдет на Исповедь к этому благодатному старичку. Однако никакого аналоя и священника на прежнем месте уже не было

От слов старенького батюшки душу Фаины охватило глубокое умиление. Она от всего сердца открыла перед ним свои грехи и получила большое облегчение и утешение, когда он прочел над ней разрешительную молитву. Отойдя от аналоя, она оглянулась вокруг – ей захотелось посмотреть, кто еще пойдет на Исповедь к этому благодатному старичку. Однако никакого аналоя и священника на прежнем месте уже не было. Фаина стала высматривать, куда он мог уйти в такой толчее, а затем принялась расспрашивать стоявших рядом, не видали ли они пожилого батюшку, который только что здесь принимал Исповедь.

– Какой старичок? – в недоумении отвечали ей окружающие. – Никого здесь не было!

– Ну, как же это? – продолжала она свои расспросы. – Вот, прямо здесь только что стоял аналой, а рядом с ним – тот старенький батюшка!

– Не было здесь ни аналоя, ни батюшки! – снова отвечали ей. – Мы бы сами к нему пошли, если бы он тут был!

Тут только Фаина вспомнила, что тот пожилой священник выглядел точь-в-точь как преподобный Сергий, каким его изображают на иконах. Тогда лишь поняла она, что сам святой вышел, чтобы принять у нее Исповедь. Она поспешила на литургию, полная любви и благодарности к великому Авве, который не только повелел отпустить ее на свой праздник, но и научил, как надо исповедать свои грехи, придя к ней на помощь, чтобы этот день не омрачился для нее опозданием ко Святому Причастию.

Другое примечательное явление случилось с ней уже в старости, когда она начала терять слух. В это время она уже была на пенсии, и ей больше не приходилось так много трудиться в посудомойной, как прежде, так что у нее появилась возможность намного чаще посещать богослужения. Однажды во время Великого поста она пришла в Трапезный храм. Во время последования Великопостных Часов братский хор начал исполнять песнопения тропарей каждого часа, сопровождаемые поклонами. Однако из-за начинавшейся у нее глухоты старушка никак не могла разобрать слов и очень расстроилась. «Должно быть, иностранцы какие-то поют, не по-нашему!» – подумала она. Придя домой и сделав свои дела, вечером она легла спать. И вдруг среди ночи пробудилась оттого, что в ее комнату открылась дверь. Перед ней стоял сам Преподобный Сергий, а за ним, неразличимые в темноте, толпились еще какие-то многочисленные его спутники.

– Что, матушка, – обратился к ней Преподобный, – ничего не разобрала ты, что пелось на службе?

– Ничего не поняла, батюшка Сергий! – ответила она. – Наверное, не по-нашему пели, гости какие-нибудь!

– Давайте, братья, споем матушке то, чего она не поняла! – сказал Преподобный своим спутникам.

– Господи, иже Пресвятаго твоего Духа… – запел незримый братский хор тропарь Третьего Часа. Когда же они закончили пение, святой Сергий спросил у схимонахини Стефаниды:

– Все ли поняла теперь, матушка? На сей раз по-нашему пели?

– Все поняла, батюшка! По-нашему пели, по-русски!

– Тогда давайте дальше петь! – велел Преподобный своему хору, и тот запел тропарь Шестого Часа «Иже в шестый день же и час…». По окончании пения святой вновь спросил старушку, все ли она поняла на этот раз, и та подтвердила, что поняла все, до последнего слова. Подобным же образом был спет ей и тропарь Девятого Часа «Иже в девятый час…». И вновь после окончания спросил ее Преподобный, понятны ли были ей слова. Схимонахиня Стефанида, сердце которой наполнилось великим утешением и радостью от этого явления, подтвердила, что все спетое слышала совершенно ясно. После этого святой благословил ее и исчез из вида вместе с сопровождавшей его братией. Придя в себя, схимонахиня Стефанида поспешила к столу и, зажегши свет, записала в тетрадку врезавшиеся в ее память после этого чудесного пения слова великопостных молитв. Так они и хранились у нее, записанные на слух, с незначительными ошибками, и она показывала тетрадь тем своим посетителям, с которыми делилась этой удивительной историей. Примечательно было и то, что в ту ночь у нее в коридоре ночевали паломники, которые не видели и не слышали ровным счетом ничего, хотя незаметно открыть дверь и пройти, миновав их, было бы невозможно.

Еще одно связанное с преподобным Сергием чудесное событие произошло со схимонахиней Стефанидой на Пасху. В то время ей жилось очень скудно, так что даже разговеться было особенно нечем. Когда она стояла в Троицком соборе в очереди к мощам Преподобного, один священник похристосовался с ней крашеным пасхальным яичком. Взяв его в руки, схимонахиня Стефанида увидела, что оно разбито, и вся скорлупа на нем раздавлена и пошла мелкими трещинками, отставши кое-где от белка. Ей стало очень грустно, и она пожаловалась, прикладываясь к мощам: «Ничего-то у меня, Преподобненький, на праздник нету! Одно яичко, да и то все разбитое!» Отойдя от раки святого, она вновь достала из кармана подаренное яичко и с изумлением увидала, что вся разбитая скорлупа на нем срослась. Яйцо стало целым, и лишь тонкие прожилки указывали на то, что в этих местах скорлупа была раздавлена. Так любимый Преподобный похристосовался с ней пасхальным яичком, поздравив с Праздником Праздников и наполнив сердце радостью Светлого Христова Воскресения.

Так любимый Преподобный похристосовался с ней пасхальным яичком, поздравив с Праздником Праздников

Быть может, кому-то такой повод для чуда покажется слишком уж незначительным. Обычно чудеса представляются людям какой-то крайней, исключительной мерой, которая входит в человеческую жизнь лишь тогда, когда другие средства для спасения исчерпаны. Чудеса кажутся чем-то великим и эпическим: уж коли чудо – так Чудо чудное! Но для любящих Бога и святых Его чудесна вся жизнь, и такие, казалось бы, маленькие знаки небесного внимания служат необходимым утешением и поддержкой посреди неминуемых скорбей, заставляя сердце живо чувствовать близость духовного мира. Так вот и схимонахиня Стефанида постоянно проводила свою жизнь как бы в двух мирах, присутствие Божие и участие святых были непременной частью этой жизни. Она искренне и непосредственно радовалась таким проявлениям благодати Божией, взмахивая ручками и восклицая в своей особенной манере: «Это же ума непостижима!»

Последние годы жизни

Неудивительно, что и ее любовь к преподобному Сергию была такой же простой, детской и искренней. В любых встречаемых ею или другими людьми затруднениях она всегда полагалась на отеческую заботу и помощь Преподобного. Такое же доверие она испытывала и к старцам лавры, отцам Кириллу и Науму. Последние годы своей жизни она чаще обращалась к архимандриту Науму, испрашивая его молитв и благословения в своих обстоятельствах. Когда к ней приходили люди со своими просьбами и недоумениями, она всегда отправляла их молиться Преподобному Сергию и за советом и благословением к отцу Науму. Батюшка архимандрит Наум принял ее под свое духовное окормление и благословил совершить над ней постриг в великую схиму. Он сам выбрал ей имя в честь святой мученицы Стефаниды, память которой совершается 11/24 ноября, вместе с мучеником Виктором. Пострижение ее совершил иеромонах Евстафий (Солнцев, в настоящее время – архимандрит) на день празднования перенесения мощей святого Первомученика и Архидиакона Стефана, 2/15 августа 2000-го года. По причине телесной немощи она была пострижена прямо у себя дома.

Став схимницей, Стефанида еще более стала полагаться во всем на волю Божию и благословение своего духовника. «Как Преподобненький управит и батюшка Наум благословит!» – отвечала она всегда на любые возникавшие вопросы. Но при этом она, конечно, и сама не отказывалась помолиться за просивших ее об этом. Молитва ее была действенной, хотя сама она считала свои молитвенные дары и состояния делом совершенно обычным. Взирая на других людей простым и добрым взглядом, она полагала, что и они обладают такой же чистотой души и помыслов, какие были свойственны ей. Поэтому она могла в простоте сердца сказать своему собеседнику, советуя помолиться о чем-либо: «Только молиться надо так, чтобы не было никакого постороннего помысла! Это просто – попробуй, у тебя получится!» Она словно бы и не помышляла, что большинству ее собеседников до такой благодатной меры преуспеяния в молитве было ох как далеко!

От одного присутствия старенькой схимонахини и ее участливого взгляда и речи людям становилось очень мирно на душе, а сердца касалось тихое умиление

В последние годы жизни посетителей становилось немало. Старушка жила совсем недалеко от лавры, о ней узнавало все больше людей, которые заходили к ней в гости, чтобы согреться сердцем рядом с простой и доброй схимницей. Она принимала всех приходивших с любовью, поила чаем за своим крытым клеенкой столом, прося келейницу выставить немудреное угощение. Нельзя сказать, чтобы она обращалась к кому-либо с какими-то поучениями, наставлениями, изрекала некие высокие мысли. Слово ее было очень простым и сердечным, однако от одного присутствия старенькой схимонахини и ее участливого взгляда и речи людям становилось очень мирно на душе, а сердца касалось тихое умиление. Собственно, ей было бы трудно вникать в какие-то продолжительные и сложные беседы, поскольку этому препятствовала ее сильная глухота. Зачастую она просто сидела со своими гостями, кротко улыбаясь, и отвечая что-либо лишь тогда, когда кто-то прикладывал усилие, чтобы донести до нее свой вопрос. При этом она никогда не оставляла внутренней молитвы, и потому ее вмешательство в разговоры гостей бывало очень точным и своевременным. Однажды у нее сидели за столом несколько человек, которые, расслабившись от царившей здесь благостной атмосферы, принялись за какие-то обычные разговоры. Старушка все это время тихо сидела на своей кроватке, перебирая четки и кротко поглядывая на своих гостей с доброй улыбкой. Вдруг кто-то из них спохватился, сказав своим спутникам: «Мы тут говорим о своем, а хозяйка, должно быть, ничего не слышит!» В этот момент все посмотрели на нее, а та подняла свой чистый взгляд и радостно произнесла без тени укора: «Я ведь ничего не слышу!»

Порой схимонахиня Стефанида могла сама «полечить» пришедшего к ней человека. Внешне это выглядело тоже очень просто: она негромко читала какую-нибудь молитву, из числа самых обычных и доступных всем, как, например, «Молитва Кресту» из вечернего правила, начинающаяся словами «Да воскреснет Бог». При этом она постоянно крестила голову, плечи и спину человека, наклонявшегося к ней, чтобы было удобней, или же встававшего на колени рядом с ее кроваткой. Так она могла прочесть над человеком несколько молитв, осеняя его крестным знамением. Но после этого чувствовалась такая легкость и внутренняя чистота, словно и с души, и с тела отпадала какая-то незримая тяжесть, грязь или короста. Появлялись новые силы жить, на душе становилось тепло и мирно, так что люди, которые это испытали, порой сами потом просили Стефаниду прочесть над ними какую-нибудь молитву и покрестить им голову и спину.

Но, к сожалению, и саму схимонахиню Стефаниду все чаще начинали одолевать старческие немощи и тяжкие недуги. Все сложней становилось ей выбираться в храм для Причащения Святых Тайн, принимать гостей. Тогда на помощь ей приходили лаврские отцы. Среди братии лавры были несколько человек, которые узнали схимонахиню и привязались к ней. Наиболее близкие отношения сложились у нее с архимандритом Евстафием, который часто приходил к ней со Святыми Дарами, чтобы причастить ее на дому. Посещал ее и протоиерей Василий Воронцов, с которым они были знакомы еще по Духовной академии, где батюшка много лет был заведующим Сектором заочного обучения. Монастырские врачи игумен Тихон, иеромонахи Моисей и Вадим сначала навещали ее по обязанности, чтобы помочь ей в лечении недугов. Однако затем, увидев в ней благодатную подвижницу, стали приходить уже ради собственной духовной пользы, стараясь побыть рядом и приобщиться ее молитве и кроткой духовной тишине. Старица тоже сердечно полюбила своих докторов-монахов и всегда молилась за них, всякий раз упоминая их имена с большой теплотой и благодарностью. Порою, когда ей становилось особенно плохо, у нее в келлии собирался целый «консилиум» из монастырских врачей, искавших средства облегчить ее страдания.

Однако нет лекарства, которое могло бы остановить неизбежное. И в самый день Святой Пасхи 2008-го года, 27-го апреля по новому стилю, схимонахиня Стефанида мирно отошла ко Господу. Утром после праздничной службы отец Евстафий причастил ее Святых Христовых Тайн, а вечером того же дня она преставилась. Отпевали ее пасхальным чином в Свято-Духовской церкви лавры отец Евстафий и отец Тихон. Похоронена же схимонахиня Стефанида на Благовещенском кладбище в Сергиевом Посаде, навеки став жительницей того Небесного Града, в котором в вечных обителях Христовых уготовано место любящим Преподобного Сергия на земле.