Чтобы храм по-настоящему стал нашим

Беседа с настоятелем храма во имя первоверховных апостолов Петра и Павла посвящена теме приходской жизни. Кто такие прихожане? Что значит быть прихожанином конкретного храма? Можем ли мы — приходящие с определенной регулярностью или иногда в Петропавловский храм — по праву так называться?

— Для нас привычно, что людей, которые приходят в храм, делят на две категории, которые условно именуют «прихожанами» и «захожанами» (хотя лично мне второе наименование и не нравится — категорически). К первой относят людей, которые не пропускают воскресные и праздничные богослужения, участвуют в церковных Таинствах, стараются узнавать церковную жизнь. Захожанами же называют тех, кто заходит в храм — как правило, во внебогослужебное время — поставить свечку, помолиться, написать записку, что-то приобрести. Но на самом деле существуют различия и внутри этих групп. И можно ли, допустим, назвать прихожанином человека, который посещает службы, исповедуется и причащается, но сразу после целования креста уходит, нисколько не интересуясь жизнью храма как таковой, — это вопрос достаточно сложный.

Что такое приход? Это все-таки некое сообщество людей, которые ощущают себя частями единого целого. Нельзя относиться к Церкви только как к месту, куда мы приходим за благодатью, за помощью, за каким-то участием Божиим в нашей жизни; надо понять, что храм — это место, которое должно быть центром нашей жизни, причем жизни общей. И если мы, к примеру, посмотрим на то, как живет сегодня Русская Православная Церковь за рубежом, то увидим, что там в каждом храме существует реально действующее приходское собрание и именно община несет все заботы о приходе, которые у нас зачастую целиком и полностью ложатся на плечи священника. У нас священник, как правило, отвечает за организацию богослужения в храме, за пастырское окормление верующих, за хор, за уборщиц, за сторожей, за трапезную, за поиск денег на строительство и ремонт — за все. А в зарубежных приходах священник отвечает только за богослужение и пастырское окормление верующих, а всем остальным, мною перечисленным, занимается приходская община. Можно, конечно, говорить о том, что мы очень по-разному живем и прихожане в Соединенных Штатах Америки или в Европе имеют больше возможностей, чтобы нести эти заботы. Действительно, уровень жизни в нашей стране таков, что даже если собирается полноценная приходская община, она сама храм содержать не может. Но тем не менее очень важно, чтобы люди, молящиеся на богослужении и считающие себя прихожанами конкретного храма, понимали, что жизнь этого храма — это и их дело тоже.

Важность этого момента не только в том, что нужно священника как-то разгрузить, хотя его на самом деле необходимо хотя бы немного освободить от этого пригибающего к земле гнета хозяйственных проблем, чтобы он мог заниматься обязанностями духовного характера. Но дело и в другом: не участвуя в общих делах, человек продолжает ощущать себя внешним по отношению к Церкви. Иногда приходится слышать: «Я помогаю Церкви». Если эти слова произносит мусульманин, иудей или язычник, это можно понять. Он по отношению к Церкви внешний человек, и он ей помогает. Но если так говорит христианин — верующий, а тем более церковный человек, то очевидно, что он чего-то не понимает, потому что Церковь — это в том числе и он сам. Было бы более верно сказать: «Я стараюсь в Церкви что-то делать» — нести какое-то служение. Ощущения, что Церковь — это мы все вместе, многим очень недостает. А между тем оно формируется и как-то реализуется именно в рамках конкретного прихода.

— Но ведь приходят же, наверное, люди, предлагают какую-то помощь…

— Знаете, на самом деле очень редко бывает так, чтобы человек пришел в храм и спустя какое-то время, посмотрев на его повседневную жизнь, спросил: «А что я могу для этого храма сделать?». Я об этом говорю не только как настоятель, который нуждается в подобного рода помощи людей; дело не только в моих каких-то практических интересах, а просто в понимании. Могу сказать, что человек, который этот вопрос задает и который по силам потом что-то в Церкви начинает делать, приобретает совершенно другой, скажем так, уровень христианского самосознания. Потому что во всех нас самое страшное на сегодняшний день — это потребительское отношение: друг к другу, к Церкви, к Богу, и только лишь когда человек начинает в Церкви что-то делать, начинает отдавать, это потребительство из него постепенно выветривается.

Общее дело

— А что вообще может делать в храме не священник и не сотрудник храма?

— Когда приходит человек и предлагает помощь, естественно, я задаю в ответ вопрос: «А что Вы можете делать?». И выясняется, что один человек может жаворонки печь ко дню сорока Севастийских мучеников, другой может в субботу вечером оставаться подсвечники чистить, третий имеет возможность полы мыть, четвертый может прийти и на пару дней подменить библиотекаря, когда тому куда-то надо уехать, пятый работает где-то в торговле и в то же время хорошо знает книги, иконы и церковную утварь, так что может прийти в лавке постоять, и прочее. Но гораздо чаще я сталкиваюсь с тем, что подходит кто-то из числа наших прихожан и спрашивает что-то вроде: «Когда же вы, наконец, закончите работы в основном объеме храма? Когда же у нас там начнется богослужение?». А я, допустим, знаю, что этот человек — строитель. Не богатый, не ворочающий какими-то колоссальными объемами, но тем не менее занимающийся стройкой, отделкой. И я очень хорошо его понял бы, если бы он пришел и задал этот вопрос иначе: «А можем мы быть чем-то полезны?». Я бы ему сказал: «Да, знаете, у нас в цоколе еще не готовы трапезная и крестильня, и еще несколько небольших комнаток. Возьмите одно такое помещение, своими силами его сделайте, и Вы поможете нам чуть-чуть продвинуться вперед». Но мне, как правило, бывает неудобно человеку это сказать — может быть, я в этом и не прав. А самому человеку это в голову не приходит.

Но на самом деле в жизни прихода можно участвовать не только лишь материально или трудом собственных рук. К примеру, кто-то приходит в храм, у него нет средств, он не умеет ничего делать своими руками. Но у него, допустим, очень широкий круг знакомых, и он может взять в храме письмо с просьбой о помощи в строительстве и всех этих знакомых обойти. А другой может сесть за телефон и обзвонить фирмы, где можно найти стройматериалы. Кроме того, когда человек просто старается как можно больше о церковной жизни и о вере узнать и способен этим с кем-то в храме поделиться, это тоже очень важно. В таком случае настоятель знает, что того, кто в храм только что пришел в буквальном смысле с улицы, можно кому-то передать и этот кто-то объяснит ему, как готовиться к исповеди и к Причастию, какие книги в каком порядке читать, и просто, можно так сказать, позанимается этим человеком. Безусловно, в большей степени это долг священника, но священник может уделить этому ограниченное время. К тому же практически каждый человек, пришедший в храм, знает, как недостает порой не только общения со священником, но и общения с людьми на приходе. Помимо того, бывает, что кому-то необходима элементарная помощь. Условно говоря, вот эту бабушку надо отвести домой. Или нужно просто быть в курсе, как эта бабушка себя чувствует и не нужно ли к ней домой пригласить священника, чтобы ее причастить. И опять-таки, когда есть в храме люди, которым можно сказать: «Вот ты, пожалуйста, об этой бабушке позаботься», это не занимает много времени, но уже и дело сделано, и в то же время вот она — христианская любовь и вот она — христианская забота друг о друге. Причем в действии.

Можем ли мы оставаться в стороне, когда нашему общему дому требуется помощь?

В этом плане можно привести примеры из жизни Церкви на Западной Украине. Я как-то раз был во Львовской области и наблюдал такой эпизод. Небольшой городок, туда назначают служить молодого, только-только получившего образование священника. Но у него уже семья, дети. Он приезжает, собирает прихожан и говорит им примерно следующее: «Я приехал на новое место. У меня жена, двое детей, мне нужно о них заботиться, то есть нужно где-то жить, чем-то питаться, нужна какая-то машина, чтобы на ней ездить совершать требы. Поэтому я предлагаю вам два варианта. Либо я забочусь об этом обо всем сам и вам уделяю очень мало времени, либо обо всем этом заботитесь вы, и я уделяю вам гораздо больше времени». И представьте себе, прихожане говорят: «Конечно, мы сами обо всем позаботимся».

Разумность и рациональность такого подхода совершенно очевидны. Но в современной России это не сработает. Когда у нас назначают священника на приход, особенно в сельскую местность или в небольшой город, он сам все делает и еще бегает за людьми и говорит: «Пожалуйста, приходите в храм». Опять же для сравнения: на Западной Украине в каждом храме есть человек, в обязанности которого входит ежемесячный обход села и сбор средств на церковные нужды. Это может быть новый подсвечник, или аналой, или ремонт. И люди там считают своим долгом на эту просьбу о помощи откликнуться, потому что они относятся к своему сельскому храму как к части своей жизни, даже если являются не очень церковными людьми. Я не идеализирую церковную жизнь на Украине, в ней есть масса таких негативных моментов, которых, слава Богу, нет у нас, но это не говорит о том, что не нужно обращать внимание на положительные моменты, которые там присутствуют.

— А можно ли и в нашей церковной жизни воспитать, пробудить, воссоздать настоящую, то есть крепкую, ответственную, приходскую общину?

— Я очень надеюсь, что кто-то из тех, кто будет нашу газету читать, поймет, что в нем это желание помогать храму живет и он хочет дать ему возможность реализоваться. Это и будет каким-то маленьким вкладом в пробуждение и воссоздание. Воспитать можно — заставить нельзя. И почему мне трудно об этом говорить с амвона: я не нахожу возможным кого-то к чему-то понуждать.

Где наше сокровище?

— Семь лет строится наш храм. Можно ли сказать, что приходская община сложилась? Что бы Вам хотелось исправить, за что Вы благодарны?

— Наверное, можно говорить о том, что приход сложился в том смысле, что есть люди, которые в храм ходят постоянно. Можно говорить о том, что многие люди друг друга знают и между ними какие-то отношения складываются, но о приходе как об общем деле, об общей жизни, об общем труде, к сожалению, пока что сказать невозможно. Но я, например, очень рад тому, что у нас все-таки за полтора года сложился любительский хор, который начал петь Литургии, молебны и панихиды. Я им и их руководителю и идейному вдохновителю, Виктории Усовой, за это очень благодарен, хотя это только самое начало пути, и в этом направлении еще много предстоит работать.

А из того, что меня расстраивает: безусловно, сегодня почти все люди, в храм приходящие, знают о Православии очень немного. И при этом есть возможность учиться — читать книги, ходить в воскресную школу для взрослых, но этой возможностью пользуются единицы. За воскресной Литургией стабильно бывает порядка двухсот пятидесяти человек. В воскресную школу для взрослых по субботам приходит максимум семнадцать. И говоришь об этом с людьми, пытаешься их убедить повышать свой уровень духовной образованности, но они, видимо, искренне считают, что у них нет в этом необходимости. То же самое с книгами. У нас уже около трех месяцев работает библиотека, но книг на абонементе берут пока очень мало. Кроме того, есть церковная лавка с достаточно большим выбором книг, но отношение к ним тоже достаточно прохладное. Мало, кто понимает: пока мы живем в условиях книжного изобилия, надо обязательно заботиться о формировании библиотеки домашней, никто ведь не гарантировал нам, что изобилие осхранится еще на долгие годы и десятилетия. Все уже благополучно забыли, наверное, какой редкостью были духовные книги в советский период…

— Среди верующих людей нередки жалобы на то, что на приходе того или иного храма, куда они ходят, существует некий «элитарный клуб для избранных», которые приближены каким-то образом к священнику и очень ревностно смотрят на тех, кто пытается проникнуть в их круг. Возможно, это некая болезнь роста приходской общины, но можно ли ее как-то предупредить?

— Тут дело не в приходской общине как таковой, это вопрос взаимоотношений между священником и прихожанами. Когда есть некий священник, который становится для какого-то круга своих духовных чад, не побоюсь этого слова, кумиром, к которому стараются быть как можно ближе и этой близостью дорожат, тогда действительно возникает круг приближенных и круг тех, кто пытается приблизиться. Но это возможно, только если пастырь сам так или иначе культивирует такое отношение к себе. В приходе может быть какое-то количество людей, не очень верно настроенных, но если священник их настроя не поддерживает, если он это отношение к себе разрушает, то ничего подобного не сложится. А если говорить конкретно о нашей жизни, у нас тоже есть своеобразный элитарный клуб, только совершенно другой. Это элитарный клуб людей, которые уходят из дома в храм в 7 часов утра и приходят домой в 12 часов ночи, валясь с ног от усталости и не зная, на каком свете они находятся. Это элитарный клуб, участники которого крутятся как белка в колесе и не знают ни покоя, ни роздыху, и, честно говоря, я бы с удовольствием включил в него как можно больше людей — тогда в таком экстремальном труде необходимость попросту отпало. Но желающих в этот клуб вступить немного.

Очень важно, чтобы люди, молящиеся на богослужении и считающие себя прихожанами конкретного храма, понимали, что жизнь этого храма — это и их дело тоже.

— Когда человек делает что-то в храме, он выполняет то, что заповедовал нам Господь в Евангелии, сказав: собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут, ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше (Мф. 6, 20—21). Потому что храм — не только образ Царствия Небесного, это его начало здесь, на земле. И поэтому когда человек находит время и силы делать что-то в храме, ничего не ожидая за это, он в прямом смысле этого слова трудится для Царствия Небесного. Поэтому и чувства, рождающиеся в этом труде, имеют неземную природу.

В нашей христианской жизни присутствует такая интересная вещь. Мы знаем: все, что мы имеем, — это дар Божий. Но когда человек прикладывает от себя какие-то усилия, он себе этот дар может усвоить. То есть этот дар становится по отношению к человеку не чем-то внешним, а чем-то ему уже принадлежащим. К примеру, мы получаем дар благодати в церковном Таинстве. Но если наша жизнь противоположна евангельским заповедям, то этот дар остается внешним по отношению к нам, мы его не усваиваем. И мы не только утрачиваем этот дар, но он нас даже опаляет, обжигает, причиняет, как нам кажется, боль. Хотя на самом деле ее причиняют нам наши же действия. Если же наша жизнь согласна с тем, что нами получено, то этот дар возрастает, точнее, раскрывается в нас и приносит плод. То же самое можно сказать и о храме. Храм — дом Божий, и каждый храм — это, безусловно, огромный дар всем нам. Когда человек просто ходит в храм и говорит при этом: «Это наш храм», возникает вопрос: а что значит «наш»? А вот когда человек что-то в этот храм вложил, начиная с каких-нибудь кирпичиков, которые он приобрел или положил своими руками, вот тогда он может говорить: «Наш храм». Тогда это действительно так. Действительно тогда храм его сердцем и принят, и усвоен.

Газета «Петропавловский листок» № 1

Подготовили Ольга Протасова
Елена Сапаева