Глава 7. На озере
Ну и напасть свалилась на бедную голову Ивана Тихоновича! Нет, право, вот и не верь после того в приметы. А началось все с того, как в лесу ни с того ни с сего завопила неясыть. И это-то утром, когда совы обычно спят. Иван Тихонович охотник бывалый, любой шорох в лесу может опознать, а уж крики птиц и следы животных – о том и говорить не стоит, охотник всё одно, что хороший пес, но от пронзительного крика неясыти у него по спине побежали мурашки.
Дальше больше – заметил охотник на деревьях незнакомые зарубки. Они были сделаны настолько хитро, снизу ствола, почти у самой земли, что сразу было понятно – зарубки не предназначались для посторонних глаз. Иван Тихонович смекнул – эти зарубки не лесник рубил для себя, не делали их и другие охотники. «Может, остались они еще с войны? Кто знает, кто укрывался тогда в их широких лесах?» – подумал сначала охотник. – «Но нет. После войны прошло уже три года, за это время зарубка бы покрылась мхом или потемнела хотя бы, а эта – свежая, не больше года тому назад сделанная».
Иван Тихонович свистнул свою собаку и дальше шел, внимательно озираясь по сторонам.
Стоял конец октября, и озеро, встретило охотника зеркальной поверхностью и особой, осенней тишиной. Иван Тихонович закурил самокрутку, и успокоился. Его охотничий глаз уже просматривал утиные следы. И в уме намечался план охоты. Судя по всему, охота должны была быть удачной. Уток на озере оказалось премного.
Иван Тихонович сплюнул и пошел вдоль озера в поисках удобного места для стрельбы. Его взор привлекли заросли камыша, и он уверенно направился к ним, сделав собаке знак, чтоб молчала. Уток нельзя было пугать. Какого же было изумление охотника, когда он аккуратно разгреб рукою камыши и взглянул на водяную гладь. В камышах стояла лодка. Даже не лодка – плот. А на плоту лежал, открыв глаза в небо, человек. Желтое лицо и недвижимое тело говорили, что человек – мертв. Уняв сердцебиение, Иван Тихонович, рукой подозвал собаку, и пальцем указал ей на плот. Умная собака бросилась в воду и поплыла к человеку на плоту. Зубами она ухватилась за кусок веревки и потянула плот к берегу. Неожиданно человек пошевелился. Он сделал неуверенное движение и постарался присесть.
- Ты кто? – закричал Иван Тихонович. Человек был безоружен и, кажется, очень слаб.
Человек ничего не отвечал. Когда лодка подплыла ближе, Иван Тихонович увидел, что человек уже не молод и крайне худ. Его сухое тело было одето в серый зипун, а волосы тонкими струйками расползались по плечам. Лицо человека было довольно приятным, с морщинками у глаз и на лбу, которые говорили, что человек много в своей жизни улыбался, и вообще нрава, похоже был доброго.
Собака выпрыгнула на берег. И Иван Тихонович длинной палкой зацепил плот.
- Что ж ты тут делаешь? – спросил Иван Тихонович. – Документы есть?
Старик качал головой и улыбался. То ли не понимает, то ли дар речи потерял. Но так его оставлять нельзя. Надо вести в милицию. Может, это разбойник какой. Или умалишенный.
Глава 8. Пациент
Когда наконец февраль поставил на зиме точку, и в окна этого двухэтажного деревянного здания весело поглядела молодая весна, Тотемская районная больница оживилась. Что ни говори, а ласковое солнышко и теплый запах пробуждающейся от зимнего сна земли, побуждал многих пациентов слезать с больничных коек и у подоконника одобряюще кивать, видя, как задорно перепрыгивали через лужи молодые девушки-санитарки, спеша из одного отделения в другой.
Валенька в форменном белом халатике, туго перетянутом на тонкой талии, в белой накрахмаленной косынке укладывала стопками только что отглаженное белье. Здесь простыни, тут наволочки, там пододеяльники. Отдельно лежали больничные халаты, ночные сорочки для женщин и пижамы для мужчин. Пальчики Вали были маленькие и от постоянной стирки красные. На ночь по совету матери она мазала их жиром, чтобы не шелушились.
- Валь, сходи к нам в операционный барак, отнеси в палату чистое нижнее белье. – заглянула к ней в комнату пожилая женщина с серьезным лицом. Это был врач Шалыгина Милитина Александровна. Она встала в дверях и устало оперлась об косяк, глядя как ловко работает девушка.
- Кому? – спросила Валя, оборачиваясь к Милитине Александровне.
- Николаю Трофимову. – отозвалась врач.
- Этому старичку? – улыбнулась Валя.
- А ты откуда его знаешь? – удивилась Милитина Александровна
- Да, я когда хожу на чердак с бельем, там такая большая лестница, а рядом окно палаты. Я иду, а на койке сидит старичок. Занавесок-то нет, и всё видно. Старичок такой худенький, седенький. Сидит, опустив свою голову, видно думает о чем-то своём, а на лице у него всегда улыбка. Я, когда иду на чердак, думаю, на месте ли он, сидит ли?
- Сидит-сидит! – засмеялась Милитина Александровна, и от смеха её лицо даже стало светлее и моложе. – Это он и есть.
Тут врач выпрямилась, аккуратно, чтобы не хлопнул замок, закрыла дверь, и приглушенным голосом продолжила:
- Только он не простой старичок. Его к нам отправили из Кувшиново…
Девушка понимающе придвинулась ближе:
- Неужели болящий? – с жалостью протянула она.
Милитина Александровна отрицательно закачала головой, и еще тише произнесла:
- Верующий. – а затем совсем шепотом заговорила. - Говорят, нашли его на озере. Охотник нашел, в осиновой лодке.
- А что ж он там делал? – не поняла Валенька.
- Он жил на озере. Был у него там, говорят, домик какой, с самодельной печкой. И он два года жил в нём отшельником.
Отшельник! Ничего себе.
Валя раньше думала, что отшельники бывают только в сказках, и оттого, сейчас она совсем по-детски открыла рот и смотрела на Милитину Александровну с неподдельным удивлением.
- Чем он там питался вообще не известно. Но нашли его крайне истощенным, покусанным комарами и болотными мошками, да к тому же парализованного на один бок. Отвезли его, как правонарушителя в тюрьму, а оттуда в Кувшиново.
- И долго он там пробыл? – спросила Валя.
- Год. Затем к нам перевели.
Валя невольно содрогнулась. Кувшиново было ничем иным, как домом умалишенных. И девушка знала, потому что в Кувшиново работала санитаркой её близкая подруга, что туда отправляли порой совсем здоровых, только не нужных властям людей, чтобы те полежав приличный срок, либо действительно потеряли рассудок, либо навеки сгинули в мрачных стенах этого серого здания.
Если старичка из операционной перевели из Кувшиново в райбольницу, то, значит, либо ему там совсем подорвали здоровье, либо он не поддается «лечению».
- А его кто-нибудь навещает? - сердце Валеньки исполнилось жалости.
- Да, несколько человек. Один даже забрать хочет, из местных. Говорит - дальний родственник. Только я говорю, пока до конца не вылечу - не отпущу.
В дверь заглянула кудрявая головка медсестры Сонечки. На её припудренном носике красовались веснушки.
- Ах вот вы где, Милитина Александровна! А я Вас обыскалась. Вас на совет докторов зовут.
Врач быстро кивнула Валеньке и вышла за Соней.
Валя же взяла кальсоны и пижаму и направилась в операционный барак.
Старик как всегда сидел на кровати, о чем-то задумавшись.
- Здравствуйте! – осторожно сказала Валя, протягивая белье, и вглядываясь в лицо старика. – Это Вам.
Старик поднял глаза - они были чистые, голубые.
- Вот чудно! - обрадовался он. - Отвернись-ка, милая, я переоденусь, а ты старое заберешь.
Валя послушно встала к окну. Посмотрела на лестницу, по которой каждый день ходила. Изнутри все казалось совсем иным. Солнце грело землю, растапливая вчерашний снег. С крыши радостно стучала капель.
- А пижама хороша. Синяя. В клеточку! – хвалил обнову старик, застегивая пуговицы. – Да мягкая какая. Вот спасибо, доченька, ублажила старика.
Валя обернулась.
- Я рада.
- Тебя как звать-то?
- Валентиной.
- Валя-Валя, Валентина! Будь всегда добра к людям, и Господь тебя не оставит! – улыбнулся он.
Глава 9. Улица Кирова
Наверное почти в каждом городе России в советское время появилась улица имени Кирова. Была такая улица и в городе Тотьме. Обыкновенная улица, ничем особо не примечательная. Не было на этой улице никаких важных заводов, не было даже привлекающего внимание клуба, стояли жилые избы, в которых жили обычные семьи. Только стали жители этой улице замечать, что в дом номер шестьдесят семь слишком часто ходят незнакомые люди. В основном пожилые женщины, неприметного вида, в платках, с котомочками. Но были среди посетителей и молодые девушки и даже, хотя и редко, заходили мужики и парни.
Жители улицы Кирова знали, что в доме жил Цыбин Василий Яковлевич и его жена Павла Николаевна. Василий Яковлевич – пенсионер, раньше, говорят, работал в Тотемском райсобесе. Сами они были с Сондуги, и, как заметили их соседи, зимой уезжали в родные края на заготовки рыбы и дичи. Было у Цыбиных двое сыновей – Генка и Ванька. В общем, семья нормальная, советская, всё как у всех. Вот только появился у Цыбиных еще один приживалец – кажется, их земляк, Василий его привез из больницы, и ухаживал за ним, как за отцом. Приживалец этот был небольшого роста, седенький, худенький. И вовсе незаметный старикашка. Но незнакомые люди все шли и шли к дому шестьдесят семь. Особливо по воскресеньям, но бывало и в будни, если на них попадали, как приметили самые пытливые, церковные праздники. И так как Цыбины особой религиозностью не отличались, жители Кировки поняли, люди шли к старичку.
Тут уж и вовсе некоторым стало не по себе, и кое-кто даже вызвал милицию. Потом очевидцы рассказывали следующее – милицейские приехали на машине, вывели старичка, он обошел вокруг «Газика» и сел в него, но тот, почему то, заглох. Сколько ни пытались завезти, ничего не получалось. Пригнали другую машину. Пересадили его туда, а он вторую машину перекрестил, и она тоже заглохла. Водители только развели руками. Милиция составила рапорт, и старичка оставили Цыбиным.
А по улице пробежался слух, что старичка трогать нельзя, потому что среди партийных работников немало людей, которые тайно ему симпатизируют.
Кировка смирилась.
Однако, не только жители улицы Кирова обратили внимание на странного старичка, живущего у Цыбиных, заинтересовались им и на приходе в Усть-Печенге, куда иногда Василий Яковлевич привозил своего жильца, так как все ближайшие храмы были закрыты.
В годовом отчете по Вологодской епархии за 1954 год епископ Гавриил писал:1
«Выдающимся явлением в религиозной жизни Усть-Печенгского прихода, во главе которого стоит достойный протоиерей Геннадий Юрьев, следует признать подвижническую жизнь многолетнего молитвенника и душепопечителя старца Николая Константиновича Трофимова, бывшего псаломщика, 63 лет, живущего в г. Тотьме.... Ранее он жил в деревне Сондуге, но его оттуда вывезли и одно время держали в доме душевнобольных в г. Кириллове. Где бы он ни находился, он привлекал к себе народ и в конце концов его привезли в Тотьму, где он в настоящее время живет в доме своего дальнего родственника.
Издалека приходят к старцу верующие люди за советом для разрешения своих житейских дел, другие обращаются к нему с просьбами помолиться об избавлении их от недугов. Без подобострастия и угодничества, всегда жизнерадостный, старец смиренно и ласково принимает посетителей. Больных утешает, вместе с ними молится об исцелении болящих, других наставляет и поучает, а иногда читает душеспасительные книги, всем советует ходить в церковь, а при прощании благословляет иконою. Много помощи и избавления от недугов и утешения в скорбях оказывает народу старец-молитвенник. Верующие не без основания считают его прозорливцем».