Архиепископ Агапит: «Какая же это мощь – Православие!»

Сегодня память Всех святых. Почему этот праздник так важен для Православной Церкви? – наш первый вопрос архиепископу Штутгартскому Агапиту (Горачеку), викарию Германской епархии Русской Православной Церкви Заграницей.

Икона Всех святых. Фрагмент

Мы приближаемся ко Христу через святых

– Память святых – это самое великое достояние, которые мы, православные, имеем и храним, – отвечает владыка Агапит. – Римо-католики это все уже потеряли, протестанты и не имели. Иногда пожить за рубежом полезно. Когда ты это все видишь и сравниваешь, только тогда и начинаешь воистину понимать и ценить: какая же это мощь – Православие!

Вслушайтесь, всмотритесь в наше богослужение. Треть его посвящена святому, треть – нашей Ходатаице Божией Матери и треть – Господу Иисусу Христу и нашему покаянию перед Ним. Такая пропорция более-менее сохраняется изо дня в день.

– А у католиков как?

– Да, меня это тоже в какой-то момент заинтересовало. У нас такой ксендз знакомый был, он нас, кстати, очень любил, уважал, приходил покупать у нас, в монастыре преподобного Иова Почаевского в Мюнхене, иконы. И вот я его однажды попросил: «Можете мне достать книги с полным вашим богослужебным кругом?» Он растерялся. Потом сказал, что действительно есть молитвослов монахов-бенедектинцев. И через некоторое время принес мне три тома бенедектинского Устава. Преподобный Бенедикт Нурсийский для нас тоже святой. Я был заинтригован.

Так вот, оказалось, что служба святым, так, как мы ее служим: тропари, кондаки, канон, – у католиков отсутствует. Они еще могут прочитать Евангелие, посвященное подвигу этого святого. Во время мессы может быть даже зачитано житие святого. Но на практике все это уже в большей степени утеряно. Очень мало уделяется этому внимания. Да и мессы сейчас бывают уже такие короткие, что там и при желании ничего не успеть. Кое-где по службе у них фигурируют псалмы – да, Псалтирь они немножко читают. А святых в службе уже практически нет. Протестанты же не то что на практическом, а на идейном уровне отсекли святых. Просто отвергли и всё!

Для православных без святых немыслима Церковь

А для православных без святых вообще немыслима Церковь. Мы и приближаемся ко Христу именно через святых. Понимать мы Христа начинаем только через святых! Если вы внимательно читаете Евангелие, – конечно, Христос вам непонятен. Что вы в Евангелии можете понять? Христос заповедует: «любите врагов» (ср. Мф. 5, 44). И что?.. А кто из нас на самом деле отдает свою последнюю рубашку? И там все такое! Простите меня, такие требования предъявляются! Разве мы их выполняем? А когда мы видим, как это делают святые, то за этими высокими словами для нас вдруг открывается реальная жизнь. Вот юродивый голым ходил. А новомученики были растерзаны всего-то столетие назад. Преподобный поклоны без конца бил. Что за всем этим сокрыто? Именно через врастание в опыт живых, конкретных людей, особенно близких к нам по времени, по опыту, у нас и ко Христу появляется живое отношение.

– Владыка Марк (Арндт) говорит: смысл жертвы новомучеников – открыть нам глаза на главную Жертву – Христову.

Православная Церковь, слава Богу, сохранила понимание того, что в духовной жизни все происходит на личном уровне. Каждый человек – личность. Христос – тоже личность: страдающая, сострадающая. «Пострадавый и сострадавый человеком, Господи, слава Тебе», – слова 4-го антифона Великого Пятка. Чем лечит нас Христос? Состраданием. Что это такое – сострадание? Мы же и этого не понимаем! Просто полагаем, что вот человек страдает, сопереживая нам. Но сострадающая любовь – это на самом деле то, что исходит от сострадающего человека и согревает нас.

Сострадающая любовь – это то, что исходит от сострадающего человека и согревает нас. Он смотрит нам в глаза и передает нам силу, которой нам так не хватало

Это не просто человек сочувствует нам в наших горестях и все, нам от этого ни холодно, ни тепло. Нет, он смотрит нам в глаза и передает нам силу, которой нам так не хватало. Он спасает нас своей сострадающей любовью. Открывается нам такая любовь тоже, конечно, в опыте святых. Только когда встречаешь духоносных отцов, начинаешь догадываться о том, что это такое.

Как Бог распространяет Православие, и Ему подражают… турки

– Владыка Агапит, в среде русской эмиграции и даже от бывших инославных, перешедших в Православие, не раз приходилось слышать, что попущенное Богом разорение России в XX веке и русский Исход – это Промысл Божий обо всем мире. Когда как раз вот эти духоносные отцы из закрывавшихся монастырей и лавр, просто православные христиане оказались рассеяны по свету…

– Да-да, я тоже думаю, что если у всего этого и был какой-то смысл, то это именно распространение Православия по всему миру. В Германии еще лет 100 назад, если умирал православный христианин и священник должен был его отпеть, он не мог этого сделать без участия ксендза и пастора. Даже на кладбищах римо-католики сообща с протестантами не позволяли православным священникам действовать самостоятельно. Сейчас такого, слава Богу, нет. Почил православный христианин, и наш священник может без всяких препятствий его отпеть. А в конце XIX века это сделать было очень непросто.

Еще недавно митрофорный протоиерей Амвросий (Бакгауз; † 3.04.2005), настоятель гамбургского храма Святого праведного Иоанна Кронштадтского, говорил, что после Второй мировой войны Православие в Европе – provisorium. Не знаю, как это перевести на русский: это некое неукорененное, временное явление. Cам он – немец, родившийся в лютеранской семье. Оказавшись во время войны в плену в России, принял Православие и стал православным священником. По профессии он – врач, занимал видную должность в Гамбурге. Каждый второй день он читал доклад в каком-нибудь костеле или кирхе. Активно занимался миссионерской деятельностью. Много общался с римо-католиками и протестантами. При этом особых надежд на успех проповеди среди них не возлагал. А сейчас, 50 лет спустя, у нас в Германии более 1,5 млн православных христиан.

Сейчас у нас в Германии более 1,5 млн православных христиан

– Это – считая представителей всех Поместных Церквей?

– Да, и Русской, и Греческой, и Румынской, и Сербской и др. Православные приходы сейчас постоянно растут. Если бы у нас были священники, мы бы и еще открыли приходы в новых городах. Мы, русские, к сожалению, глупее турок.

– ?

– Да, вот так. Если бы Российская Федерация поступала бы также умно, как Турецкая республика, вообще ситуация в мире сейчас складывалась бы по-другому. Турецкий парламент уже более 10 лет назад ввел программу по подготовке для Германии около 800 имамов. Оплачивает их обучение турецкое правительство. Многие из них изначально учатся уже в Германии, чтобы знать страну. Лет 9 назад первые 300 имамов, подготовленные в рамках этой программы, уже начали осваивать немецкие города, потом внедрялись и другие.

Если бы Российская Дума ввела бы такую программу и подготовила бы 800 священников, их с радостью бы приняли здесь. Пока у нас в Германии вместе с духовенством Московского Патриархата около 80 батюшек. А мы бы в каждом немецком «дорфе» (нем. dorf – деревня) открыли бы новый приход. И это было бы востребовано. Я вас уверяю. Сейчас в Германии всюду уже слышна русская речь. Собрать для начала пару-тройку человек – уже приходик. Остальные подтянутся. Нас даже немецкая власть уже понимает, идет нам навстречу. Это, конечно, вынужденно, при том засилии мусульман. Ислам чужд немецкой культуре. Потом, все эти вербовки в террористические организации…

– Когда митрополит Лимасольский Афанасий (Николау; Кипрская Церковь) выступал в Сретенской духовной семинарии, он сказал, что сейчас главная угроза для европейцев исходит уже не от Евросоюза с его ультралиберальными ценностями, а от ислама.

Самая большая беда – отчуждение самих христиан от веры

– Отовсюду угроза исходит. Но самая большая беда – отчуждение самих христиан от веры. Это проблематизирует жизнь. В эмиграции, где у человека и без того масса проблем в чуждой среде, это ощущается особенно остро. А мы можем похвалиться тем, что опосредованно вносим вклад в интеграцию русских немцев. Они, воцерковляясь, примиряются с Богом, с собой, с ближними, в конце концов, с Германией. Когда человек находит себя на приходе, он и страну оценивает уже не враждебно, а начинает любить. Потому что себя уже не чувствует здесь «никем и ничем», у него есть главное – вера. Именно эта обретенная самодостаточность позволяет ему начать уважать и чужие обычаи. Исчезает антагонизм. Мы это постоянно наблюдаем. Православие примиряет – это известный факт. Поэтому, когда мы общаемся с немецкими властями, я им с чистой совестью говорю: «Все эти ваши госпрограммы по интеграции – ничто по сравнению с тем, как люди интегрируются через Православие. У нас социализировать людей в новое общество лучше получается».

Православие – единственная альтернатива деструкциям, которые постигли западный мир

Владыка Агапит с племяницами

– Русская эмиграция в этом смысле имеет колоссальный опыт?

– Да, это вообще уникальное явление во всей истории Церкви: быть разбросанными по всей Вселенной и при этом хранить единство. Зарубежная Церковь – маленькая. Сколько нас всего-то, но все-таки в целом для Русской Церкви – это тоже очень важный опыт выживания и хранения православной традиции в чуждом, иногда враждебном окружении.

В военных условиях Второй мировой войны все просто-напросто за родных друг друга считали, такие любовь и взаимоуважение между людьми были, как в апостольские времена.

Да и сейчас зачастую наши условия приближены к «боевым». У нас большинство духовенства работает на светской работе, чтобы прокормить семью. А все свое свободное время такой священник уделяет пастве, стоит допоздна – исповедует, служит. Приход его за такой подвиг не может не уважать и не любить. Чем теснее обстоятельства, тем ярче, заметнее любовь. Этого невозможно не видеть со стороны. Пожалуй, в этом и заключается наша миссия.

– Архимандрит Илия (Раго) из Франции, бывший католик, уже более 40 лет, впрочем, исповедующий Православие, в интервью Православие.ру сказал как-то, что европейцы сейчас ищут свои православные корни, и для них соприсутствие Русской Зарубежной Церкви очень важно. 1000-летний период православного исповедания Христа европейскими народами до великого раскола не мог пройти даром. У многих европейцев есть молитвенники в роду среди их православных предков.

– Безусловно, такой поиск идет. Европа тоже уже исстрадалась от этой многовековой розни между католиками и протестантами. Они уже 500 лет не умолкая спорят! И этот спор ни к чему не привел. Только к тому, что все религиозные ценности оказались вытеснены из общественного пространства. Всё – пат, «игра вничью»! Публично о вере говорить категорически запрещено: «О Боге хочешь что-то сказать? Это всё частное! Молчи!» И немцы стали такими, что докопаться до их души практически невозможно. Он не откроет, что у него на сердце, ни-за-что.

Европа тоже уже исстрадалась от этой многовековой розни между католиками и протестантами

Это русский человек, каким бы он ни был: трезвым, пьяным – как видит батюшку, сразу даже через улицу кричит: «Э-э-э-э-э-э-й, батюшка! Есть Бог? Нету? Что вы мне скажете на мою пьяную голову? Накажет меня Господь за это?» Масса поводов для миссионерской работы.

– У нас тут как раз дискуссия у священников была – о пастырской работе с подвыпившими. Там слова отца Алексия Мечёва приводятся: «Нужно приходить к Богу из любого состояния». А бывает у вас так, что кто-то из немцев сам, общаясь с теми же русскими, начинает интересоваться Православием?

– Когда на наших приходах немец сам начинает интересоваться Православием, то, как правило, уходят годы на его подготовку к принятию таинства Крещения. Раньше, до 1980 года, когда Россия еще не освободилась и к нам приезжали этнические немцы из Советского Союза, этот подготовительный период растягивался и на 5, и на 10 лет. Наши священники далеко не сразу допускали желающих до Крещения. Это очень медленный процесс: немец годами аккуратно ходит на православные службы, даже поет уже на клиросе, ему это нравится, но он даже при этом оказывается не готов отказаться от своего протестантизма! Особенно католики бывают в этом смысле очень сформированы: у них железно католическое сознание. И пока такой человек до принятия Православия созреет... Батюшки у нас очень ответственно подходят к вопросу о переходе инославных в Православие. Если человек не может еще во всей его полноте принять Православия, он ходит на службы, не участвуя в таинствах. Бывает, конечно, что люди просто уходят.

– Не раз приходилось слышать: быть русским – значит быть православным, иногда и наоборот говорят: быть православным – значит быть русским. Ощущается ли теми, кто воцерковляется у вас, эта русскость через причастность к Православию?

– Тут надо ответить словами апостола Павла: «Для Иудеев я был как Иудей» (1 Кор. 9, 20). Сам я за себя могу сказать: общаясь с немцами, я немец, с русскими – русский. Стараюсь хвалить. Да и есть за что. Немцы, кстати, очень добродетельный народ. Не жадный! Экономный. Русские не могут этого понять. Потому что русские не умеют экономить. А немцы умеют.

– А что ищут в русской традиции Православия иностранцы?

– Православие, надо признать, единственная альтернатива всем тем деструкциям, которые постигли современный западный мир. Но донести до католиков или протестантов наше понимание соборности очень трудно.

Соборность и важное условие церковного мира

– А в чем заключается соборность? Как это по-простому объяснить?

– Святую Троицу мы можем познать только через открытые нам опыты. Вот ты младенец, потом подросток, наконец стал женихом, после – отцом. И только став отцом, ты начинаешь немножечко понимать, что это такое, когда Бог Отец жертвует Сыном. Это духовный рост. Он проявляется как врастание в соборное единство. Каждый раз мы разные, и нам открывается особый опыт. Когда мы младенцы, у нас одни отношения к родителям. Когда подростки – уже совсем другие. Мы становимся женихами – и это тоже уже нечто новое.

Соборность можно почувствовать, например, и в согласии мужа и жены между собой. Когда они становятся родителями, у них и с собственными родителями уже совершенно другой уровень взаимопонимания появляется. Так же и в отношениях с Богом. Все эти опыты мы, по идее, должны в себе сохранить. Ни в коем случае не отбрасывать, как пройденный этап. Иногда в своей жизни мы должны быть младенцами, иногда женихами, в другой раз – подростками, но человек призван достигнуть и состояния отцовской зрелости. Все эти опыты сразу должны в нас соприсутствовать.

Этот диапазон отчасти тоже приоткрывает нам вечность. Неужели мы становимся стариками для того, чтобы со всеми этими болезнями и ворчливостью перейти в вечность? Да кому такая вечность нужна?! Если мы уже все растеряли: и нежное младенчество, и экстремальную юность, и расцвет, и зрелость, и сыновство, и отцовство, – то кто мы есть и на что годны?

Святые тем и сильны, что в них ничего не умирало. С младенцами они могли быть младенцами – вспомните, как по-детски кроток был с маленькими преподобный Серафим? Но он же мог, если то требовалось, быть грозным старцем, как в случае с генералом, с которого попадали псевдонаграды. Вся палитра жизни в преподобном не выцвела, она обогащалась с годами. Вот это взаимопроникновение опытов, особенно когда ты общаешься с другими, очень важно. Почему родители не понимают своих детей? Да потому что забыли, что они сами были подростками! Единственное, что мотивирует их поведение: они хотят, чтобы их дети не были такими же гадкими, какими были они. Как вы понимаете, этого недостаточно, чтобы требовать совершенства от других.

Соборность всеобъемлюща. Нельзя сказать, что она ограничивается каким-либо одним пластом реальности. Вот собрались архиереи на Собор, пусть даже Всеправославный, – вот это и есть соборность, они там за соборность в нашей Церкви и отвечают – так, что ли? Нет. Хотя соборность православных архиереев – тем более при заявившем в этом мире о себе папстве и его константинопольском аналоге – чрезвычайно важна. Но к ней все не сводится. Она как закваска: Духом Святым животворится вся Церковь, все Тело Христово.

– У нас тут как-то был в академической среде спор. Одни говорили: «Благодать сходит по иерархии» (если ты слушаешься Священноначалие, своего игумена/игумению – ты в потоке благодати). А другие парировали: «Дух дышит, где хочет» (Ин. 3, 8)!

– И то и другое верно. Иерархия должна быть, чтобы внутри нее воспитывалось священство. Тогда возможно богослужение. Это очень узкая стезя, по которой Церковь шествует. Здесь все конкретно: таинства, поклонение Господу и почитание Божией Матери, память святых. Сам язык богослужения очень отточен. Сохранение этого стержня имеет исключительную важность, что упустили из виду католики и чем даже не озаботились протестанты. Но подлинное выполнение этой задачи немыслимо без законной иерархии. Когда архиерей выдает священнику антиминс, миро и т. д. – он ему тем самым вручает паству. Конкретную паству! Вот тебе именно этот приход. Храни и возделывай.

– Раньше в некотором смысле считалось, что священник венчается пастве и уже не перемещается с прихода на приход.

– Да, вот он, твой приход – и не лезь в другой. Ты по совести отвечаешь за эту паству. Если вы посмотрите каноны, то это требование там проводится очень последовательно и определенно. Треть обещаний, которые я, как и любой архиерей, давал при хиротонии, – о том, что я не буду лезть в соседнюю епархию. Да! В твоей епархии – ты ответственный. Здесь твое слово – последнее. Но не в соседней епархии. Стоит тебе туда сунуться, все твои распоряжения там будет рассматривать уже Синод или Собор. Соблюдение канонических границ – это действительно очень важное условие церковного мира.

Споров среди христиан быть не должно. Всей этой никому на самом деле не нужной возни. Это опыт Церкви: так необходимо. Точно так же, как церковное сознание пришло к призванию необходимости, допустим, устанавливать иконостас в храме. Раньше же, при апостолах, никаких иконостасов не было. Сидели за столом, ели-пили, в конце трапезы совершалось преломление хлеба... Потом поняли, что дальше так продолжаться не может. Появился алтарь. Конечно, это рецепция новозаветной Церковью ветхозаветной традиции. Это у древних иудеев было особое пространство – Святая Святых. Но этот известный древнему человечеству опыт переживания святыни мы, православные христиане, возглашающие за литургией «святая святым», преобразовали под новозаветный формат. С каждым Собором Церковь все строже и строже упорядочивала церковную практику – и это все имеет свой внутренний смысл.

В Православной Церкви очень живо ощущается дыхание Божества

При этом в Православной Церкви очень живо как раз таки ощущается дыхание Божества. Вне каких-либо иерархий: будь ты простой мирянин или иерарх – стяжание Духа Святаго в Православии зависит не от степеней и чинов. Соборный разум Церкви чувствует духоносность церковных чад. Архиереи тоже ценят, допустим, духоносных монахов. Именно в Православной Церкви это соприсутствие Духа Божия во всей церковной полноте особенно ощутимо. Это мы видим, опять же, по святым.

Открытый вопрос о столице Вселенского Православия

– Что требуется от каждого из нас в свете этого соборного единства?

– Каждый человек сам должен осмыслить свою жизнь. Это трудно! Каждый сам должен найти Христа. Никто из нас не может просто так протянуть руку: «А ты уж, Господи, Сам подтяни меня как-нибудь!» Так не бывает. Усилие требуется и от нас. Свою жизнь надо пересмотреть и сделать выводы. А мы ленивые, мы не хотим. Мы и в церковь-то идем, потому что все идут, и думаем, что этого достаточно. Мы, православные, к сожалению, на поверку оказываемся не такими уж православными.

Оттого-то, наверно, мы и любим паломничать в оазисы первохристианства, в места подвигов наших предшественников. Они-то были настоящие христиане! Мы, например, охотники до Рима. Меня это место просто потрясло в какой-то момент. Это же был языческий город. 400 капищ в Риме стояло. Захватывающее зрелище. Город-то еще и расположен на холмах. На него можно часами смотреть.

Но самое поразительное, как это «ничтожное» христианство с горсткой «безумных» проповедников, как полагали эллины, все это идольское величие обесценило и перевернуло. Как это вся эта незыблемая, как казалось, римская красотища вся вдруг расплавилась при свете христианства?! Рим же действительно был величествен и силен. Представляете, как все эти легионы выстраивались в идеально ровные ряды! Всем этим запросто можно увлечься. Невероятно зрелищно! Захватывает!

Но вот приходит в Рим Константин Великий, и вся эта гарцующая оболочка языческой империи его уже не прельщает. Город тогда еще был на 80% языческим. Римляне привыкли, что императоры сразу же идут на Капитолий, а Константин не идет! Приносят жертвы, а он не приносит! Ему все это не надо. Сенаторы на него разобиделись: «Что это за безобразие такое?» Расстроились все. Помалкивали только из-за того, что у него символ власти – меч.

– Владыка Агапит, а как, кстати, относятся к идее «Москва – Третий Рим» в эмиграции?

– Был первый Рим, а Второго и Третьего не было! Ерунда все это!

Мне нравится исторический момент, когда Константин Великий пришел в Рим, посмотрел на все это языческое «великолепие» и говорит: «Из всего этого языческого наследства христианского города не слепить. Давайте устроим новую столицу!» Раньше Диоклетиан тоже в Никомидию управление выносил. При Константине Великом вся сила Римской империи сосредоточилась уже на Востоке. Безусловно, это было политической необходимостью. Но в глубине души у равноапостольного императора наверняка таилось представление о том, что Рим, с его вековыми традициями языческого культа и всеми этими капищами, не может быть столицей Вселенского Православия. А Константинополь в свое время таковой был...

Но православные не потеряли святых! Это главное. Евреи потеряли Иерусалим и остались «на бобах». Мы тоже потеряли свою вселенскую православную столицу. Но мы живем святыми! Иудеи-то Храм потеряли, и прекратилось у них жертвоприношение. А мы служим на антиминсах! Православие – Вселенское явление.