За нерушимой стеной

Нынешним летом довелось мне побывать на родине святого праведного Иоанна Кронштадтского, куда на праздник 25-летия его канонизации съехались священники и миряне со всего мира («Иоанновская семья», № 735–737 «Веры»). Чтобы познакомить наших читателей с «иоанновцами», решили мы завести временную рубрику.

С кого начать, с какой встречи? Судьбы настолько разные… Начну, пожалуй, с конца.

Богослужения и официальные мероприятия уже закончились, праздник переместился на улицы села Сура – с разных концов звучат народные песни, сельчане и гости прогуливаются туда-сюда, угощаясь чаем из огромных самоваров и местными крендельками. В стороне на брёвнах сидит священник и щурится на северное солнышко. Отдыхает после службы.

– Тёплый сегодня день, – завязываю разговор.

– Да, замечательный! А у нас уже травы нет, в июне вся на солнце выгорела.

– А где это?

– В Астраханской области. Жара там была в сорок пять градусов. А сейчас ещё и мошка пошла, такая казнь египетская, не чета здешним комарам…

– Зато у вас арбузы растут. Дело привычки, – замечаю философски. – Вы же из тех мест, астраханский?

– Нет, я из Таллина приехал. Но уже двадцать пять лет служу в Никольском. Это село на берегу Волги, посерёдке между Волгоградом и Астраханью.

– А что, и там Иоанн Кронштадтский бывал? – уже не удивляюсь я. Все священники, с кем познакомился, служат в местах, как-то связанных с Батюшкой. И география удивительна. Даже в далёкую Сибирь он ездил с пастырскими визитами, почему бы не побывать ему и в этом селе?

– Иоанн Кронштадтский четырежды посещал Астрахань, – стал объяснять протоиерей Александр Максимов. – В один раз, летом 1902 года, жители Никольского узнали, что он плывёт на пароходе, и на берегу собрались. Завидели судно, стали руками махать. Батюшка скомандовал: «Стоп, машина», – и велел к берегу пристать. Совершил водосвятный молебен, покропил народ, раздал медные крестики. Ради добрых сельчан надолго задержался, хотя в Астрахани его ждали для освящения Владимирского собора – там и губернатор, и другие высшие чины ему встречу готовили.

– И что, в Никольском помнят этот визит Всероссийского Батюшки?

– Как же не помнить! В одной семье даже есть картина, нарисованная по просьбе их предков: Иоанн Кронштадтский освящает никольский народ. Художник был из местных, некоторых тонкостей не знал и изобразил его в епитрахили и в шляпе.

– Ваша жизнь тоже как-то связана с Иоанном Кронштадтским?

– На его книгах и дневниках я, собственно, и вырос, – отвечает отец Александр. – У нашего Александро-Невского кафедрального собора в Таллине огромные подвалы, и часть их в советское время принадлежала библиотеке. Там было много дореволюционных книг, и знакомые библиотекари специально для меня искали всё, что есть про Иоанна Кронштадтского. Он ведь часто бывал в Эстляндской губернии – служил в кафедральном соборе, в Пюхтицком монастыре и на его Ревельском подворье, которое взорвали в 1960 году. Вот всем этим я интересовался, ходил по букинистическим магазинам, где было тоже много дореволюционной литературы. Когда прочитал «Мою жизнь во Христе», то это был переворот. Хотелось подражать Батюшке, быть таким, как он. Хотя понимал, что он святой и с ним никак не сравниться.

– Нет, пошёл в институт учиться на юриста. Одновременно алтарничал в кафедральном соборе. Это в начале 80-х было. Митрополит Алексий, будущий Святейший Патриарх, предложил: «Давай, Саша, поступай в семинарию». Говорю: «Я не могу, из-за папы». Настаивать владыка не стал, поскольку знал моего папу и понимал, что у него, генерал-лейтенанта инженерных войск, на службе будут проблемы. Но тут началась перестройка, партийный контроль ослаб, и отец сам одобрил мой выбор стать священником. Закончив Московскую семинарию, я получил распределение, и с той поры вот уже двадцать пять лет служу на одном и том же месте. И радуюсь, что оно как-то связано с Иоанном Кронштадтским.

– Прямо в Никольское вас и распределили?

– В 1991 году мне направление немножко в другое село дали, в Енотаевку, где была вторая кафедра Астраханской, а ныне Ахтубинской епархии. Но до него мы не доехали.

– То есть как?

– Поехали мы туда с матушкой на первую службу. Был гололёд, и машину трижды занесло, и она перевернулась. Слава Богу, остались целы, только крышу у машины помяло. Проезжавшие мимо калмыки перевернули её обратно на колёса, и своим ходом мы кое-как в село въехали, рядом с которым всё это случилось. А там храм огромный, отовсюду виден. Едем к нему – куда же ещё… Из храма выходит старенький священник, завидев нас, радуется: «Вас мне Бог послал! Я уже старый, служить тяжело, и регент у меня тоже старенькая, совсем слепая». А когда отец Павел узнал, что матушка моя регент, то пуще возрадовался. Позвонили в Астрахань владыке Филарету, и он сразу благословил служить мне здесь.

– Село старинное?

– Его основали в 1760 году и, по легенде, назвали Никольским в честь первого здесь крещёного калмыка Николая. Хотя есть и другие версии. Что радует, народу у нас не уменьшается: в 1979 году по переписи в Никольском было пять тысяч населения и сейчас пять тысяч. А в 1914 году было семь тысяч. То есть стабильно так.

Хоть село и небольшое, но наш храм Рождества Пресвятой Богородицы площадью 1200 квадратных метров. Колокольня – 62 метра. Вот так купцы построили! Считалось, что это самый большой храм в Поволжье. Только в двухтысячные годы в Саранске, кажется, ещё больший построили. После революции двух никольских священников сослали на Соловки, там они и умерли. И храм хотели взорвать, но председатель сельсовета отстоял, не дал даже колокола сбросить. Позже его, Павла Иосифовича Кидебу, репрессировали и расстреляли. А когда началась война и Никольское бомбили немецкие самолёты, то те, кто хотел взорвать церковь, вместе с сельчанами прятались в её подвалах. Храм и под бомбами выстоял, только одна трещина появилась, на колокольне. Она и сейчас есть, но в размерах не увеличивается, опасности не представляет.

Село Никольское. Храм Рождества Пресвятой Богородицы

Там же, в подвале храма, во время войны служил протоиерей Николай Ситкин. В саму церковь его тогда не пустили – в ней зернохранилище было, только после Победы её передали. В ограде храма он построил два корпуса воскресной школы, заботился о нищих, всех приходящих кормил – знаете же, какая голодуха была после войны. Народ его любил. В 43-м году он предсказал, что ещё два года продлится кровопролитие, как наказание за цареубийство и безбожие. Ещё рассказывают, что он отказался отпевать мужа прихожанки Клавдии, которая получила на него «похоронку», – и действительно, через некоторое время этот человек живым вернулся в село. Был батюшка очень скромным, аскетом, спал на кровати на голых досках, покрытых марлей.

Когда в 1952 году отец Николай умер, священники часто менялись, пока в 1970 году на приход не определили протоиерея Павла Рябых. Во время войны он попал в окружение, был на волоске от смерти и дал обет, что если спасётся, то посвятит свою жизнь Богу. И вот отец Павел тридцать лет служил в огромном храме один, пока я не приехал. При мне он принял схиму, стал схиигуменом Паисием. Много молился… Сейчас в церковной ограде две могилки – его и отца Николая. Народ их почитает.

Кронштадтский пастырь

– Так ведь всё его молитвами и делается. У нас какая история произошла… В соседнем селе Солёное Займище жила бабушка Агриппина Яковлевна Веремеева, которой в 2001 году 95 лет исполнилось. И вот ей во сне явилась Божия Матерь и предупредила, что та скоро ослепнет. И повелела: «Молись Моему чудотворному образу «Нерушимая Стена», что в Никольском». Так она мне рассказала. Стали мы с отцом Павлом (тогда он ещё не принял схиму) искать эту икону в храме. А храм-то огромный, и в нём 450 икон.

– А почему так много?

– Так ведь церкви вокруг закрывались, и народ нёс иконы в Никольское. Ходили мы, ходили, во все уголки заглядывали, пока не обнаружили большой образ, из какого-то иконостаса, с надписью внизу: «Спаси от бед рабы Твоя, Богородице, яко вси по Бозе к Тебе прибегаем, яко нерушимей стене и предстательству». Образ на иконе был плохо различим, ручки у Богородицы каким-то вандалом соскоблены. Отдали икону на реставрацию (на фото на стр. 12 она уже после реставрации. – М.С.), и стал я её историю выяснять.

Первым делом узнал, что это список с мозаичного образа XII века «Нерушимая Стена» из главного алтаря Софийского собора города Киева. В отличие от киевского образа, где Богородица изображена в полный рост, на нашем дано Её поясное изображение. На обратной стороне иконы написано, что сей образ написан для монастыря. А какой у нас поблизости монастырь? Воскресенско-Мироносицкий в селе Зубовка. А ведь с этой обителью дружил Иоанн Кронштадтский, переписывался с её игуменьей! Он благословил открыть там приют для девочек и приезжал на освящение храмового придела в честь своего небесного покровителя – преподобного Иоанна Рыльского. Тот его приезд подробно описывался в астраханской газете, и есть эпизод: перед освящением Батюшка обошёл весь храм и долго стоял у иконы Божией Матери «Нерушимая Стена», отметив её в новом иконостасе. Молился перед ней, очень она ему понравилась. И так получилось, что когда монастырь в 1922 году закрыли, то все иконы разрубили и сожгли на берегу реки, а «Нерушимую Стену» одна из матушек смогла закопать в песок и позже отнести в Никольское. Она единственная и сохранилась.

– Икона чудотворная?

– Случались исцеления, даже от рака. Также по молитве перед образом отыскался сын нашей прихожанки, пропавший одиннадцать лет назад. Открылся убийца местной девушки – пришёл с повинной. Разная помощь от неё… Наверное, тут и заступничество Иоанна Кронштадтского действует, раз он так отметил этот образ. Мы, кстати, сейчас строим крестильный храм, который собираемся освятить в его честь.

– Получается, что ваш храм стал преемником того монастыря, раз икона к вам перешла?

– Какое-то преемство есть. В 2002 году мы при храме создали приют для девочек, какой был в Мироносицком монастыре, им руководит Елена, моя матушка. Все его дети участвуют в учреждённом нами молодёжном движении имени Иоанна Кронштадтского. А игуменья с сёстрами монастыря после закрытия поселились в соседнем селе Старица и там продолжали молиться. Только в 1933-м их арестовали и отправили в лагерь. А совсем недавно, 5 июня, он вновь открылся. Сейчас в Мироносицкой обители монахиня Вера и две послушницы.

– Икону «Нерушимая Стена» у вас не заберут?

– Собор, где она находилась, разрушен до основания. Сохранились только сестринский корпус и церковь святых Жён Мироносиц, в которой был сельский клуб. В нём и служат сейчас с Божьей помощью. Там жизнь только начинается. Посмотрим, как будет. Я-то прошу их молиться за наших чад, которых воспитываем в приюте.

Икона преподобного отрока схимонаха Боголепа

– Нет, решили мы назвать его в честь преподобного отрока схимонаха Боголепа. В нашем храме я обнаружил его икону, занимался архивными розысками, и детям история отрока понравилась. Он был сыном московского боярина Якова Лукича Ушакова, которого в 1651 году назначили воеводой в Чёрный Яр, что по соседству с нами. Уже в младенчестве мальчик соблюдал посты по средам и пятницам, а когда слышал колокол, то плакал, чтобы его отнесли в церковь. Заболев в 7 лет, он попросил родителей постричь его в схиму. А как только это было исполнено, на следующий день умер. Почитание праведного отрока началось почти сразу. Известно, что ему приписывают спасение Чёрного Яра от войск Степана Разина, кубанских татар и мора. Первым его икону написал в 1695 году астраханский священник Иоанн, будучи почти ослепшим. Сразу после создания образа он прозрел. Так предание говорит. Почитание отрока запрещал Пётр I, но Церковный Собор 1917–1918 гг. подтвердил его канонизацию. Его и сейчас почитают в народе.

– На службы много людей приходит?

– По воскресеньям – около ста человек. Но живём мы в основном за счёт паломников из Астрахани, Волгограда и других городов, которые приезжают к иконам Божией Матери «Нерушимая Стена» и отрока-схимонаха. На праздник до трёх тысяч собиралось. Побольше, чем сейчас вот в Суру народа приехало.

– Да сюда же сложно добираться, – встаю на защиту Суры, – одна переправа через Пинегу чего стоит. А вы на Севере прежде бывали?

– Первый раз. Понравилось здесь очень. Красиво, особенно у Никольского храма – такой простор открывается! На луг, реку, Поклонную гору, где Батюшка любил гулять. Около Никольского храма он когда-то сосны посадил, они уже вон как вымахали. И около них я побеги-черенки нашёл. Выкопал их с разрешения настоятеля. Отвезу один саженец в Мироносицкий монастырь, один – себе в Никольское. Не знаю, как на нашей жаре приживутся, но будем поливать.

* * *

Всё-таки, мне кажется, преуменьшил батюшка количество народа, приехавшего в Суру. Простившись с ним, больше я его не увидел в круговороте лиц. Лишь когда поезд тронулся и мы покидали Пинежский край, о нём напомнило объявление по громкой связи: «Внимание! Сообщение для отца Александра из Астрахани. Сосенки из Суры, переданные на сохранение в пути, находятся в 3-м вагоне». Верится, что доехали они благополучно и прижились на той земле, по которой ступал святой праведный Иоанн Кронштадтский.