Фундаментальная наука и Православная Церковь

В глубокой древности один ученик с восторгом рассказывал своему учителю о том, как он видел ученого. «Что же он делает?» – спросил учитель у своего ученика. «Он все время читает – утром и вечером, днем и даже ночью», – отвечал тот. Помолчал немного мудрый учитель, будто задумавшись, а потом и спросил своего ученика: «Ты говоришь, что ученый все время читает… но… когда же он думает?» Смутился ученик и не знал, что ему ответить.

Священномученик Иларион (Троицкий)

Эйнштейн спросил католического священника: «Как вы отреагируете, если наука неопровержимо опровергнет какой-либо из догматов христианского учения?» Прелат ответил: «Подожду, пока ученые найдут ошибку в своем доказательстве».

Протоиерей Георгий Нейфах

Статуя сэра Исаака Ньютона над входом в Тринити-колледж, Кембридж

Статуя сэра Исаака Ньютона над входом в Тринити-колледж, Кембридж

В наши дни зачастую можно встретиться со стереотипным отношением к Православной Церкви, как к институту, призывающему к аскетической жизни и минимизации занятий мирскими науками и искусствами, отрицающим пользу технического прогресса и всякую деятельность, напрямую не направленную на духовное и нравственное становление. Минимизация жизненных ориентиров, критерий «достаточности», занятие только самым необходимым и, по возможности, предпочтение духовной литературы, церковной жизни и дел милосердия обычным светским занятиям и представлениям – так воспринимаются в светском обществе предлагаемые Церковью идеалы^[1].

Действительно, как иначе истолковать неискушенному читателю оторванные от контекста следующие слова святителя Илариона, епископа Верейского: «Спросите вы талантливого юношу-семинариста, почему он какой-нибудь политехнический институт предпочел духовной академии? Он скажет, что в академии все скучно, схоластично, безжизненно, потому что здесь нет настоящей науки. Но разве на самом деле это так? Неужели высчитывать коэффициент трения при смазке усиленной и обыкновенной, изучать головоломный курс о сопротивлении материалов, вести практические занятия по выгнутии балок, – неужели все это более жизненно, более интересно и более научно, чем изучать слово Божие, где на каждой странице затрагиваются и решаются самые больные вопросы души человеческой?»^[2]

Восприятие Церкви в качестве не приверженца светской науки, в особенности науки фундаментальной, где в явном виде присутствует «игра ума», как будто бы почти всегда взаимосвязанная с тщеславием и гордостью, стало более частым в послеперестроечное время и нередко используется для некоторого оправдания безучастного отношения общества к плачевному положению в этой сфере. Из-за резкого снижения финансирования в этой отрасли деятельности наблюдается, с одной стороны, кадровый дисбаланс с преобладанием ученых старших возрастов, а с другой стороны – общее сокращение численности занятых. В наибольшей степени пострадал фундаментальный сектор, в то время как научные разработки, ориентированные на потребителя и приближенные к его нуждам, иногда наоборот – получили некоторое развитие. Осуществляемая в последние несколько лет реформа Академии наук также во многом предполагает сближение ученых и потребителей их труда, занятия не абстрактными научными изысканиями, а исследованиями, которые могут и должны найти применение в ближайшее время.

Возможно, в какой-то степени сокращение числа научных работников по сравнению с советским временем может быть интерпретировано положительно. Однако сейчас число исследователей на душу населения в России не является, как когда-то, одним из самых высоких в мире. Кроме того, качество научных знаний стало значительно хуже из-за того, что из науки ушли лучшие ученые, были в значительной степени утрачены или даже потеряны традиции многих школ и институтов и стала возрастать коммерциализация в сфере среднего и высшего образования.

Реформа Академии наук побудила социологов заняться изучением представлений различных групп населения о важности, полезности и востребованности труда ученых, а чиновников разного уровня – размышлять о том, насколько усиление роли Православной Церкви в жизни российского общества повлияет на систему ценностей каждого конкретного человека и, в частности, на отношение к «работникам умственного труда».

К сожалению, не церковному человеку трудно понять всю многогранность данного вопроса. Прежде всего, нужно помнить о своего рода несимметричности между взглядом на Церковь светского общества, желающего услышать объяснения по поводу научных исследований, и взглядом на науку самой Церкви.

Православная Церковь вовсе не воспринимает науку только лишь в апологетическом смысле как предмет диспута о существовании Бога. Известная работа святителя Луки (Войно-Ясенецкого) «Наука и религия» посвящена не столько поиску противоречий или соответствий между догматами христианства и научными достижениями, сколько обоснованиям следующего тезиса: «Наука, облеченная светом религии, – это вдохновенная мысль, пронизывающая ярким светом тьму этого мира»^[3]. Можно вспомнить, что еще Галилей и Ломоносов разделяли веру в Бога и занятия наукой, в том числе связанной с законами Вселенной. «Писание не учит нас, как устроено небо, оно учит нас тому, как туда попасть», – писал Галилей^[4]. «Создатель дал роду человеческому две книги. В одной показал Свое величие, в другой – Свою волю. Первая – видимый сей мир, Им созданный, чтобы человек, смотря на огромность, красоту и стройность его, признавал Божественное всемогущество. Вторая книга – Священное Писание. В ней показано Создателево благоволение к нашему спасению… Обе… удостоверяют нас не только о бытии Божием, но и о несказанных Его к нам благодеяниях. Грех всевать между ними плевелы и раздоры!»^[5]

Наш современник Макс Планк вторил своим предшественникам-физикам: «В естествознании Бог стоит в конце всякого рассуждения, а в религии – в начале»^[6]. Мнение ученых созвучно со словами Феофана Затворника: «И занятия ваши по химии совсем не задувающего свойства, а только дующего… И химия есть часть книги Божией – в природе. И тут нельзя не видеть Бога – Премудрейшего… и Непостижимейшего»^[7].

С другой стороны, общество относится к Церкви как институту, который предлагает не только и не столько естественно-научное обоснование общественных и физических законов, сколько мистическое толкование, связанное с Богооткровенными истинами и сверхъестественными принципами, вне доступной человеческому разуму логике. Однако это не так, Церковь учит о жизни вечной, о Царстве, которое «не от мира сего». Однако это не тождественно пассивности, отрицанию пытливости и желания размышлять – не случайно первая заповедь, данная пророку в пустыне, учит возлюбить Бога всей душой, всем сердцем и всем разумом.

Поэтому и в прошлом, и в настоящем можно найти огромное число верующих ученых, не только связавших свою жизнь с Церковью и ставших священнослужителями, миссионерами или духовными писателями^[8], но и верующих людей, живущих в миру и занимающихся научным трудом.

«Велия дела Господня, изыскана во всех воля его» – было выбито на фронтоне физической лаборатории в английском Кембридже, а на могиле кембриджского ученого Ньютона можно прочитать следующую эпитафию: «Здесь покоится сэр Исаак Ньютон, который с почти божественной силой разума первый объяснил с помощью математического метода движение и форму планет, пути комет и приливы океанов. Он исследовал различия световых лучей и проистекающие из них различные свойства цветов, о которых прежде никто не подозревал. Прилежный, хитроумный и верный истолкователь природы, древности и Священного Писания, он утверждал своей философией величие Всемогущего Творца, а нравом насаждал требуемую Евангелием простоту»^[9].

Если коснуться более узкого вопроса об отношении Церкви к занятиям наукой как профессии, то здесь, помимо «Социальной концепции РПЦ», можно вспомнить письма святителя Феофана Затворника своим духовным чадам. «Знание никогда не бывает лишним грузом… Учение за плечами не тянет. Потому оно жизни не помеха. Дотяните его до конца. Помоги вам Господи!» – наставлял святитель молодого человека. «Но вопрос все еще остается нерешенным: так как же – можно читать иное что, кроме духовного? Сквозь зубы говорю вам, чуть слышно, пожалуй, можно, – только немного и не без разбора… И книги с человеческими мудростями могут питать дух», – пишет святитель Феофан.

Не занятия наукой сами по себе, а научная мысль, оторванная от Бога, возведенная в абсолют, несомненно, опасна и разрушительна. Именно поэтому не следует думать, что Церковь призывает отказаться от достижений прогресса и прекратить развитие во всех областях знаний. Нужно лишь помнить о напутственном предостережении святителя Феофана: «В образе исследования старайся начала каждой изучаемой тобою науки освятить светом небесной мудрости»^[10].

^[1] Об интерпретации 4-й главы книги Бытие, описывающей возникновение ремесел (первых основ науки) в роде Ламеха, потомка Каина, а не среди детей Сифа, см.: Георгий Нейфах, протоиерей. Гармония Божественного творения: Взаимоотношения науки и религии. М., 2005. С. 15–23.

^[2] Иларион (Троицкий), священномученик. Наука и жизнь // Без Церкви нет спасения. М., 2001. С. 289.

^[3] Лука (Войно-Ясенецкий), святитель. Наука и религия. М., 2001. С. 62.

^[4] Георгий Нейфах, протоиерей. Гармония Божественного творения. С. 76.

^[5] Там же. С. 61.

^[6] Там же. С. 75.

^[7] Феофан Затворник, святитель. Православие и наука. М., 2005. С. 619.

^[8] Примеры служения Церкви и одновременно научной работы в миру показывают нам в XX в. святитель Лука (Войно-Ясенецкий), а в наши дни – игумен Филипп (Симонов), профессор и заслуженный экономист Российской Федерации и ряд других священнослужителей. Имена известных ученых людей в стенах Церкви, зачастую отказавшихся от блестящей светской карьеры, см., например, в кн.: Вениамин (Федченков), митрополит. Беседы в вагоне. М., 2003. С. 50–51.

^[9] Георгий Нейфах, протоиерей. Гармония Божественного творения. С. 192, 207.

^[10] Феофан Затворник, святитель. Православие и наука. С. 648.