Алексей Слободской: «Верю, что книга ‟Закон Божий” была призванием, которое Господь уготовал моему отцу»

Для любого из нас протоиерей Серафим Слободской – знаменитый священник, автор учебника «Закон Божий», который теперь можно увидеть в любой церковной лавке. Для Алексея Слободского – это просто папа, со дня кончины которого 5 ноября исполняется 50 лет. В канун грустного юбилея Алексей Серафимович поделился светлыми воспоминаниям об отце.

Протоиерей Серафим Слободской с семьей

За ужином мы устраивали колокольный звон

Мой папа очень любил детей, и у нас сложилась очень хорошая, сплоченная семейная жизнь. Несмотря на то, что он был очень занят делами прихода и написанием книги «Закон Божий», к нему постоянно приходило много людей, за советом обращались не только священники, но и епископы, он всегда как-то находил время, чтобы пообщаться с нами. Папа был очень жизнерадостным человеком, много шутил.

Вспоминается одна история. Отец Серафим был большим знатоком церковного перезвона и чудесно звонил в колокола. Помню, как мы сидим за ужином, и он говорит: «Давайте устроим колокольный звон». Мы все легонько ударяли ложками по чашкам. Он распределял роли между нами, предлагая быть разными колоколами. Мы веселились, и все были всегда очень довольны. Все было очень по-семейному.

Я бы сказал, что папа запомнился, прежде всего, очень добрым человеком, хотя при необходимости, конечно, мог и строго отчитать.

В этой связи расскажу об одной ситуации, о которой, по-моему, особенно никому не говорил. Лет в 13–14 я учился церковнославянскому языку, и папа дал мне читать Шестопсалмие. Я его выучил, но каждый раз, доходя до конца шестого псалма – «посадил мя есть в темных, яко мертвые века», путал ударение и читал «векА», а не «вЕка», как нужно. Папа дома указывал мне на это, но каждый раз всё повторялось заново.

Однажды на службе я снова читал Шестопсалмие и повторил ту же самую ошибку. В этот момент папа, который находился на амвоне, на всю церковь громко поправил меня: «Века!» Я просто остолбенел и был так сконфужен, что запомнил это навсегда. Даже теперь, доходя до этого места, вспоминаю тот случай, хотя прошло уже больше полувека.

В целом же папа был очень снисходителен и редко сердился на нас, и мне всегда казалось, что он всё знает и всё может сделать. То, как он умел найти выход из любого положения, я вспоминаю до сих пор. Однажды, лет в 6–7, мне как прислужнику к Пасхе сшили новый белый стихарь. Я очень гордился и был рад этому стихарю. Его положили на полку в алтаре, но оказалось, что там проходили какие-то электрические провода, которые прожгли в нем дырку прямо на спине.

Естественно, я очень расстроился, когда это увидел, но папа нашел белую клейкую бумагу и приспособил ее так, что было почти незаметно. Благодаря этому в ту Пасхальную ночь я был облачен в новый стихарь.

Родители считали воспитание детей самым важным делом

Елена Слободская, портрет о. Серафима Слободского Мама и папа очень много делали для детей. Например, устроили, как они называли, «младшее сестричество» при нашем Покровском храме в городе Наяк близ Нью-Йорка. Ведь мальчики могли прислуживать – их было очень много, так что приходилось составлять график. Но на большие праздники прислуживали все. Однажды они вышли вместе, со свечами, и кто-то из приезжих сказал: «У вас тут прислужников больше, чем у Иерусалимского Патриарха».

Девочки же приезжали в храм, некоторые из них пели на клиросе, но мои родители хотели сделать так, чтобы все могли участвовать в жизни Церкви, что было важно для духовного развития. Им сшили голубые платьица с белыми фартучками и косынками, и они тоже по очереди смотрели за подсвечниками и помогали у свечного ящика.

Моя мама во всем поддерживала отца, и даже в его духовном завещании отец Серафим написал:

«И только с помощью её я и мог сделать то малое доброе, что удостоил меня Господь сделать. И пусть знают все наши духовные вожди, какое великое, а может быть, и решающее значение имеет матушка в жизни и трудах батюшки».

Родители считали воспитание детей самым важным делом для любого христианина

Русскую школу они основали тоже вместе, поскольку считали воспитание детей самым важным делом для любого христианина, тем более для священника. Родители уделяли этой работе много времени, подыскивали педагогов, а папа сам преподавал Закон Божий. С ним было всегда очень интересно, он как-то умел разговаривать с молодежью, как, впрочем, и с людьми других возрастов.

Помню, когда я учился в средней школе, папа договорился, чтобы ребят по понедельникам отпускали на час раньше, и подростки могли приходить к нему на уроки Закона Божия. Он ставил им оценки, которые шли наравне с другими в американской школе.

Однажды произошел такой забавный случай: мы пришли на урок, посвященный чудесам. Один ученик, сидевший на задней парте, шалил, разговаривал, ничего не слушал. Папа остановился, назвал его по имени и строго спросил: «Скажи мне, что такое чудо?» Ответил мой двоюродный брат, который громко произнес: «Будет чудо, если он ответит!»

В Лазареву субботу вместо уроков вся школа приходила в храм, отец Серафим нас исповедовал, а на следующий день, на Вход Господень в Иерусалим, мы причащались.

Конечно, в юности я всегда исповедовался у папы, и мне запомнились его доброта и снисходительность. Не помню подробностей, но мне не было трудно ходить на Исповедь к нему. Естественно, он знал о моих недостатках, но, как мне помнится, Исповедь всегда проходила для меня очень хорошо и поучительно. Став постарше, я иногда ездил на Исповедь к батюшке по соседству – к отцу Адриану (Рымаренко), который потом стал епископом Андреем.

В России про папу мне сказали: «Это очень хороший автор»

Когда в конце 1950-х годов вышло первое издание учебника «Закон Божий», мне было только 5 лет. Но работа над ним шла очень долго. Еще в России мой дедушка – иерей Алексей Слободской – говорил папе: «У нас такая большая страна, но не нашлось никого, кто написал бы хороший учебник по Закону Божию». Эти слова засели в душе моего отца, и он часто думал об этом.

Уже будучи в Германии, еще до принятия священства, папа устраивал духовные кружки для молодежи. После войны там было большое стечение русских, многие из них выросли в Советском Союзе и не получили никакого церковного и духовного образования. Именно в то время у него и зародилась мысль составить такой учебник. Поначалу папа думал о нескольких томах, чтобы все было подробно. Он от руки написал первую книгу, которую назвал «Божий Мир», и сам ее в красках проиллюстрировал. Этот том хранится у нас до сих пор. Уже после смерти отца Серафима мама включила «Божий Мир» в «Азбуку», которую она издала.

Серафим и Елена Слободские свадьба

Однако уже в Америке отец Серафим понял, что нужно сделать однотомный учебник. Он знал, что это пособие нужно для родителей, воспитывающих своих детей, для преподавателей приходских школ, и также для взрослых, мало знающих о православной вере, и для семейств, живших вдали от Церкви. Кроме того, папа считал, что она должна быть не слишком дорогой и доступной всем, и в итоге издал ее в том виде, в котором она сейчас существует.

Отец Серафим считал очень важным, чтобы с самого начала для детей всё было написано честно. Он был уверен: нельзя что-то упрощать для детей, чтобы это было им якобы более понятно, ведь они потом увидят эту фальшь и могут совсем отойти от Церкви. И он старался рассказывать обо всем правдиво.

Печатали книгу в Свято-Троицком монастыре в Джорданвилле, и порой мы туда отправлялись на несколько недель. Поскольку машины у нас не было, приходилось просить прихожан или родственников нас отвезти.

Для меня очень важно, что люди оценили отцовский труд

Неподалеку от обители жил протоиерей Михаил Помазанский, который помогал папе и вносил свои коррективы в книгу. А для того, чтобы издать ее поскорее, отец иногда сам платил за клише, хотя у нас и не было больших средств, и сам же участвовал в наборе.

Для меня очень важно, что люди оценили отцовский труд. Часто они говорят мне: «Да я же учился по этому учебнику, это было первое, что я узнал о Церкви». Расспрашивают об отце и говорят, насколько им важна эта книга. Приезжая в Россию и заходя в книжную лавку при любом храме, я всюду вижу «Закон Божий». Помню, в одной церкви в Москве, недалеко от Кремля, спросил, есть ли у них книга протоиерея Серафима Слободского. Женщина мне сказала: «Да, вот она, это очень хороший автор». Я улыбнулся и сказал: «Я знаю, это мой отец». Она широко раскрыла глаза от изумления и дала мне просфору.

Я уверен, что папа написал и проиллюстрировал эту книгу просто Божией милостью. Как сказал в слове на его отпевании владыка Аверкий (Таушев), «это памятник нерукотворный». У меня складывается впечатление, что Бог хранил папу всю жизнь – и в советское время, и на войне, и в немецком плену. Видимо, у него было какое-то предназначение, которое Господь хотел осуществить. И, мне кажется, учебник «Закон Божий» как раз и был таким предназначением: эта книга оказала влияние на жизнь многих миллионов людей и помогла возрождению христианства в России после падения советской власти.

Я думал, папа проживет еще долго

Папа много лет страдал сердцем. По совету врачей он решил обратиться к специалистам и поехать в один из лучших госпиталей США, который уже начинал практиковать операции на сердце. Папа очень надеялся, что они смогут ему помочь, но в то время там могли установить только один шунт, а ему нужно было три. Врачи сказали: «Мы вам помочь не можем, так как три операции вы не перенесете». Мы вместе вернулись домой, поскольку после такого разочарования нам хотелось держаться рядом друг с другом. Но, несмотря на все, я думал, что папа проживет еще долго.

Серафим и Елена Слободские после свадьбы Когда я был с папой в последний раз, то, конечно, не мог предположить, что больше не увижу его. Я уже учился в Свято-Троицкой духовной семинарии в Джорданвилле и за три недели до его кончины приехал с владыкой Лавром (Шкурлой) к нам в Наяк на престольный праздник – Покров Пресвятой Богородицы 14 октября 1971 года. На торжественном богослужении и за трапезой отец Серафим создал радостную и легкую атмосферу празднества и своей бодростью и юмором оживлял всё собрание.

Зная, что вскоре будет День ангела нашего ректора семинарии, владыки Аверкия (Таушева), семинаристы захотели особенно его поздравить, и я попросил папу художественно оформить это послание. Конечно, я знал о болезни отца, но не понимал, насколько все серьезно: мне как-то казалось, что он все же выздоровеет. В итоге он красочно оформил это послание для владыки Аверкия, которое мы вручили ему в Джорданвилле на День его ангела 4 ноября, за день до смерти папы. В семинарском зале было устроено угощение, и брат Игорь, нынешний Первоиерарх РПЦЗ митрополит Иларион, тоже учившийся тогда в семинарии, прочитал эту речь, которой владыка Аверкий был очень растроган.

После праздника я лег спать, но ночью меня разбудил наш декан Евгений Евлампиевич Алферьев, который сказал, что папе стало плохо и мне нужно ехать домой. Он нашел другого семинариста – Дмитрия Киценко, брата протоиерея Бориса Киценко, который отвез меня ночью в Наяк. И только приехав домой, я узнал, что папа уже скончался.

Конечно, мне было очень горестно, я расплакался. В течение следующих сорока дней я оставался с мамой и с семьей, мы каждый день со многими прихожанами служили панихиды по папе.

Я очень чувствую присутствие папы в моей жизни до сих пор. Мне очень грустно, что я не могу с ним побеседовать, у меня очень много вопросов к нему. Когда писал о нем книгу, нашел много пробелов, о которых мне мало известно. Конечно, восполнить их сейчас невозможно. Но я часто вспоминаю его и преклоняюсь перед тем, что ему удалось сделать за такой короткий срок, ведь папе было всего 59 лет.