Понедельник нам не указ

С репетиции спектакля «Вот так фунт! Вот так штука...». Фото: vk.com/russdrama

У меня так уже не раз было. Повезло: попала на концерт симфонической музыки. В сердце мгновенно открываются особые створки, и музыка вливается в него, неспешно, животворяще. Удивляюсь, как жила без нее, как обходилась? Нет, нет, неправильная это жизнь, нельзя так – без музыки, не хочу, не буду... А потом опять обхожусь. До следующего концерта.

Вспомнила об этом вот почему. Несколько лет назад театр Русской драмы значился у меня в любимчиках. Восхищалась я не только прекрасной режиссурой и талантливой игрой, но самим образом жизни коллектива, который можно назвать одним словом – христианский. Со сцены, конечно, можно и должно говорить о высоком и вечном. Многие и говорят. А ты попробуй так жить – высоко и богоугодно. Не у всех получается, очень уж тяжела она, шапка Мономаха, не каждому в пору. А в театре живут так, как говорят, как призывают со сцены. В коллективе и воспитатели, и воспитанники. Знаю, о чем говорю, поверьте уж. Хотя о многом и не знаю, а только догадываюсь. Ведь христианские добродетели тихи и лишнего шума не приемлют.

Знаю, что в театре сухой закон. Даже при полном аншлаге на премьере здесь не выстреливает в потолок пробка от шампанского. Чай, соки, лимонад – хорошо, тихо, по-божески. Помню, как поразил меня в свое время спектакль «По самому по краю». «Спектакль» в данном случае – слово неправильное, это что-то другое – действо, что ли, вот ведь незадача, писатель, а слово не подберу. На сцену вышли... немощные к винопитию люди. Театральных училищ они не кончали, но вышли. На сцену! На публику! Представляю (а скорее всего, нет), чего стоило Михаилу Григорьевичу Щепенко и Тамаре Сергеевне Басниной и уговорить их, и подготовить, и убедить, что надо, надо, надо! Актеры не просто уступили им место – актеры стали им опорой, крепким братским плечом. Помню – у меня дыхание перехватило от особой правды происходящего на сцене.

У меня дыхание перехватило от особой правды происходящего на сцене

Профессиональный актер должен уметь перевоплощаться, а вот от людей, попавших в беду, требуется совсем другое. Смелость сказать о своей немощи, переступить через стыд и смущение, довериться тем, кто смотрит на тебя из зала. Сейчас этого спектакля нет. Наверное, это правильно, нельзя тиражировать беду. Но я, простой зритель, сидела, вжавшись в кресло, и жалела только об одном: этот бы спектакль да на сцену широкую, не камерную, в зал с завидной вместимостью, для зрителей с тем самым грехом, от которого рушатся судьбы, страдают дети, деградирует сам грешник. Уверена – лекция «Не делай так» менее действенна и полезна, чем тот спектакль, в котором люди кричали (!) о собственной беде, собственной боли, собственной надежде.

Вспомню и «Муромское чудо». История, в которую неискушенный в Православии зритель вряд ли поверит. Надо отдать должное режиссеру: правда святой жизни не вбивалась в сознание агрессивно, настойчиво (частенько сталкиваюсь с подобным и, прости, Господи, ропщу). Просто история. Как в той песенке – «Хоть поверьте, хоть проверьте...». История высокой любви и богоугодной жизни. Мы знаем о ней из житий святых, а те, кто житий не читают, узнают о ней из спектакля. И это главное – узнают. Не поверят? Тоже не беда, если не поверят. Вера и неверие – это ведь не диагноз, это конкретное состояние души, оно может меняться, оно легко переходит одно в другое. И если вдруг окажется не поверивший зритель в Муроме, у раки с мощами святых Петра и Февронии, он обязательно вспомнит эту красивую историю – и вздрогнет, думаю, от реальной близости пережитого давно.

Я никогда не считала себя фанаткой театра вообще. Чтобы сражаться за лишний билетик – это история не моя

Я никогда не считала себя фанаткой театра вообще. Да, люблю хорошую актерскую игру, талантливую режиссуру. Но чтобы с ума сходить, охать и ахать, сражаться за лишний билетик – это история не моя. Но один «сбой» в сторону фанатизма со мной все-таки случился. И опять, не поверите, в театре Русской драмы. Я о спектакле «Царь Феодор Иоаннович». Люблю историю. Но иногда, погружаясь в глубинные ее воды, теряю осторожность и забываю напрочь, что об истории повествуют нам люди. Люди, которые могут лукавить, люди, которые могут хитрить, сводить счеты, люди, которые ангажированы. Поэтому всегда стараюсь пристальнее всматриваться в детали, сравнивать, вообще – думать. «Царь Феодор Иоаннович» в театре Русской драмы удивительно совпал с моим ощущением этой страницы русской истории. Было ощущение подслушанных моих дум. Это, знаете, как единомышленника встретить. Радость: да он, оказывается, свой! Вот тут-то и пришлось выпустить из бутылки робко сидящего в ней джина. Смотрела спектакль три раза. Первый – официально, сидя в зале с гордо поднятой головой, второй – ну, вот, привела подругу, а уж в третий раз – как провинившаяся школьница, виновато вобрав голову в плечи. Почему так охотно бежала я на встречу с русской историей? Потому что поведали мне о ней те, кому верю и чьим мнением дорожу. Образ Царя Феодора из навязываемого (а я смотрела спектакли и в других театрах) нелепого, где-то даже слегка шаржированного стал поистине страдальческим, глубоким, трогательным. Моим. Сначала интуитивным, потом – окончательно сформировавшимся.

Вот так несколько лет подряд я приходила в театр Русской драмы за радостью. Меня радовал репертуар, радовала многоплановость актеров, режиссерские находки Михаила Григорьевича и Тамары Сергеевны, радовал сам театр – уютный, совсем не вписывающийся в архитектуру мегаполиса, дом, в котором тепло и сердечно, где напоят чайком, заглянут в глаза, не протокола ради, а как заглядывают родные – как ты? Держись. Трудно тебе, понимаем...

Но жизнь не любит холостого хода. Ей подавай действие, интригу, неожиданность. Вот и я оказалась под тяжелым грузом всего и сразу – и действия, и интриги, и неожиданности. Развернуло меня совсем в другую сторону от Земляного вала с уютным домом под театральным козырьком, деликатно примеривающим к себе платье московского особняка.

Вспоминала? Конечно. Скучала? Еще как. Но – это наше вечное, банальное, неистребимое ожидание очередного понедельника. Вот дождусь – и все станет по-другому. Горизонты расширятся, вертикали определятся, заботы в одночасье иссякнут, и я смогу сделать свои будни емкими, а праздники – неповторимыми. Сколько светлых голов набивали себе больные шишки в ожидании понедельников, как лучшей для себя доли. Пока не поняли, что лучшая доля – та, которая зовется модным нынче словом – онлайн. Я тоже, кажется, поняла. Поздновато, но лучше поздно...

Сегодня иду на премьеру. Конечно, в свой любимый театр Русской драмы. Знаю о премьере немного, но разве это главное? Главное, что я прорвала непонятного происхождения завесу и устремляюсь к чему-то обязательно доброму, настоящему. Как давний зритель, уверена в том, что, как говорят подростки, «сто пудов – будет классно».

И вот уже затеплилась на сцене свечечка. В полной темноте ее огонек сродни негромкому вскрику. Моему тихому: «Наконец-то...». «Вот так фунт! Вот так штука...». Соскучилась. Ловлю каждое слово. И очень быстро понимаю, что залетающие со сцены слова – особые, возбуждают здоровый аппетит, что ли: слушаешь – и еще хочется.

Классика. Это ее каллиграфический почерк. Не каракули, не сокращенные наспех фразы, а полноценные, самодостаточные слова. Каждое – на своем месте. Каждое – со своей сверхзадачей. Наслаждаюсь. А из глубины души поднимается чувство вины за то, что порой пренебрегаю словами старыми и добрыми, глубокими и красивыми, острыми и забытыми. Не смогу уже так говорить. Но хоть послушать...

Авторы и постановщики спектакля объединили необъединимое, на первый взгляд. Островского и Чехова

Авторы и постановщики спектакля пошли на удивительный эксперимент: объединили необъединимое, на первый взгляд. Островского и Чехова. Если бы мне кто-то рассказал о таком, я бы руками замахала – помилуйте, нельзя экспериментировать с классикой! А получилось. Необычно, свежо, и мне уже стыдно за свою трафаретность мыслей. Ведь классика – она на то и классика, что всегда современна и актуальна. В этом ее главное достоинство и основной признак. А в спектакле как раз все современно. Но это не та современность, которую отчаянно, с завидной расторопностью педалируют большие и малые публичные площадки, коверкая язык, «украшая» его нецензурщиной, дешевым сленгом. Театр, сколько помню, насмерть стоит на страже достоинства и уважения к сидящим в зале.

Казалось бы – бытовая история. Страсти, парад человеческих пороков, столько всего подобного происходило и с нами, и с нашими приятелями, и приятелями наших приятелей. Островский и Чехов нам не в новинку, но мы внимаем каждой сказанной со сцены фразе, проживая их, и понимаем – нам, как воздух, нужны и этот спектакль, и эти, такие далекие от политики и такие близкие сердцу, жизненные коллизии. Из которых всегда выход один – разглядеть указующий перст и устыдиться.

Иногда приходится слышать: сколько можно повторять одно и то же. Мы же все знаем, читали, слышали, пережили. Но, вот поди ж ты, можно знать и не разуметь. Тут-то во всей красе и заявляет о себе поговорка: повторение – мать учения. Только повторять можно по-разному. Можно стучать палочками по терпеливому барабану, можно, «не повернув головы кочан», дисциплинированно повторять прописные истины, а можно вот так – затеплить в кромешной темноте смелый огонечек и не давать ему угаснуть с первой минуты спектакля до его финала.

Спектакль «Вот так фунт! Вот так штука...» не просто состоялся, он обрел – и дальше будет обретать – достойную жизнь в репертуаре. А достойная жизнь спектакля – это полный зал, это заискивающее «Нет ли лишнего билетика», это сначала тишина в финале – и уже потом аплодисменты, неторопливые, благодарные. Именно такой биографии желаю новому детищу театра Русской драмы.

Помните, вначале я говорила о том, что, слушая симфоническую музыку, удивляешься, как можно без нее жить? Неслучайно то сравнение. Я вернулась в любимый театр. Да, помотавшись по городам и весям, переоценив многое и поняв: только настоящее имеет подлинную цену. И почему я так долго не открывала эту дверь? Почему не открывала? Хватит «почему»! Главное – открыла. И другим буду советовать не зависать долго над однообразным нашим бытием в растерянности и лени. А идти туда, где тебе протянут дружескую руку. Таких мест много. Но я сейчас не о Церкви и лечебницах, я сейчас о тех, кто трудится на совесть ради нас с вами.

Запомните: спектакль называется «Вот так фунт! Вот так штука...». Премьера. В театре Русской драмы. Земляной вал, дом 64/17. Совсем рядом с метро «Таганская». Найдете, не маленькие... Только не откладывайте до очередного понедельника. Ведь очередной понедельник подобен миражу. Чем ближе, тем он дальше. Нам это надо?