«Наталья, не лезьте в президиум!» (+ВИДЕО)

Известный православный автор Наталья Сухинина почти все свои книги (а их уже больше двадцати) написала на основе реальных историй. Конечно, в них есть и элементы вымысла, но чаще всего они незначительны. Трудно сказать, кто кого находит быстрее: Наталья Сухинина – истории для своих книг или истории – ее. Истории из жизни настолько интересны, что подчас ничего не нужно придумывать, – утверждает сама писательница, – будь то захватывающий сюжет о любовном треугольнике, рассказ о судьбе человека или современная семейная драма. Сложнейшие ситуации – близки и узнаваемы. Но неизменный свет в конце туннеля, который предлагает автор, пожалуй, можно выразить одним словом, духовным и древним, – это слово «агапэ». В переводе с древнегреческого оно означает форму жертвенной, бескорыстной любви.

​

Горькие опыты

– Вы изучаете женские судьбы. Вы изучаете женщину в современном мире. И по вашим книгам видно, как сегодня ей нелегко живётся. Скажите, неужели в нашей жизни нельзя обойтись без страданий? Потому что ваши героини очень много страдали и страдают. Да, вы показываете, что это страдания – очистительные, что они обретают в этом свою опору. Но неужели сегодня, в наше время, по-другому нельзя?

– Всё, что мы называем страданиями, – это всё горький опыт нашей греховной жизни. Приобретая этот опыт, мы мудреем и больше верим в Божью силу, Божье предназначение. Эта цена страдания, она очень высокая! И поэтому страдание просто есть – в силу того, что Господь нам заповедовал жизнь одну, а мы своими греховными поступками извращаем эту жизнь. Господь нас выравнивает, подводит к тому, что Он задумал, к тому, что Он от нас ждёт. Конечно, это больно. А как иначе? Но это же прекрасно. Мы выравниваемся, мы постигаем какую-то Божью мудрость великую.

– Получается, что сегодня быть женой-мироносицей – очень трудная задача. Потому что жена-мироносица в нашем, российском понимании – это женщина, которая обладает такими качествами, как терпение, кротость, самопожертвование. При этом она мужественна, сильна, способна преодолеть массу проблем. И она должна нести тот самый мир людям, в семью, в коллектив, если она работает. Не слишком ли много задач? Мне кажется, это трудная роль. Возможна она в сегодняшней России?

– Трудная, но она есть. Женщин, которые могут называться таким высоким именем, как Мироносицы, – они есть, их много. И мой опыт встречи с ними это подтверждает. Это не голословно.

Наталья Сухинина

– Они все прошли через страдания?

– Наверно, все. Я никогда не задумывалась об этом. Что-то я не помню, чтобы я писала об очень удачливых женщинах, которым не пришлось пострадать. Наверно, нет. Это не мои героини. Может быть, они есть где-то. Но мне не встречались.

Не помню, чтобы я писала об удачливых женщинах, которым не пришлось пострадать. Это не мои героини

Моя книга «Билет до конечной» целенаправленно посвящена материнскому подвигу. Любая жизнь матери – это подвиг, здесь есть что-то из «ряда вон». Как раз там – это то, что «из ряда вон», эти женщины смогли сделать.

– Я прочитала вашу книгу. Там удивляет то, что действительно женщина старается вырастить детей в вере, но получается так, что на них падают все соблазны мира. И они их не всегда выдерживают, что очень разочаровывает мать. Но она не перестаёт биться. Биться за своих детей с молитвой. С помощью веры она побеждает очень многие ситуации. На такой путь, на такую битву (потому что сегодня, получается, идёт битва за душу каждого ребёнка) она идёт не на жизнь, а на смерть.

– Да, на смерть.

– У каждой ли женщины найдутся сегодня силы так биться?

– Нет, конечно. Моя книга – это все-таки моё желание помочь этим женщинам. Ни в коем случае, воспитывая детей, нельзя, я это поняла, рассчитывать на благодарность детей. Потому что материнский труд – это не тот труд, который подразумевает благодарность. Это передовая. Ведь солдаты не за ордена воюют – за победу. Материнский путь – тоже за победу.

Материнский труд – это не тот труд, который подразумевает благодарность

Есть сейчас некая эйфория, я ее наблюдаю. Почему мне хотелось об этом сказать. Заключается она в следующем: «У меня ребёнок церковный. Он постится, причащается. И его уже минует чаша сия. Это у соседки неверующей – наркоманы, пьяницы какие-то. А уж мой – и в воскресную школу он ходит, и на Пасху кричит: ‟Христос воскресе!”»

Так вот – нет! Наоборот: чем ближе к Церкви, тем больше идёт битва за твоего ребёнка! Это важно понимать. Во-первых, не рассчитывать на благодарность. Потому что сколько несчастных женщин: «Я вырастила, я всё. И в результате я получила одинокую старость». Сплошь и рядом. А проблема в ней самой. Не надо было рассчитывать на благодарность. Надо было просто служить. Об этом мне хотелось в этой книжке сказать. Было очень тяжело писать. Потому что, по большому счёту, банальная тема. Уж сколько сказано про материнскую любовь, про материнский подвиг. Боялась банальных слов, боялась, что не зацепит. Вот тут как раз про валидол можно вспомнить, потому что был момент даже полного отчаяния, когда я позвонила одному своему другу и сказала: знаешь, это моя последняя книга. Я больше не смогу ничего написать, потому что она меня опустошила. И сейчас мне радостно, что хорошие отклики об этой книге. И слава Тебе, Господи! А я очень боюсь, когда книга выходит. Я – в окоп, и сижу там, жду, что в меня полетит. Слава Богу, вроде как принимают книжечку. Я благодарна за это Богу, что хватило у меня сил на неё.

Меньше говорить и больше делать

– Русская женщина несла в себе и жертвенность, и кротость, и терпение. Когда нужно было, она была мужественна. Можно сказать, что русская женщина призвана быть женой-мироносицей. Но здесь возникает коллизия. У нас растёт новое поколение девочек, будущих мам, невест. Как им передать все эти качества? Потому что мир кричит совершенно об обратном. Приходишь на светскую книжную выставку. Там книга из серии: «Как выйти замуж» и «Побеждают стервы». Или целая серия советов подобных, как надо быть лживой и стервозной, для того чтобы добиваться своих целей во всех смыслах – и в личной жизни, и не в личной.

Включаешь телевизор, сидит какая-нибудь томная телеведущая, специалист по сводничеству, и говорит о том, что в современном мире хорошие девушки «пролетают», имея в виду личную жизнь. При этом дочки видят своих мам, которые страдают, которые претерпевают. Что им выбрать? Как быть в этой ситуации? Как нам сделать так, чтобы нашу жизнь пронзили те ценности, о которых мы говорим и о которых вы пишете? Чтобы даже этого выбора не было – между соблазном и нормой.

– Я думаю, что здесь нужно каждому вспомнить о своей ответственности, каждому на конкретном месте. Мне, как писателю, – рассказывать именно о таких людях, которых мы сегодня с вами называем жёнами-мироносицами, о реальных, – действительно задуматься: так это же правда! Всегда хорошо, когда в моих книжках бывают фотографии. Мои издатели очень любят показать моего героя – вот он, есть в жизни. Бывают вечера творческие. В последнее время они проводятся в очень больших залах. Слава Богу, идут люди. А почему? Потому что я приглашаю туда этих героев, о которых я пишу. Они могут их увидеть, могут с ними поговорить. Ну, вот сколько хватит сил, я буду заниматься этим. Если человек работает в школе, почему не найти какие-то «кнопочки», на которые можно нажать, чтобы детям что-то рассказать. Ведь столько всего! Если это врач, и к нему пришла девушка аборт сделать – вот твоё место, спаси ребенка. Сейчас посмотреть в её глаза и найти слова, чтобы она ужаснулась тому, зачем она пришла. И меньше говорить. Мы погрязли в словоблудии. Телевизор я не смотрю очень много лет, радио слушаю иногда. Начинают обсуждать тему совершенно пустую. И от того, что мы её обсуждаем, вообще никакой пользы. Потому что всё равно сделают так, как надо. Толку-то что говорить об этом? Такая жизнь короткая, меньше говорить надо, делать больше. Каждый на своём месте.

Повиниться пред отцом

– У вас есть книга о Великой Отечественной войне – «Прощание славянки». Как вы оцениваете сегодняшние попытки в мире, которые иногда перерастают в информационную атаку на Россию, переоценить нашу Победу, отобрать у нас нашу Победу?

– Конечно, с болью, а как иначе? Я – русский человек, у меня отец воевал, эта книга ему посвящена. Он прошел от Москвы до Берлина, он многое мне пытался рассказать. Мне не хотелось тогда слушать, по юности, по дури. Потом стало стыдно, уже после его смерти. Вот эта книга – это попытка как-то перед ним повиниться. И это документальная повесть, это особый жанр. Если я могу что-то в рассказе в своем поменять, домыслить, отклонившись от реальной истории, то здесь это все – как стенограмма, здесь все должно быть четко, это – документальная повесть.

Он многое мне пытался рассказать. Мне не хотелось тогда слушать. Потом стало стыдно

Мне Господь послал удивительного человека – Виктора Георгиевича Гладышева. Слава Богу, сейчас он жив-здоров. Когда на первую встречу пришел со мной, сказал: «Конечно, Наталия Евгеньевна, я вам все расскажу, но, вы знаете, в это никто не поверит, что это было. Никто не поверит, скажут, что вы придумали». Это один момент, который меня насторожил. А второй: мол, «не надо это никому, не нужно это нашей молодежи, не хотят они про войну читать».

А потом, когда книга была написана, вечер провели. Вечер ни в коем случае не мой, я его назвала «Вечер-встреча с героем книги ‟Прощание славянки” Виктором Георгиевичем Гладышевым». Пришло много: мы пригласили и курсантов военных училищ, и суворовцев, кадетов, и просто старшеклассников. К нему очередь выстроилась за книжками. Я ему говорю: «Виктор Георгиевич, помните, вы сказали, что это никому не надо?» А сейчас его везде приглашают выступить, и он не отказывает никому. Он такой прямо стойкий оловянный солдатик, он везде откликается. Даже, знаете, куда его приглашали после этой книги? В посольство Германии! И вот, он их возил туда, на это место, где все события происходили. И, действительно, немцы интересуются нашей историей.

И вы говорите, что искажают нашу историю, и опять же, надо меньше вот этого словоблудия просто! Надо делать дело, надо делать дела – каждому на своем месте. Если растет мальчик в семье, почему не рассказать ему про дедушку, или прапрадедушку уже сейчас, который воевал, который погиб, не съездить на его могилку? Не надо ограждать детей от этой боли, потому что эта боль – целительна. Человек без этой боли не состоится, а мы боимся детей лишний раз огорчить, и это неправильно. Просто надо делать дело, каждому на своем месте, тогда и будем атаки вот этой лжеистории отражать достойно.

– А вы где берете истории для своих книг, где берете героев?

– Исключительно из жизни, исключительно все правда, не вымысел. Как, откуда они появляются – для меня это просто какая-то загадка, потому что мне иногда говорят: «Ой, вот вы должны про мою жизнь написать». Я, кстати, не очень люблю, когда так говорят. «Вот, вы должны про мою жизнь написать». А я думаю: «Во-первых, я никому ничего не должна, во-вторых, если человек считает свою жизнь такой интересный, то меня это уже настораживает». Но я отвечаю всегда вежливо: вы понимаете, у меня очень много долгов перед издательством, и я должна сначала выполнить эти долги, отдать эти долги, и потом, если у меня останется время (времени у меня не так и много, ведь человек я немолодой), может быть, и обращусь. Чтобы не обижать людей. Но столько тем! Они прямо в затылок стоят, их очень много, потому что никогда не придумаешь то, что придумает Господь Бог, ну никогда. Говорят, это непрофессионально – писатель должен уметь придумывать. Я не умею придумывать. Писатель должен писать на компьютере. Я – до сих пор от руки. Я, например, с диктофоном не умею работать, точнее, не могу, мне кажется, это цинично, когда человек тебе раскрывает душу, а тут эта техника все записывает.

– …машина.

– В этом есть цинизм какой-то. И я всегда смотрю в глаза человека, и это разговор. Но мне уже трудно переучиваться, и уже, наверное, так будет и дальше.

– Мне кажется, что самое интересное кино в мире – это документальное, потому что оно реально, и самый интересный рассказ о твоём современнике – это тоже документальный, потому что он реальный.

– Да.

– Я знаю, что вы работали в Самарской колонии для того, чтобы понять и постичь, что приводит женщин в места осуждения.

– Потрясение было! Когда ехала туда, я думала, что увижу таких прожженных уголовниц, а там ведь оказались наши русские тетки, простые, бесхитростные. Где-то чуть-чуть преступили закон, чуть-чуть. И вот, их благополучная жизнь, как карточный домик, развалилась. Когда я это поняла, была очень удивлена. Вот знаете, я всё время всуе говорила, часто повторяла: «От сумы и от тюрьмы не зарекайся». А я там поняла этот смысл – это с каждым может быть, с каждой! Я же с ними познакомилась в храме тюремном. Эти женщины уже поняли всё, что с ними произошло. Они уже ходили на службу в храм, они уже исповедовались и причащались. Когда я попросила благословения у батюшки – к ним обратиться с просьбой рассказать о себе, если есть желание, – и это сделала, они все остались после службы.

– Вы, наверно, много валидола съели, пока разговаривали с осужденными Самарской колонии.

– Много.

Без валидола – не обойтись

– Много лет на берегу теплого моря, в Абхазии, у вас была литературная дача, дом возле Пицунды, куда вы уезжали работать, и к вам в гости летом приезжали ваши друзья – священники, журналисты, писатели – и просто православные люди. Вы описали эти встречи в книге «Записки из ущелья».

– «Благодарю Тебя. Записки из ущелья», да. Я очень любила этот уголок. Я даже там в предисловии написала, что мне уже трудно понять, куда я еду «домой»: или я еду домой в Москву, или я еду домой из Москвы. Это искренне.

– Как живут люди в Абхазии?

– Живут они сложно, трудно, пережили страшную войну с Грузией. Эхо от этой войны, хотя уже почти 30 лет прошло, еще есть. Но они приняли Православие намного раньше, чем мы. У них многому можно поучиться. Это люди, которые уважают старость, которые уважают поступки людей, они очень как-то красиво мыслят. Мне с ними было очень комфортно, и мы жили в дружбе, помогали друг другу, как могли.

– Скажите, когда был грузино-абхазский конфликт, наверняка вы как журналист не остались в стороне и наблюдали вот эту трагедию, все, что происходило и во время, и после. Вы можете сказать, что вас поразило больше всего?

– Меня поразило вероломство той страны, которая напала на Абхазию, потому что это был август, середина августа. Люди отдыхали, лежали на пляжах, купались в море. И вдруг начали падать бомбы, и стали людей эвакуировать. Была жуткая паника. Там же все вместе жили: и абхазы, и грузины, и армяне. Например, жена – абхазка, муж – грузин. И те люди как-то умудрились скрыть, даже соседям не сказали. И отношения соседей, эта святость жизни вместе была нарушена.

Люди отдыхали, лежали на пляжах, купались в море. И вдруг начали падать бомбы

– Еще были «горячие точки» в вашей жизни?

– Осетия в 2008-м году (грузино-осетинский конфликт). Надо признаться, что я переоценила свои силы, я поехала тогда в Осетию с целью написать книгу. Я встречалась с людьми, которые мне рассказывали, что действительно по Цхинвалу ходила Божия Матерь (в 2008-м году в Осетии было явление Божией Матери). Причем рассказывали об этом, простите, не «замоленные» такие вот люди, которые могут что-то домыслить. В частности, мне рассказывал об этом, например, директор хлебозавода – весьма прагматичный человек, у него там предприятие, деньги. Он мне рассказывал со слезами на глазах, что он видел Матерь Божию. Но мне не хватило сил об этом написать, потому что, когда я домой вернулась, то я поняла, что не хватает на книгу, не хватает собранного материала, а ехать второй раз у меня не получилось физически. Многие встречи там, в Осетии, заканчивались тем, что я лежала потом, приняв валидол: так тяжелы для меня были истории, которые я узнавала. Из-за этого не выполнила свой план по сбору материала. Я там пробыла 10 дней, а вернулась, так и не написав эту книгу, к сожалению.

Но в другой моей книге, которая называется «Билет до конечной», есть два рассказа: «Кизил зацветает первым» и «Прощеное воскресенье». Это два рассказа из той моей несостоявшейся книги. Это тоже реальные истории. История про мать, у которой сын пожизненно сидит в грузинской тюрьме. И второй рассказ – о женщине, которая смогла остаться верной своему мужу и не преступить черту, хотя случилась у неё большая любовь. В этих рассказах я кое-что использовала из тех материалов. Но книгу не смогла написать, не хватило у меня сил физических, чтобы рассказать о том ужасе, что там происходил.

Любовный треугольник: есть выход!

– Знаете, еще одна ваша книга идет вразрез с общими представлениями, которые существуют в мирской жизни, – это «Полет одуванчиков».

– Да, да.

– Вы там описали «любовный треугольник». Как правило, любят рассуждать о том, что «должна побеждать любовь», должны «побеждать чувства», очень часто можно от женщин услышать, что «дети вообще не должны мешать личным отношениям». Вдруг появляется ваша книга, где все предстаёт совершенно в ином свете, если говорить о том самом любовном треугольнике. И герои поступают совсем иначе, ставя во главу угла вещи, которые для них в итоге оказываются святы: это долг и дети. Расскажите, пожалуйста, когда вы пишете такие книги, которые идут вразрез с общим мнением, какие отзывы вы получаете от людей не очень воцерковлённых? Церковному человеку и так все понятно, как надо поступить, – по заповедям. А вот если нецерковному попала ваша книжка в руки, то она может вызвать бурю чувств!

– Ну да, вызывает. Но почему я взялась за «Полет одуванчиков»? Эту историю мне рассказывала девочка Даша. Мы с ней дружим. История реальная: она как-то рассказала мне, что «познакомилась с молодым человеком», и я год наблюдала, чем это кончится. Она мне звонила, рассказывала. Сначала она не знала, что у него есть жена. Потом для неё стало ударом, когда она об этом узнала. И все этого тянулось и тянулось. И пока не закончилась эта история, я не бралась за неё. Почему взялась? Потому что очень много пишется о любовном треугольнике в светской литературе. Как правило, это такая грязь, такие подробности, а здесь каждый из этих «трех углов», что называется, поступил, вышел из ситуации достойно. Почему мне это и стало интересно.

– Это стало возможно с помощью веры, с помощью обретения какого-то внутреннего духовного стержня?

– А иначе как? Иначе ничего не получится. Об этом-то и речь, что с каждым это может случиться, с православными в том числе. Таковы люди. И мы знаем много историй, когда такое случается. А здесь каждый подумал об этом – и не нарушил. В общем-то – Божья заповедь!

С каждым это может случиться, с православными в том числе. Таковы люди

Когда я бываю на встречах, меня спрашивают: «У этих героев – семья, а девочка Даша осталась ни с чем?» Да, но она это сделала сознательно, она очень рада (и я отвечаю за свои слова), что она сохранила семью, это дает ей силы. И меня спрашивают, вышла ли она замуж. Я говорю: «Нет, она замуж не вышла, но я, например, глубоко уверена, что за такой христианский поступок Господь ей обязательно должен преподнести подарок, но просто ещё не время. Она чувствует себя очень хорошо, она не в унынии, она не в депрессии, что ‟вот, я сделала этот шаг, и все теперь кончено…”, ничего подобного! Живет хорошей жизнью, учится водить машину. Все у неё хорошо, мы с ней часто видимся».

– Побольше бы таких книг, которые подсказали бы правильный выход…

– Побольше бы таких историй в жизни!

Непубличный человек

– Знаете, человеку творческих профессий свойственны такие качества, как тщеславие и гордыня. Как вы их преодолеваете?

– У меня чувство, что мне тщеславиться-то нечем. Я же себе цену знаю, я же вижу ошибки, которые не видит никто. Думаешь, напиши ты вот книгу-то без ошибок, вот тогда и будешь тщеславиться, а пока…

– Тут не так, там не так, тут не дотянула, там не дотянула…

– Да, вы знаете, у меня вообще такое ощущение, что найдется какой-то человек, который однажды меня разоблачит и скажет: «Что ты из себя вообще строишь? Смотри: здесь ты это пропустила, там это не выписала». Такой вот прокурор…

– Литературный критик.

– Да, настоящий. Поэтому абсолютно у меня нет повода для того, чтобы тщеславиться.

– Да неужели? Вас так любят, ваши книги читают. Они в первых рядах на полках самых крупных православных магазинов.

– Вам искренне говорю: очень тяжело в писательской работе даже не написать книгу, а дождаться, когда про нее уже что-то скажут. Вот когда один оставляет отзыв, потом второй, – так прямо у тебя плечи-то и расправляются.

– А что тогда подвигло вас взяться за перо и из журналистки стать писательницей?

– А само собой получилось. Самая первая книга, которая называется «Где живут счастливые», выдержала очень много тиражей, я сбилась со счету, наверно, уже 15. Просто мы собрали те публикации, которые у меня были уже к тому моменту, получилась книжка. «Какого цвета боль» – этот сборник я уже действительно писала как книгу. Мои издатели говорят: давайте еще что-то сделаем. Хочу сказать, что издательство «Алавастр», с которым я сотрудничаю, – это просто подарок для меня как писателя. Потому что я же знаю, как авторы и издатели живут, – они всегда друг другом недовольны: авторы – тем, что у издателей не те гонорары, которые хотелось бы, а издатели, может быть, тем, что не то пишешь, что хотелось бы. Но у нас это настоящий альянс! Если я прихожу в издательство и говорю: «Я хочу написать…», я еще не успевают закончить фразу, мне уже говорят: «Пишите». Где такое есть? Я это очень ценю. И работать с этим издательством очень приятно, радостно, надежно. А мне очень хочется поделиться с людьми тем, что я переживаю. И трибуна книги дает эту возможность.

– Ну, это переживания верующего человека с духовным опытом.

– Да.

– А как вы прирастали духовном опытом, кто помогал в этом, какие встречи были?

– Во-первых, у меня появился совершенно удивительный духовник, Царство ему Небесное! Это архимандрит Георгий (Тертышников) из Троице-Сергиевой лавры. Я впервые поняла, что такое духовный отец – не просто духовник, а именно отец, – вот в какой момент. Когда у меня умер родной отец, он мне сказал: «Ну, вы уж не скорбите, я постараюсь заменить вам и отца тоже». И когда, например, я собиралась (я работала в Троице-Сергиевой лавре 7 лет экскурсоводом и ездила из Москвы, не ближний путь) утром выехать, он мне звонил и говорил: «Вы приедете в лавру?» Я говорю: «Да, батюшка, я приеду, завтра с утра выезжаем». Он говорил: «Не надо завтра приезжать». – «Почему?» – «Передали сейчас по радио, что очень сильный мороз, а в электричках очень холодно». Ну, разве это не отец?! И он очень многому научил. Он, например, мне всё время говорил: «Держитесь, Наталья, подальше от президиумов». Дал такой совет. И я человек, в общем-то, не публичный, в тусовках писательских не участвую. Стараюсь потише жить – «не лезть в президиум».

«Чем больше живу – тем меньше понимаю»

– Если возвращаться к первым христианам, у них была главная проповедь окружающему миру – любовь. У них были такие отношения друг с другом, что окружающие люди говорили: посмотрите, как они любят друг друга. И вот сегодня подчас заходишь в храм, а там стоит какая-нибудь тетенька за подсвечником или свечным ящиком, и как что-нибудь такое скажет, резкое и неприветливое. Скажите, что происходит с нами? Куда делась любовь первых христиан, в том числе и у нас, у женщин, христианских женщин, которые в церковь ходят?

– Я тоже хочу в этом разобраться. Почему, что не так? Она же в храме, в благодати, она же не матерную речь слышит, да? Она слышит всё время молитвы, Евангелие, Псалтирь, и при этом – такая обозленность на весь мир. Я не отвечу, я сама этого не понимаю. Вообще, знаете, такое чувство, что чем больше я живу, тем я меньше понимаю. Мне раньше казалось, я на любой вопрос могла ответить, а сейчас я этого не знаю, это не сходится с какими-то моими представлениями о чем-то. Все время возникают какие-то вопросы, и, в частности, вот этот. Я не знаю, почему, что с нами происходит, почему мы так ненавидим друг друга... Ведь это же самое главное.

Мы же назвали себя православными, а это накладывает на нас совершенно определенные обязательства

– Может быть, это всеобщее ужесточение жизни нашей? Жизнь жесткая, а в храм-то мы приходим из жизни нашей.

– Но мы же назвали себя православными, а это накладывает на нас совершенно определенные обязательства. Ну, если хотя бы не любить (любовь – это выплеск души), но помочь человеку, улыбнуться ему, утешить его. Это мы можем сделать. А почему тогда такая озлобленность? Не знаю.

– В мире оскудевает любовь, может быть, эти истории из этой серии?

– Мы же должны этому сопротивляться. Кто ж мы тогда?

Вера – это радость

– Небольшой блиц-опрос. Самый близкий вашей душе святой?

– Феофан Затворник.

– Любимый писатель или философ?

– Иван Шмелёв. Удивительный писатель! Я не знаю другого такого писателя, он одним словом может выразить чувства. Это высший пилотаж.

– Самая ценная для вас книга из русской литературы?

– «Лето Господне» Шмелёва, опять же.

– А из ваших?

– А из моих? Меня когда так спрашивают, я говорю, что мои книги – они все мои дети: одинаково их люблю, одинаково их выстрадала, поэтому не могу сказать.

– На какую тему вы никогда не станете писать?

– Я никогда не стану писать… Отец Георгий мне сказал: «Запомните, тема Причастия для вас закрыта, это вам не по чину». И это для меня закрыто.

– То есть никогда в своих рассказах вы не будете трогать эту сторону?

– Даже не буду собственные переживания облекать в слова, потому что нет таких слов. Таких слов нет, которыми можно вообще об этом говорить. Я боюсь этого.

– Историческая эпоха, которая вам нравится больше всего?

– Мне интересно читать о пушкинских временах, о людях той эпохи. Мне кажется, что они особенные, отличаются от нас не в нашу пользу. Наверное, да, эта эпоха.

– О чём вы жалеете?

– Я жалею о том, что у меня всего один сын, и это моя очень большая беда. Ума не было, и вот это сожаление глубокое.

– Монастырь, где вы любите бывать, или любимые места для паломничества?

– У меня очень многое связано с Троице-Сергиевой лаврой, каждый камушек известен (я уже говорила, что работала там экскурсоводом много лет). И раньше казалось, что не смогу прожить без лавры. Говорила: «Господи, я все потерплю, только лавру у меня не забирай!»

– Если бы одним словом вас попросили определить, что дает вера в Бога, то какое это было бы слово?

– Радость.