Архим. Иероним (Шурыгин) Не могу сказать точно, но предполагаю, что многие считают святость уделом избранных. Уделом единиц. Таких гигантов духа, как, например, преподобные отцы наши Сергий Радонежский или Серафим Саровский. А для нас, обычных грешников, это недостижимый идеал. Красивый, сверкающий где-то в небесах, но нереальный по определению.
Как, к примеру, нам, мирянам, хоть на полчасика полностью остановить в голове суматошный бег мыслей? Или абсолютно достойно подготовиться к Святому Причастию? Это же невозможно! – воскликнем мы. А значит, и особо стремиться к этому не нужно – выше головы не прыгнешь. Довольно с нас того, что мы в душе считаем себя православными, носим крестик и иногда, в перерывах между грехами, появляемся в церкви. Воткнём свечку – и вон оттуда!
Однако, посетив в очередной раз Алатырский Свято-Троицкий мужской монастырь и стоя у могилки священноархимандрита Иеронима, я вспомнил одну его интересную и поучительную фразу.
Но вначале немного о личности этого уникального человека.
Подвигом добрым подвизался...
Скажу сразу, в узкий круг его духовных чад я не входил, но к советам батюшки прислушивался. Иногда приезжал, ещё чаще звонил. И он всегда обстоятельно и полно отвечал – хоть из своей келлии, хоть из Москвы, хоть из Екатеринбурга...
И ни разу не прервал разговор, не скомкал его и не сказал: «Сергий, прости, я сегодня ужасно плохо себя чувствую». Только иногда, внезапно остановив речь, надолго замолкал... А когда он принимал людей у нас, в Ульяновске, мы обязательно посещали его всей семьёй. И причиной тому была его несомненная прозорливость.
Отношения с ним омрачались лишь необходимостью скрывать их от нашего первого правящего архиерея. Мы одинаково любили их обоих, но что за бесёнок проскочил между ними? И когда? Не знаю... Говорят, что это тянулось ещё со времён их молодости в Псково-Печерском монастыре.
И, наверное, больше других от этого страдал именно я – редактор православной газеты. Алатырский монастырь Чувашской епархии активно возрождался, информация о нём шла потоком, а печатать я ничего не мог. Но вот однажды, в 2000-м году, восставший из руин монастырь в Алатыре посетил сам Патриарх Алексий II. И они, наконец, встретились – два давнишних псково-печерских трудника: архиепископ Симбирский и Мелекесский Прокл (Хазов) и наместник монастыря священноархимандрит Иероним (Шурыгин). Вместе, среди сонма архиереев, отслужили литургию, причастились Святых Христовых Тайн, в одном ряду стояли на солее и вполне дружески смотрели друг на друга. Фотографию эту храню до сих пор. Очень надеюсь, что именно тогда вся эта их грустная история и завершилась...
И вот теперь они оба упокоились: один – в крипте под алтарём кафедрального собора в Ульяновске (†23.03.2014), а другой – здесь, на монастырском кладбище Алатырского монастыря (†28.08.2013). Два трудника, два Пастыря, а теперь и два соседа. Что им сейчас делить? Оба горели любовью к Богу, оба не щадили своего здоровья ради трудов церковных, и оба, по сути, пожертвовали собою ради нас, грешных. Подав нам этим, кстати, замечательный пример, буквально по апостолу Павлу: «Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил» (2 Тим. 4, 7).
Дивен Бог во святых Своих
Думаю, судьбы этих двух подвижников ещё ждут своих внимательных исследователей, но кратко о жизненном пути отца Иеронима (в миру – Виктора Фёдоровича Шурыгина) я всё же упомяну. Что знаю.
Родился он в 1952-м году на Урале, в глухой деревушке. Но детство и юность провёл в Анапе и Новороссийске. Отец его, офицер НКВД, одно время даже был начальником лагеря в системе ГУЛАГа. Но, несмотря на эту токсичную духовную среду, юноша смог найти свой путь к Богу. Чего ему это стоило в семье, можно легко представить. Да и внешняя среда была ещё та – 1970-е годы, в стране – «развитой социализм», и за увлечение религией можно было легко оказаться «на излечении» в психиатрической больнице. Но Господь миловал.
Жажда духовной жизни и послушание известному кавказскому старцу Илариону привели в 1976-м году будущего отца Иеронима в Псково-Печерский монастырь, под опёку великого Иоанна (Крестьянкина).
Затем, в 1987-м году, уже в сане иеромонаха, он попадает в Грецию, на Святую Гору Афон, а в 1993-м году – в Русскую Духовную Миссию в Иерусалиме. И лишь в 1994-м году приезжает он к Святейшему Патриарху Алексию Второму и просит благословить его на служение в Чебоксарскую епархию.
В итоге отец Иероним оказался в тихом чувашском городе Алатырь, на печальных руинах бывшего славного мужского монастыря
Так, в итоге, отец Иероним и оказался в тихом и небольшом чувашском городе Алатырь, на печальных руинах бывшего славного мужского монастыря.
После революции именно сюда со всей обширной тогда Симбирской губернии свозило НКВД православное духовенство. Всех, вместе с семьями. По ночам во дворе включали трактор, клали на педаль газа увесистый кирпич, и под оглушительный рёв двигателя шли до утра непрерывные расстрелы.
В последующие годы здесь чего только не было – последней была табачная фабрика, в нынешнем храме Святого Сергия Радонежского...
Однажды, в 1996-м году, включив телевизор, я увидел в «Вестях» сюжет из Алатыря. Выступал незнакомый мне батюшка. Он призывал всех откликнуться и приехать возрождать древнюю алатырскую святыню. Говорил о трудностях, а в глазах светилась радость, энергия и абсолютная уверенность в успехе!
Запомнилось. Запало.
Но впервые приехал я сюда лишь спустя несколько лет, примерно в 1998-м году. И показали мне тогда два больших фанерных ящика – они были доверху наполнены... черепами. Это монастырская братия, разгребая остатки табачной фабрики, постепенно вышла на глубинный слой.
Действительно, всё тайное рано или поздно становится явным – передо мной было огромное количество человеческих останков. Но что обращало внимание – в основном косточки были светлые или золотистые. Позже, на Афоне, мне разъяснили – это явный признак святости, признак того, что души этих людей давно уже в райских Небесных Обителях.
Но всё равно, не выходят из памяти останки одной большой семьи: отца, матери и их пятерых малолетних детей. Все их светлые, желтоватые главы имели одну общую особенность – одинаковые по диаметру отверстия в затылке. От револьверных пуль...
Холодеет душа, сжимается сердце, наворачиваются слёзы.
По-человечески грустно...
О восхождении к святости
Но вот наступил день, когда понятие святости из красивой и абстрактной литературной аллегории вмиг превратилось для меня во вполне досягаемую и реальную возможность. И раскрыл нам этот духовный секрет отец Иероним. Дело было так...
Морозной зимой 1998 года я, приготовив на бумажке целый список вопросов, появился у него в монастыре для беседы. Тут подошло время трапезы, и в просторном помещении собрались все – монахи, трудники и паломники вроде меня. Все чинно расселись по рядам и молча ожидали прихода игумена.
И вот, распахнулась дверь, и в трапезную стремительно вошёл отец Иероним. Началась совместная молитва.
Батюшка обернулся к присутствующим и неожиданно произнёс слова, которые я запомнил навсегда
Закончив её, батюшка обернулся к присутствующим и неожиданно произнёс слова, которые я запомнил навсегда. Звучали они властно, убедительно, от самого сердца. Всем нам было тогда абсолютно ясно, что это не прочитанные им книжные истины, а некий «сухой остаток», практический опыт его собственной духовной жизни.
Он сказал:
– Отцы и братия! Я хочу, чтобы вы все (пауза)... стали святыми!
Мы онемели и замерли. Многие даже перестали жевать. Повисла напряжённая тишина...
– Но для того чтобы стать святыми, вы должны стать праведными!
Снова тишина, и снова пауза. Батюшка молча, неспешно всматривался в наши лица. Он переводил изучающий взгляд с человека на человека.
– А чтобы стать праведными, вначале вы должны стать благочестивыми!
Где-то оглушительно звякнула о тарелку ложка. От неожиданности мы вздрогнули…
– А для того чтобы стать благочестивыми, вначале вы должны стать воцерковлёнными! Аминь.
***
...Конечно, он много оставил на земле добрых дел. Но лично для меня самым важным и дорогим его даром останутся именно эти слова. Они открыли мне глаза, окрылили и дали надежду: оказывается, святость доступна для всех?! Неужели и для меня тоже?..