Остаться людьми: страшная эпоха в истории двух семей

Нет, и не под чуждым небосводом,
И не под защитой чуждых крыл, –
Я была тогда с моим народом,
Там, где мой народ, к несчастью, был.

Анна Ахматова

Когда я вышла замуж, мы с мужем с удивлением обнаружили, что его бабушка и мой дедушка – ровесники, с разницей в один день. Они родились в 1907 году: его бабушка Мария – 2 мая, а мой дедушка Владимир – 1-го. Когда они встретились, им было по 83 года. Как сейчас помню их встречу. Маленькая сгорбленная бабушка Маня, пожимая руку дедушке, сказала: «Какой холодненький!» На что он ответил: «Голодненький?»

Они до последних дней не теряли чувства юмора. Хотя жизнь им выдалась нелегкая, со всеми скорбями эпохи.

Прабабушка, Мария Беляева Бабушка мужа Мария родилась в Воронежской губернии, в селе Талы. Семья была немаленькой. Держали небольшое хозяйство: корову, лошадь, свиней, овец. Мария рано вышла замуж за своего односельчанина Ивана Брилева. Родились две девочки. Во время коллективизации, хотя они считались середняками, их раскулачили, забрали всё в колхоз. Семье пришлось идти туда работать за трудодни. В 1932–1933 годах настал сильный голод, люди массово умирали. Это было время второго голодомора, во время которого, по последним данным, погибло до 7 миллионов человек^[1]. Мария запомнила, как обезумевший от голода сосед ловил суслика. Он долго сидел около норы, караулил, а когда поймал – съел сырого вместе со шкуркой и сразу умер. Эти воспоминания подтверждают, что голодомор коснулся не только Украины, как намереваются представить в последнее время некоторые исследователи, но и других регионов тогдашнего СССР, в том числе России.

Моя свекровь, Тамара Брилева (слева), с сестрой Спасаясь от голода, семья бежала в Грузию, где были дальние родственники. По дороге голодные дочки кричали: «Мама, дай нам хлебушка!» В эшелоне их попутчики, семейная пара, видя бедственное положение семьи, просили отдать им Катю. Видно, сильно приглянулась им голубоглазая девчушка. Но Мария с мужем не отдали. Лучше, подумали, в бедности, но всем вместе. Они надеялись, что на новом месте им будет лучше. И эти надежды оправдались. В Тбилиси было не очень сытно, но по крайней мере не было лютого голода. Уже здесь у Марии родилась третья дочка, Тамара – моя свекровь.

В начале 1941 года дедушка мужа погиб, разгружая станки. Нелегко пришлось Марии, тяжело было одной поднимать трех дочерей. Но Господь помог: родственники устроили ее уборщицей в хлебный магазин. Крошечки, которые оставались после нарезки хлеба, спасли их в голодное время.

Эти крошечки, которые оставались после нарезки хлеба, спасли их в голодное время

И после свекровь за всю свою жизнь не выбросила и крошки хлеба, всегда всё за всеми доедая. Умела радоваться простой немудреной пище.

Жили тогда очень трудно. До сих пор помню, как свекровь рассказывала: они с девочками срывали сладкие травинки и ели, представляя, что это пирожные. Жевали цитрамон вместо конфет, так как в нем было какао.

Бабушка Мария через всю жизнь пронесла веру в Бога. Она ходила в тбилисскую церковь во имя апостола Иоанна Богослова даже в советское время, никогда этого не скрывая. Когда тяжело заболела младшая – новорожденная Тамара – и была на грани жизни и смерти, а врачи не могли помочь, бабушка Мария принесла ее в церковь на Причастие. Девочка причастилась, выздоровела и потом почти до самой смерти ничем не болела.

Татьяна Беляева, моя бабушка, 1936 г. Мария всем дочерям дала образование, выдала замуж, старшим помогала растить внуков. Ее руки, узловатые, натруженные, по которым можно было прочесть всю ее нелегкую жизнь, ни минуты не оставались без дела. Даже в глубокой старости она что-то шила, все время хлопотала, постоянно стараясь быть нужной. Я, тогда студентка, как-то услышав, что бабушка Мария что-то вечером шепчет, пришла к свекрови с расспросами. Свекровь ответила, что это она читает молитвы. Уже в преклонном возрасте Мария никогда не вставала и не ложилась, не прочитав молитв, которых знала наизусть множество.

Мой дедушка Владимир Кирилин родился в семье рабочего в городе Ашхабаде в Туркменистане. Позже семья переехала в Тбилиси, тогдашний Тифлис, где в 1923 году он поступил в ФЗУ, работал слесарем, рано женился.

Бабушка Татьяна была из небогатой многодетной семьи. Ее мама, Мария Беляева, моя прабабушка, умерла при ее родах. Отец, Михаил, жил небогато, и одному ему трудно было растить стольких детей. Он решил отдать самую младшую, Татьяну, в приют. Напоследок прадед повел ее в кондитерскую, чтобы накормить. Купил для нее на последние деньги пирожное, сидел, смотрел, как она ест… – и не смог, привел обратно домой. От безысходности он вскоре женился. У мачехи были и свои дети, которым доставалось всё в первую очередь, а падчерицам и пасынкам – что останется. Бабушка рассказывала, как она маленькой продавала на улице леденцы: «Полижу-полижу – голодная ведь, – и опять продаю».

Бабушка рассказывала, как она маленькой продавала на улице леденцы: «Полижу-полижу – голодная ведь, – и опять продаю»

Отец дедушки, Давид Кирилин, имел артель сапожников, в которой сам и работал. В 1937 году его арестовали как врага народа. На чем было основано обвинение простому артельщику, непонятно, но прадед не вернулся, сгинув в сталинских застенках. Дедушку, который в то время работал редактором многотиражки на заводе, объявили сыном врага народа. Это был тяжелейший период в его жизни. В этот момент его очень поддерживала бабушка. Только благодаря ей он пережил это страшное время и не сломался.

Прошло тяжелое военное время, в которое дедушка, не щадя себя, работал на оборонном предприятии. Пришли мирные послевоенные, в которые тоже хватало своих трудностей. Но, несмотря на все горести, он остался глубоко честным и порядочным человеком.

Владимир Кирилин, мой дедушка, 1929 г. После войны дедушка, работая на заводе, был председателем комиссии по распределению жилья. Когда его спрашивали: «Владимир, что же ты сам живешь в ветхом жилье, без удобств?», дедушка отвечал: «Что вы, как я потом буду людям в глаза смотреть?! Что люди скажут?! “Вот, он – председатель жилищной комиссии, понятно, как он квартиру получил!”» Так они с бабушкой, а потом еще и со мной, которую они растили и считали своей третьей дочкой, и жили в тесноте. Только под конец, уже в пенсионном возрасте, когда дедушка работал на другом предприятии, ему выделили однокомнатную квартиру.

Бабушка мужа Мария и мой дедушка Владимир после той встречи прожили еще три года и ушли в возрасте 86 лет, в 1993 году. И вместе с ними, ровесниками века, ушла и эпоха. Эпоха, но не память! Память о голодоморе, о репрессиях, о той страшной войне – жива. И покуда она жива, можно надеяться, что такое не повторится. Эта память – как прививка от исторической амнезии, чтобы мы помнили, сколько пришлось пережить нашим предкам, пережить и, несмотря ни на что, остаться людьми!