Ярославский владыка
22 октября – день памяти архиепископа Ярославского и Ростовского Михея (Хархарова). Почил он в 2005 году, но старца по-прежнему помнят и любят на ярославской земле. Человек он здесь свой, почетный гражданин Ярославля, народный архиерей. К слову, в XX веке в Ярославле было два почетных гражданина – служителя Церкви: Российский патриарх Тихон, бывший в свое время Ярославским владыкой, и архиепископ Михей. Рассказы о жизни владыки Михея всегда трогательны и интересны, своими воспоминаниями о нем охотно делятся многие люди.
Став архиереем, владыка вел очень активную жизнь. Он принимал участие в решении многих городских проблем. И всегда в общественных местах к нему подходили люди под благословение или просто его поприветствовать. С архиерейским посохом в руках и неизменной улыбкой, он входил в зал заседания, шел по коридору администрации области или мэрии Ярославля, стоял на трибуне в День Победы (владыка Михей – участник Великой Отечественной войны), и вокруг него сразу создавалась атмосфера дружеской заинтересованности и благожелательности. К нему, например, мог подойти ребенок и поцеловать его. Такие кадры хранятся в архиве духовного сына владыки Михея, когда-то его келейника, а сейчас митрополита Волгоградского и Камышинского Феодора.
В Ярославле после перемен Церковь очень быстро и органично вошла в жизнь общества. Оказывается, так происходит далеко не везде. А в Ярославле – так. Никому не придет в голову воспринимать Церковь как некую резервацию, где люди живут своей изолированной от всех жизнью. И большую роль в этом сыграл архиепископ Ярославский и Ростовский Михей с его авторитетом и любовью к людям.
В Крым!
Монахиня Елисавета (Николаева) в годы, когда Ярославскую епархию возглавлял владыка Михей, по его архиерейскому благословению занималась подростками. (Сейчас матушка возрождает монашескую жизнь в Исаакиевой пустыни – в глухом месте на границе Ярославской и Вологодской областей.) Ее подопечные и трудными подростками не были, и глубоко воцерковленными тоже. Обыкновенные мальчишки. Задача была увести их с улицы, привить основы нравственной жизни, научить азам Православия.
И вот задумала мать Елисавета съездить со своими подопечными в Крым. Вместе с ней поехали игумен Борис (Баранов), сейчас епископ Некрасовский, викарий Ярославской епархии, и несколько молодых людей из духовного училища. (Семинарии в Ярославле еще не было.) Дмитрий Ильичев, Владимир Нешин сейчас священники, Ярослав Волков теперь монах Игнатий.
Год шел 2000-й. Денег не было. Поэтому план был таков: ехать электричками и за билеты не платить. Для этого заготовили письмо к бригадиру поезда: «Уважаемый бригадир поезда! Нижайше просим Вас помочь детям из малообеспеченных семей добраться туда-то и туда-то. Мы совершаем паломническую поездку по святым местам».
Но бригадиру поезда какого? Сделали «шапку» и оставили под ней много места, чтобы вписывать туда номера поездов. В конце концов эта «шапка» дошла до слов «Уважаемый бригадир», потому как этих бригадиров было бесконечное множество.
Идея владыке Михею понравилась. Поездку он благословил, отслужил молебен, взял листок с именами паломников, и группа отправилась в путь.
«Господь проводил нас по самым значительным местам»
Монахиня Елисавета рассказывает:
– Маршрут был составлен так. Например, едем мы на электричке Москва–Белгород. Когда белгородский участок заканчивается, пересаживаемся на другую местную электричку и едем в сторону Харькова. И таким образом мы планировали добраться до самого Крыма. Естественно, бесплатно.
Мы никогда не думали, что наше паломничество продлится не семь дней, как мы запланировали, а в 2,5 раза дольше.
Постольку мы передвигались на электричках, то на нас все обращали внимание. Начинали заводить разговоры, спрашивать, откуда мы. А ехали мы не просто так. Мы с иконами ехали. Основной была икона Царской семьи.
Ехали мы не просто так – мы с иконами ехали. Основной была икона Царской семьи
Утверждать, что дети молились, это было бы слишком громко сказано. Но, тем не менее, когда какой-нибудь такой момент наступал и шел кто-то из проверяющих, они усердно хотя бы «Отче наш» читали.
– Как на вас реагировали? Хоть один кто-то отказал? – интересуюсь у инокини.
– Никто. Был момент, когда нам могли на законных основаниях отказать. Тогда был первый год, как Украина вводила свои правила на границе. Первый раз нам где-то в Харькове сказали, чтобы мы хотя бы документы на детей показали. А у нас не только билетов, так и документов на детей не было. Ни свидетельств о рождении, ни справок.
– И как же вы вышли из положения?
– Кто-то отвлекал проверяющего, и в результате о нас забывали. И мы ехали дальше. «Пройдешь незамеченным».
Владыка Михей (Хархаров) И где мы только не побывали! Допустим, мы едем. Пассажиры с детьми разговаривают. «А где ваш старший?» Вот он, старший. «А вы куда едете? Да вы что! Вы проедете мимо Иоасафа Белгородского? Да такого быть не может!» И мы тут же вещи хватаем, выкидываем их на перрон, выскакиваем – и к мощам святителя Иоасафа. Тут же нас принимают на ночь в каком-нибудь монастыре. Потом мы попадаем к Серафиму (Тяпочкину) в Ракитное. И так много раз.
Вот так Господь по самым значительным местам нас и проводил.
Едем дальше. «А вы, что, мимо проедете? Там же Белогорский монастырь в горах!» Едем в знаменитые Белые Горы.
Везде мы ночевали, везде нас кормили, давали продукты, деньги. Мне Ярослав Волков – он еще не был монахом Игнатием – как-то «попенял»: «Ты мне говорила, что скоро уже должны к Симферополю подъезжать, а я смотрю, смотрю – и все сплошные Донбасские горки…»
Так мы попали и в монастырь Касперовской иконы Божией Матери. Где это, мы вообще не могли понять. А тем более показать на карте. Опять выскакиваем, вещи выбрасываем, собираем их прямо на перроне, потому что сказали нам о монастыре за одну станцию до прибытия. Кто из детей спал, кто не спал – все в кучу.
«Мы колесили, выходили где ни попадя… А в Херсонес прибыли как раз на престольный праздник!»
Когда мы уезжали, владыка Михей благословил нас побывать в Севастополе и Херсонесе. А у нас это ну никак в маршрут не вписывалось. Но что такое молитва старца! Мы прибыли в Херсонес 27 июля – как раз на всенощную накануне дня памяти князя Владимира. Прибыли на то место, где он крестился.
Это кто так мог бы рассчитать-то?! Мы колесили, выходили где ни попадя… А в Херсонес приехали на всенощную престольного праздника.
Такой праздник, а у них ни читать, ни петь некому. И тут мы приехали! Как раз к службе
А там только-только образовался мужской монастырь. И были в нем настоятель и один послушник. Такой праздник, а у них ни читать, ни петь некому. А тут мы приехали – будущие священники. Такие голосищи! Мы и на следующий день участвовали в службе. Возглавили крестный ход к месту, где крестился князь Владимир.
Народищу собралось огромное количество. А потом ко мне подошла женщина – видимо, не просто православная верующая, а еще общественная деятельница. Она говорит: «Вы знаете, сколько мы писали, чтобы нам разрешили крестный ход Россия–Украина! Никто не ответил. Россия ответила сама: вы пришли. Россия сама пришла к нам».
Представьте, она говорила правду. Мы тогда шли с песней о Царских мучениках. А ее, оказывается, знали уже многие: «Вся Россия пала ниц и еле дышит». Мы шли и постоянно ее пели. Ведь мы были в Крыму до прославления семьи страстотерпца императора Николая, а через месяц состоялся Собор, который их прославил. А мы шли и постоянно пели. Шли с иконой цесаревича Алексия, которая была написана еще в 1997 году. И песню подхватывали.
Песню о Царственных мучениках мы везде пели – шли и пели. И везде народ ее подхватывал
Когда мы были в Касперовском монастыре, то сестры с игуменией провожали нас. С километр, а может, больше прошли с нами вместе, и молились вместе, и песню с нами вместе пели. Это вообще что-то удивительное было.
На Украине после одного крестного хода такая была трапеза, такой праздник был! И мы все вместе эту песню пели. Кто знал, кто не знал, все к нам присоединялись. Там припев-то понятен: «Николай, Александра, Алексий, Мария, Ольга, Татиана, Анастасия».
«А теперь вам надо на мыс Фиолент»
А заключительный момент был такой. Мы в Херсонесе. Ну, куда еще больше – везде были, даже в Севастополе, везде. Вроде пора домой возвращаться. И вот я выхожу из храма, а на паперти кто-то и говорит: «А теперь вам надо на мыс Фиолент». Ну, я просто услышала. Больше ничего.
Батюшка говорит: «Ну что, возвращаемся?» Я: «Там кто-то сказал, что нам надо на мыс Фиолент». Он: «А где это?» Я: «Не знаю». – «Иди спроси». И минуты не прошло. Я возвращаюсь на паперть – никого нет.
Говорю батюшке: «Никого нет!» Он: «Ну… Подустали уже все». – «Так ведь сказали же, что надо на мыс Фиолент!..»
Ощущение было такое, что тебе сказали через кого-то сверху.
Стали искать, где этот мыс Фиолент. Спрашивали у людей. В конце концов нам сказали: там-то и там-то; надо ехать на автобусе.
Доехали мы до этого места. А это был последний автобус. Выходим. Стоим. Куда идти, непонятно. Перед нами военная база. Везде колючая проволока. К морю не подойти.
Тут уже появились всякие недовольства. Накопилась усталость, ведь две недели ездим. Надо что-то делать. Стали спускаться вниз. Спускаемся, спускаемся… Бесконечно спускаемся вниз. Дима Ильичев говорит: «Я посчитал: почти 2000 ступенек».
Спускаемся вниз с продуктами, с вещами. Дошли до КПП. Думаем: «Сейчас расположимся, отдохнем. Везде нас принимают, все нам удается. Палатки поставим на берегу моря…» А на КПП часовые: «Нет, никак нельзя! Без разрешения командира не имеем права».
Просили, просили, просили, просили. Нет – и все! «И что нам теперь делать?» –«Немедленно поднимайтесь наверх».
С вещами!!! Только одно помню, как сказал тогда Дима Ильичев: «Да, здесь без Иисусовой молитвы не подняться». Это я четко помню. (Он теперь регент архиерейского хора, отец Димитрий, настоятель и благочинный. Ну, а Володя Нешин диакон теперь.)
Поднялись мы в конце концов вверх на две трети нашего пути. Нашли какую-то площадку – плато, решили остановиться. И там нельзя. Солдатики сказали: «Идите ищите командира. Может, разрешит. Где-нибудь наверху встанете».
А это место я с детства помню по фильму «Алые паруса». Эти бухты, скалы. Это море. И никого кругом. Представляете? Везде, где мы до этого проходили по берегу Черного моря, везде были люди. Дети могли искупаться. А мы с батюшкой идем, одетые во все монашеское, как положено. Народу кругом тьма. А здесь – ни-ко-го. Море, скалы, дельфины и мы. А в море – вдали – скала, а на ней огромный крест.
А здесь – ни-ко-го. Море, скалы, дельфины и мы. Вдали – скала, а на ней огромный крест
Мы стали спрашивать: что там за место? почему там крест? Оказывается, там в свое время разбился греческий корабль. Но моряки молились великомученику Георгию, и он их спас. Их выбросило на берег. Никто не погиб, не утонул. И благодаря этому спасению чудесному на побережье был воздвигнут монастырь великомученику Георгию. И на тот момент, когда мы пришли туда, этот монастырь только-только начинал восстанавливаться.
– Наши, русские его восстанавливали? – спрашиваю я матушку Елисавету.
– Да.
В конце концов мы созвонились с командиром. Он сказал: «Уже поздно, вы пока палатками встаньте, где остановились, а поутру приходите».
Утром командир собрал все свое руководство, показал нам воинскую часть, пригласил на большой обед. Мы все вместе сфотографировались. Приняли нас как родных, все открыли, все показали. Так они благодарили, что мы пришли. Я не знаю, почему это было, но было именно так.
Потом мы спустились к морю. И прожили там три дня. Нам туда носили продукты. А мы отдыхали на берегу моря. Дети купались. Ни-ко-го! Представляете, хоть бы одна душа живая была. Только солдатики стояли на КПП – и все. А Фиолент… В общем, отдохнув там, мы отправились восвояси.
«Все в руце Божией»
А в это время в Ярославле вот что происходило – мне об этом потом рассказывал мой духовник отец Феодор (протоиерей Феодор Иванов. – Ред.): «Прихожу к владыке Михею по своим делам на прием. А он на меня смотрит и говорит: “Отец Феодор, а как вы думаете, где сейчас мать Елисавета?” (Время-то уж все вышло: мы ведь собирались в Крым на семь дней.) – “Не знаю, владыка. В руце Божией”».
«В руце Божией» – потому что по-другому никак не скажешь. Так и было.
Поехали мы назад. Сидим на вокзале ночью. Все уже спят, а мне что-то не спалось. Писала в дневнике что-то. Подходит ко мне девчушка лет тринадцати и говорит с таким украинским акцентом: «А что вы тут сидите? Куда едете? Я сирота, мне так плохо. Возьмите меня с собой». Говорит со слезами на глазах.
Пристала: возьмите и возьмите! Я и так, и сяк… А она: «Я все равно с вами поеду». Тогда я ей говорю: «Знаешь, Катя. Мы сейчас на поезд садимся. Все равно будет проверка, тебя высадят, а потом будешь добираться неизвестно как». Уперлась: «Высадят – так высадят». Я и подумала: «Если есть воля Божия ребенка увезти – значит, увезем. Нет – значит, нет».
Сели мы в поезд, едем. А уже такой порядок ввели: на контрольной станции из вагона все выходят и только потом заходят по паспортам. А у нее с собой никаких документов нет. Я опять ей говорю: «Вот сейчас тебя и высадят».
Объявляют: «Станция такая-то. Приготовьтесь к выходу». А все мои уснули. И ребята, и батюшка. Да как уснули! Я говорю: «Выходим!» Никто не реагирует. Думаю: «Я и будить не буду, пусть спят». Видимо, не я так подумала, а кто-то мне подсказал: «Не буди».
Я сижу, заходит патруль. «Вы в монашеском одеянии. Вы – монахиня?» – «Да». – «А это кто?» – спрашивают. Говорю: «Дети спят. Паломничали. Такая тяжелая дорога была». – «Сколько вас?» – «Четырнадцать человек». Даже не пересчитали! Ушли! Все остальные заходили по паспортам.
Едем дальше. А у меня, видимо, шок от того, что я пережила. Просыпается отец Борис, спрашивает: «Когда выходить на проверку?» Я и говорю: «Да все уже проехали, нас всех пропустили. А вы дрыхнете… Нет бы помолились!» Тут все стали просыпаться. Так вот и Катя попала в Россию. Что с ней было дальше, это ее история. А я о нашей истории рассказываю, о том, что все в «руце Божией».
***
И все это произошло по молитвам владыки Михея. Он о нас с первого дня молился! Когда мы приехали из Москвы в Ярославль где-то в восемь или девять вечера, я пулей помчалась в епархию, несмотря на поздний час. Меня Феврония встречает: «Иди быстрей рассказывай. Владыка уже не спит сколько ночей!»
А как он слушал! Вы бы видели его глаза, когда он слушал. Где мы были, что мы делали. Все до мелочей. Я два часа ему рассказывала и уходила уже ночью от него. Вот так-то…